Автор неизвестен - Древневосточная литература - Пряные ночи
Услышав от аль-Амджада эти слова, женщина испустила глубокий вздох и произнесла, указывая на него, такие стихи:
«Стезею расставанья ты пошел, а не я пошла;
Любовь подари ты мне — пришла пора верности,
О ты, что жемчужиной чела, как заря, блестишь
И ночь посылаешь нам с кудрей на висках твоих!
Ты образу идола заставил молиться нас,
Смутив им: уже давно ты смуту зажег во мне.
Не диво, что жар любви сжег сердце мое теперь —
Огня лишь достоин тот, кто идолам молится,
Без денег подобных мне и даром ты продаешь,
Уж если продашь меня, так цену мою возьми».
Услышав такие слова, аль-Амджад спросил женщину: «Ты сама придешь ко мне, или мне прийти к тебе?» Женщина от стыда склонила голову к земле и произнесла слова пророка: «Велик он! Мужчины да содержат женщин[40] и используют то, в чем Аллах дал им преимущество друг перед другом». И аль-Амджад понял ее намек.
Так он узнал, что женщина хочет пойти с ним, и он решил подыскать подходящее место, ибо стыдно ему было приводить ее к портному, своему хозяину.
Тогда царевич пошел впереди, а женщина — сзади. Он ходил с нею из переулка в переулок, пока она не устала и не спросила: «О господин, где твой дом?» — «Впереди, — отвечал аль-Амджад, — до него осталось немного». И он свернул с нею в красивый переулок и прошел его до конца. Оказалось, что улица была не сквозная.
«Да будет на то воля Аллаха Великого!» — воскликнул аль-Амджад. Затем он повел глазами вокруг себя и увидел в конце переулка большие запертые ворота с двумя скамьями.
Аль-Амджад сел на одну из скамей, а женщина села на другую и спросила: «О господин мой, чего ты дожидаешься?». И царевич надолго склонил голову к земле, а затем поднял голову и сказал: «Я жду своего невольника. Ключ от ворот у него. Я велел ему приготовить еду и питье, цветы и вино к моему возвращению из бани». Тогда аль-Амджад подумал: «Может быть, ей не захочется долго ждать, и она уйдет своей дорогой».
Когда ожидание слишком затянулось, женщина сказала: «О господин, твой невольник заставил нас ждать, сидя в переулке», — и подошла к дверному засову с камнем. «Не торопись, подожди, пока придет невольник!» — остановил ее аль-Амджад. Но она не стала слушать его, а ударила камнем по засову и разбила его на две половины. Ворота распахнулись. «Зачем ты это сделала?» — спросил ее аль-Амджад, а она воскликнула: «Ой, господин мой, а что такого? Разве это не твой дом?» — «Да, — отвечал аль-Амджад, — но не нужно было ломать засов».
Потом женщина вошла в дом, а аль-Амджад остался, растерянный, так как не знал, что ему делать. «Почему ты не входишь, о свет моих очей и последний вздох моего сердца?» — спросила его женщина, и аль-Амджад ответил: «Слушаю и повинуюсь, но только невольник задержался, и я не знаю, сделал ли он что-нибудь из того, что я ему приказал».
Царевич последовал за женщиной, и пребывал он в величайшем страхе перед хозяевами этого жилища. Войдя в дом, он увидел прекрасную комнату с четырьмя портиками, расположенными друг против друга. В комнате этой стояли скамейки, устланные коврами из шелка и парчи, а посреди нее находился драгоценный водоем, по краям которого были расставлены подносы, украшенные камнями и драгоценностями, наполненные плодами и цветами, а рядом стояли сосуды с напитками и свечи в подсвечниках. В комнате было полно дорогих материй, там стояли сундуки и кресла, на каждом из которых лежал мешок, полный дирхемов, золота и динаров. Дом этот свидетельствовал о благосостоянии его владельца, так как пол в нем был выстлан мрамором.
Когда аль-Амджад увидел это, он пришел в замешательство и воскликнул про себя: «Пропала моя душа! Но да будет на то воля Аллаха!» А что до женщины, то, увидев это помещение, она обрадовалась и сказала: «Клянусь Аллахом, о господин мой, твой невольник ничего не упустил. Он вымел комнату, сварил кушанья и выложил на подносы плоды и цветы. Я пришла вовремя». Но аль-Амджад не обратил на нее внимания, так как его сердце сжалось от страха перед хозяевами дома. Тогда женщина сказала ему: «Ой, господин мой, сердце мое, чего ты так стоишь?» Затем она подарила аль-Амджаду звонкий поцелуй и произнесла: «О господин мой, если ты условился с другой, то я согну спину и буду служить ей».
Аль-Амджад засмеялся, хотя сердце его было полно гнева и страха. Затем он сел и подумал: «Когда хозяин дома вернется, он точно убьет меня!» Женщина села с ним рядом и стала играть и смеяться, но аль-Амджад по-прежнему был озабочен и сидел нахмурившись.
Тогда женщина поднялась, взяла столик и, засучив рукава, накрыла его скатертью, уставила кушаньями и стала есть. Она сказала аль-Амджаду: «Садись рядом и поешь со мной, о господин!» Царевич подошел, чтобы отведать кушаний, но еда была ему неприятна, и он не смог проглотить и кусочка. Аль-Амджад постоянно поглядывал в сторону двери, пока женщина не поела досыта. Тогда она убрала столик и принялась лакомиться плодами, а затем открыла кувшин с вином, наполнила кубок и протянула его аль-Амджаду. Царевич взял кубок, говоря про себя: «Увы, увы мне, когда хозяин этого дома придет и увидит меня!» И, когда он так сидел, бросая испуганные взгляды в сторону двери и держа в руке кубок, вдруг пришел хозяин дома. А это был мамлюк[41], один из вельмож города. Он служил конюшим у царя, и эта комната была приготовлена им для своего удовольствия, чтобы грудь его там расправлялась и он мог бы уединяться в ней с кем хотел. В этот день он послал к одному из своих возлюбленных, чтобы тот пришел и приготовил для него это помещение. Звали этого мамлюка Бахадур, и был он щедр на руку, раздавал милостыню и оказывал людям благодеяния.
Когда он подошел к своему дому, то увидел, что ворота открыты. Бахадур медленно вошел, опасаясь воров, осторожно заглянул в комнату и увидел аль-Амджада и женщину. Когда глаза царевича встретились с глазами хозяина дома, юноша побледнел лицом и задрожал от страха. Бахадур, увидев, что тот побледнел и изменился в лице, сделал ему знак, приложив ко рту палец, что значило: «Молчи и подойди ко мне!»
Аль-Амджад выпустил из руки кубок и поднялся, а женщина спросила его: «Куда ты?» Он покачал головой и сделал ей знак, что идет по нужде. Затем царевич вышел из комнаты, приблизился к хозяину дома, поцеловал ему руки и воскликнул: «Ради Аллаха, господин мой, прежде чем причинить мне вред, выслушай, что я скажу». Затем он рассказал Бахадуру свою историю от начала и до конца.
Когда мамлюк узнал, что аль-Амджад — царский сын и что с ним приключились такие несчастья, он почувствовал к нему влечение, пожалел его и сказал: «Выслушай, о Амджад, мои слова и повинуйся мне, тогда я ручаюсь за твою безопасность. Если же ты меня не послушаешься, я убью тебя». — «Приказывай мне что хочешь, я не ослушаюсь тебя никогда, так как я отпущенник твоего великодушия», — ответил ему аль-Амджад. И Бахадур сказал: «Войди сейчас в дом, сядь на прежнее место и успокойся, а я, Бахадур, войду к тебе. Тогда ты начни кричать на меня: «Почему ты задержался так надолго?» — и не принимай никаких оправданий, а побей меня, изображая гнев. Иди же и веселись. Все, что ты потребуешь, тотчас явится перед собой. Проведи эту ночь, как ты любишь, а завтра отправляйся своей дорогой. Все это я делаю из уважения к тому, что ты на чужбине, ибо я люблю чужеземцев и считаю своим долгом оказывать им почет».
Аль-Амджад поцеловал Бахадуру руки и вернулся в комнату. Лицо его снова стало румяным, и он сказал женщине: «О госпожа моя, ты развеселила мое обиталище, и это ночь благословенна». А та ответила ему: «Ты так изменился ко мне, я удивлена!» — «Клянусь Аллахом, о госпожа, — сказал аль-Амджад, — я думал, что мой невольник Бахадур взял у меня драгоценные ожерелья, каждое из которых ценою в десять тысяч динаров, а сейчас я поискал их и нашел на месте. Я не знаю, почему мой невольник так задерживается, его обязательно нужно будет наказать».
Женщина поверила словам аль-Амджада, и они стали играть, пить и веселиться. Так они наслаждались, пока не приблизился вечер. Тогда к ним вошел Бахадур (а он переменил на себе одежду, подпоясался и надел на ноги туфли, которые обычно носят невольники), поздоровавшись, поцеловал землю и заложил руки за спину, понурив голову, как тот, кто признает свою вину. Аль-Амджад взглянул на него гневным взором и сказал: «О сквернейший из невольников, почему ты опоздал?» А Бахадур ответил: «О господин мой, я был занят стиркой платья и не знал, что ты здесь, так как мы сговорились с тобою встретиться вечером, а не днем». Аль-Амджад закричал на него: «Ты лжешь, о сквернейший из невольников, клянусь Аллахом, я обязательно тебя побью!»
И он поднялся, разложил Бахадура на полу, взял палку и стал осторожно бить его. Но тут женщина встала, вырвала палку из рук царевича и принялась жестоко бить Бахадура — так, что тому стало очень больно и у него потекли слезы. Тогда мамлюк начал звать на помощь, скрипя зубами, а аль-Амджад крикнул женщине: «Не надо!» — но та говорила: «Дай мне утолить свой гнев на него!» Потом аль-Амджад выхватил палку из рук женщины и оттолкнул ее, а Бахадур поднялся, утер с лица слезы и простоял некоторое время в почтении перед ними обоими. Затем он вытер в комнате пол и зажег свечи.
