Автор неизвестен Древневосточная литература - Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»
Так рассказывал Иккю, а дамы заскучали и нахмурились.
10
О том, как Иккю беседовал с тэнгу в Касима
Чтобы осмотреть постройки святилища Касима, Иккю пошёл туда на паломничество. Когда подошёл он совсем близко к святилищу, из чащи, откуда-то из-за деревьев, вдруг выскочило невесть что, похожее на монаха-ямабуси в семь сяку[261] ростом, и, обратившись к Иккю, спросило:
— Что такое Закон Будды?
— Это то, что в груди, — отвечал Иккю.
— Если так, сейчас разрежем и посмотрим! — сказал тот, выхватил меч, сверкавший подобно льду, и приставил его к груди Иккю, туда, где находится сердце.
— Подожди-ка! — сказал Иккю, нимало не смутившись, и произнёс:
Каждую весну
Расцветают в Ёсино
Горные сакуры,
Разруби-ка дерево —
Не найдёшь ли там цветы?
Хару гото ни
Саку я Ёсино но
Ямадзакура
Ки о варитэ миё
Хана но ару ка ва
Когда он так сказал, тот оборотень пропал неведомо куда. Ну разве не удивительна ли такая находчивость?
Тэнгу спросил Иккю: «Что такое Закон Будды?» «Это то, что в груди», — отвечал Иккю. «Если так, сейчас разрежем и посмотрим!» — сказал тот, выхватил меч и приставил его к груди Иккю.
11
О том, как Иккю подарил управляющему земли повязку-ситаоби
Когда Иккю пребывал в Одавара, что в земле Сагами, то, говорят, жил он в хижине одного ронина, которого звали Катаока Ядаю. Управляющий той земли, услышав о том, направил к нему посыльного, чтобы тот передал: «Вы, наверное, устали от долгого путешествия. Ничем не примечателен мой дом, но приходите, отдохнёте с дороги!»
Иккю сказал: «Хорошо!» — и отправился в дом управляющего вместе с посыльным. Управляющий взялся за дело всерьёз, угощал его разными лакомствами, какие только бывают в горах или в море.
И вот, когда подали сакэ, расспросив Иккю о делах, тот попросил:
— Неловко даже спрашивать, но не могли бы вы что-нибудь написать для меня?
Иккю, выслушав, согласился:
— Это легко! Вот как вернусь к себе, так и отправлю вам! — и пошёл туда, где он жил. С ним отправили посыльного со словами:
— Вы давеча пообещали что-нибудь написать, отдайте этому человеку.
А Иккю был, наверное, очень занят. Взял он лежавшую тут же бумагу, на которой Ядаю что-то писал, и отдал посыльному.
Он обрадовался, вернулся и показал это управляющему. Тот развернул, посмотрел — почерк Ядаю. «Удивительное дело! Верно, это посыльный всё напутал», — решил управляющий, вызвал его и расспросил.
— Это он сам мне передал из рук в руки! — отвечал посыльный.
— Наверное, просто растерялся от неожиданности… — И вновь послал того человека с посланием: «Давешняя записка написана почерком Ядаю. Прошу вас, напишите что-нибудь своей рукой!»
— Так он меня настойчиво просил, и почему это я перепутал… — сказал Иккю и передал тщательно перевязанный свёрток.
Посыльный обрадовался, вернулся и передал это управляющему. Тот разорвал свёрток, а там оказалась старая набедренная повязка-ситаоби[262]. Управляющий всплеснул руками и рассмеялся.
А потом, перед тем как идти дальше, в землю Осю, он написал большой иероглиф «Ива» и подарил Ядаю. А ещё была у Ядаю старая ширма, на которой было нарисовано не пойми что. Он спросил у хозяина, что бы это могло быть, а тот сказал:
— Старая она уже, непонятно, что там нарисовано. Родители говорили, не то лошадь, не то бык.
— Если бык, то должны быть рога. Рогов нет, значит, это должна быть лошадь, — заметил Иккю.
Хозяин попросил:
— Кстати, не надпишете ли эту картину?
— Это легко! — сказал Иккю и написал крупными знаками:
«Говорят, что это лошадь».
Ту картину и сейчас очень любят и берегут, как сокровище.
12
О том, как Иккю перевернул тыкву-горлянку
Это случилось, кажется, когда Иккю был ещё учеником. На перекрёстке на Первом проспекте поставил он табличку с таким объявлением:
«Иккю, Старый наставник Японии, обрёл сверхспособности и будет переворачивать тыкву-горлянку! Все, кто желает посмотреть на это, приходите. Будет это в такой-то день этой луны!»
Сделав это, устроил он площадку для представлений в Мурасакино. «Что-то будет!» — решили падкие до зрелищ жители столицы, и вот, стар и млад, мужчины и женщины, знать и простолюдье, беднота и богачи, — со всех ног толпой повалили туда.
И вот, когда площадка заполнилась, выскочил Иккю. Спереди на одежду он прицепил большую тыкву-горлянку, «хётан», в обеих руках держал по палке. Проскакал он с запада на восток, с севера на юг, так несколько раз, а потом громко возгласил:
— Тан-хё-тан-хё-тан-хё… — повторил он раз двадцать, танцуя и подпрыгивая, а как наскакался, сказал:
— Пускай подойдут следующие зрители, пропустите следующих! — и выгнал зрителей с площадки.
Те удивлялись:
— Что это было?
Были и такие, кто разочаровался, а иные ещё говорили:
— Не впервые Иккю нас провёл!
А многие просто долго не могли рот закрыть от удивления.
13
О том, как сочиняли стихи на горе Хиэй
Когда Иккю поднимался на гору Хиэй, с ним был Нинагава Синъуэмон. Он сказал Иккю:
— Только что пришли в голову стихи, я вам прочту. Попробуйте придумать продолжение!
По горной тропе на Хиэй
Бредёшь, собирая —
Хиэ но санро о
Хироиюку кана
Не успел он договорить, как Иккю продолжил:
Нить порвалась,
И рассыпались у подножья
Четыре связки монет[263].
Саситокэтэ
Фумото ни сикан
Но дзэни о харари
Так он сумел закончить стихотворение в один миг. Потом он, поднявшись гору, проказничал там, но об этом уже написано до нас, и мы это опустим[264].
Свиток второй
1
О том, как Иккю купил рыбу-коти и показывал наставнику
Случилось это, когда Иккю был ещё совсем мал. Когда он впервые встретился с Касо[265], тот сказал ему:
— Дзэн передаётся вне писаний и речей, объяснить его невозможно. Самое главное в нём — просветление!
Иккю спросил:
— А что же это за просветление такое?
Касо отвечал:
— Это примерно как на вопрос, что такое «ветер с востока», «тофу», тут же осознать, что это — «коти», «восточный ветер»[266].
Иккю выслушал и ответил:
— Понятно! — а немного спустя к ним зашёл прихожанин, и Касо сказал, обращаясь к Иккю:
— Приготовь-ка тофу, соевый творог!
— Слушаюсь! — отвечал Иккю и тут же помчался на рыбный рынок, купил там рыбу-коти[267], принёс и показал Касо:
— Вот вам тофу!
Касо посмотрел и сказал:
— Что это? Это же рыба, а не творог? Что ты творишь?
Иккю же, как ни в чём не бывало, отвечал:
— Вот только давеча от вас слышал, что если услышишь «тофу», нужно отвечать «коти». Но я, вероятно, ослышался.
Тут наставник его не смог слова сказать от удивления.
Касо приказал Иккю: «Приготовь-ка тофу, соевый творог!» «Слушаюсь!» — отвечал Иккю, помчался на рыбный рынок, купил там рыбу-коти, принёс и показал Касо: «Вот вам тофу!»
2
О малой выгоде и большом вреде
Когда Иккю был юн, учился он у Касо. А сам Касо очень любил мёд.
Иккю, увидев это, попросил:
— Дайте попробовать и мне!
Касо отвечал:
— Если ребёнок это съест, то захиреет и помрёт. Ни в коем случае даже лизнуть не пробуй!
Как-то раз, когда его не оказалось дома, Иккю попробовал лизнуть, и так это было сладко, что он сам не заметил, как съел всё, и осталось совсем немного. Крепко задумался он: «Когда вернётся Касо, как буду оправдываться?» — так долго думал он и наконец догадался.
Была тогда у Касо любимая чайная чашка, — Иккю её разбил, намазал губы мёдом и налил мёда на голову, сделал вид, будто бы горько плачет. Тут как раз вернулся Касо и спросил:
— Что это с тобой такое?
— Вот как приключилось. Достал я чашку, которую вы так бережно храните, ненароком разбил её и подумал — такое вам огорчение, что я скажу, когда вернётесь? Помнил я, как вы недавно говорили: «Съешь этот яд — умрёшь», и съел его весь, и не умер. Тогда ещё и налил себе на голову!
Касо не стал уж и ругать его, только молча удивлялся.
3
О тайной жене Иккю, а также о наставнике
Когда Иккю вернулся из Канто в столицу, неизвестно из каких соображений зазвал к себе жившую у берега на Третьем проспекте бедную женщину, и говорили, что глубока была любовь между ними.