Конфуций - Уроки мудрости

Ныне У-ван[256] утверждает правление Чжоу…
Мудрыми слыли цари у былых поколений:
Чжоуских три государя отныне на небе[257] –
Их продолжатель в столице обширных владений.

Их продолжатель в столице обширных владений,
Хочет поднять он всю доблесть державного рода,
Вечно достоин он неба верховных велений,
Он пробуждает и веру в царя у народа.

Он пробуждает и веру в царя у народа,
Землям подвластным примером пребудет надолго.
Вечно сыновней любовью он полн и заботой,
И да пребудет примером сыновнего долга!

Был он один над землею, любимый народом,
Доблесть покорная стала народа ответом.
Вечно сыновней любовью он полн и заботой,
Тем он прославлен, что следовал предков заветам.

Так он прославлен, что много грядущих потомков
Следовать будет примеру их предка У-вана.
Тысячи, тысячи лет от всевышнего неба
Будут щедроты они получать непрестанно.

Неба щедроты да будут для них непрестанны;
С данью придут Поднебесной предела четыре!
Тысячи, тысячи лет протекут, а потомки,
Разве опоры себе не найдут они в мире?

Царь Просвещенный, он славу имел:
Да, он великую славу имел!
Мира для царства искал он; удел
Мудрого – зреть торжество своих дел.
Был Просвещенный воистину царь!

Небо царю повеление шлет,
Он совершает свой ратный поход –
Чун[258] покарал Просвещенный – и вот,
Город на фынской земле создает[259].
Был Просвещенный воистину царь!

Стены возвел он по вырытым рвам,
Фын он воздвиг соответственно им.
Мелким не стал предаваться страстям,
К предкам – сыновнепочтителен сам.
Был он, державный, воистину царь!

Славными были заслуги царя,
Только лишь стены он Фына воздвиг,
Стали едины пределы страны –
И точно столп царь державный велик.
Был он, державный, воистину царь!

Фын свои воды стремит на восток –
Юй совершил свои подвиги встарь![260]
Стали едины пределы страны –
Царь наш державный им всем государь!
Он, наш державный, воистину царь!

Круглый, как яшмовый скипетр, пруд
В Хао-столице[261]. С востока идут,
С запада, севера, юга… Смотрю:
Нет уж нигде непокорных царю!
Он, наш державный, воистину царь!

Судит наш царь и гадает о том,
Будут ли в Хао столица и дом.
Будет! – решил черепаховый щит. –
Царь наш Воинственный дело вершит.
Он, наш Воинственный, – истинно царь!

Травы питает река наша Фын.
Разве У-ван не трудился один?
Планы исполнил для внуков своих,
Будет доволен почтительный сын![262]
Царь наш Воинственный – истинно царь!

Древен народ наш – с самых первичных времен!
Он Цзянь Юань – праматерью нашей – рожден.
Как порожден был народ наш? Могла Цзянь Юань,
Зная обычай, для жертвы принесть свою дань,
Чтобы бесплодье минуло ее, – и в ответ
Пальца большого владыки верховного след
Видит она, на него наступает… И вот,
Вся задрожав, в тот же миг понесла она плод…
Времени мало ждала она – ей суждено
Было родить и питать государя Зерно.

Месяцы вышли – был первенец ею рожден
Так же легко, как овцою ягненок рожден.
Он ей не рвал и не резал утробу тогда,
Не было матери славной ни мук, ни вреда.
Это ль не чудо явилось у всех на глазах?
Разве верховный владыка не рад в небесах?
Чистая жертва ему не приятна ль была? –
Первенца очень легко Цзянь Юань родила.

В узкий загон для скота положили его[264].
Овцы с быками, жалея, укрыли его.
Был он покинут потом на равнине в лесу –
Но дровосеки его подобрали в лесу.
Брошен младенец на смерзшийся лед в водоем –
Птица его, согревая, укрыла крылом!
Птица едва оставляет ребенка на миг –
Князя Зерно раздается пронзительный крик.
Так был силен и протяжен им изданный звук,
Что все дороги собою наполнил вокруг!

На четвереньках едва только ползает он,
Но, как скала, уже он и могуч и силен!
Пищу едва научился тянуть себе в рот –
А уж бобами успел засадить огород!
Пышно, как флаги, бобы в изобилье стоят,
Пышные злаки красиво посеяны в ряд,
Тучей тучнеет пшеница и с ней конопля,
Многое множество тыкв покрывает поля!

В поле Зерно государь изо всех своих сил
Силам природы взрастить урожай пособил.
Дикие сорные травы сгоняет с земли,
Сеет хлеба, чтобы, ярко желтея, росли.
Вот в скорлупе своей все набухает зерно,
Вот прорвалось, вот росток выпускает оно…
Вот и пробился росток, вот и колос стоит:
Зерна окрепли и стали добротны на вид.
Зернами полный склоняется колос – созрел!
Тай, как наследственный дом, получил он в удел.

Много прекрасных семян раздавал он кругом:
Черное просо и просо с двойчаткой-зерном[265],
Красное сорго и белое! Всюду подряд
Черное просо и просо-двойчатка стоят,
Сжали и в груды сложили весь хлеб на полях,
Сорго – и красным, и белым – покрыта земля,
Носят его на плечах, на спине по домам…
Жертвы приносит народ, что взлелеял он сам!

Как же нам жертву такую готовить дано?
Тот обдирает, а тот растирает зерно,
Тот провевает, тот топчет колосья ногой,
Плещутся всплески – зерно промывает другой.
Варят зерно – вот уж пар над котлами поплыл.
Надо, чтоб каждый посильную лепту вложил!
Надо с полынью для жертвы размешивать жир,
Духам дороги баранов готовить на пир.
Мясо повсюду и варит, и жарит народ,
Чтобы успешно начать наступающий год.

Мы это мясо кладем в деревянный сосуд,
Чистым отваром сосуды из глины нальют…
Стал уж вздыматься от них к небесам аромат,
Неба верховный владыка доволен и рад –
Благоуханью ль, что не запоздало оно?
Жертве ль, указанной нам государем Зерно, –
Той, непорочной, что, свято блюдя, как закон,
Здесь приносили еще и до наших времен!

Густо тростник возле самой дороги растет,
Пусть не потопчет и пусть не примнет его скот!
Вот развернется тростник, свой наденет наряд –
Нежные листья его заблестят, заблестят.
Кровные, кровные братья теперь у меня –
Не разлучайтесь, да будет вся вместе родня!
Вот и циновки для пира подстелены вам,
Низкие столики ставят – опору гостям.

Столики поданы, мат на циновку кладут,
Слуги, сменяясь все время, подносят еду.
Чаши хозяин сперва наливает гостям –
Гости подносят ему, чтобы выпил он сам.
Чаши омыты, но их наполняют опять:
Каждый отставил в сторонку, не стал выпивать.
Ставят соленья и с соусом острым блюда,
Ставят жаркое и печень. Богата еда!
Лакомый самый кусочек – язык и сычуг.
Гусли поют… В барабаны ударили вдруг!

Лук установлен – изогнуты круто углы,
И в равновесии строгом четыре стрелы[267];
Спущены стрелы, в цель они метко летят…
Судя по меткости, гости поставлены в ряд.
Туго натянуты луки резные, и вот,
Каждый четыре стрелы из колчана берет:
В цель как впиваются стрелы! Закончив игру,
Тех, кто не чванился, ценят гостей на пиру.

Пира хозяин – потомок преславных отцов –
Добрым, приятным вином угостить нас готов,
Вот наливает большими ковшами, а сам
Жизни до желтых волос он желает гостям,
Желтых волос и пятнистой спины, как у рыб[268], –
Чтобы друг другу советом всегда помогли б,
Чтоб долголетней счастливая старость была, –
Дни благоденствия множатся пусть без числа!

Ныне вином напоил допьяна,
Нас напитал от великих щедрот.
Тысячи лет да живешь, государь!
Светлое счастье твое да растет!

Ныне вином напоил допьяна,
Данный тобою прекрасен обед.
Тысячи лет да живешь, государь!
Да возрастет лучезарный твой свет.

Свет лучезарный твой блещет кругом –
Ясность высокая с добрым концом!
Добрый конец ты теперь заложил –
Мертвых наместник[269] добро возвестил.

Что возвестил он? Сосуды полны,
Яства в сосудах чисты и вкусны.
В помощь избрал ты достойных друзей[270] –
В них величавость и строгость видны.

В срок величавость и строгость яви!
Сын твой почтительной полон любви.
Не оскудеет любовью твой сын,
Благо вовеки тебе, господин!

Благо какое да будет тебе? –
Вечно счастливый, в покоях дворца
Тысячи лет да живи, государь!
Будет потомство твое без конца!

А каково же потомство твое?
Милость небес навсегда над тобой,
Тысячи лет да живи, государь,
Ты, одаренный великой судьбой!

Как одарен ты судьбой навсегда?
Ты удостоен преславной жены,
Ты удостоен преславной жены –
Внуков отцами да будут сыны!