Инаятуллах Канбу - Книга о верных и неверных женах
Рыба была длинная, ее невозможно было нести за пазухой, а городские ворота закрывались на ночь, и вор подумал: «В это время, когда ночь на благо воров и молящихся по ночам праведников набросила темное покрывало, остаться в городе, ничего не придумав, значило бы добровольно броситься навстречу собственной гибели. Ведь как только падишах узнает о пропаже рыбы, он прикажет произвести розыск, и тогда никакие предосторожности мне не помог, и рыба превратится в западню. А когда улыбнется утро, когда откроются двери дня и отворят городские ворота, едва ли разумно выносить на виду у всех такую рыбу, ела о которой распространилась по всему свету». После таких размышлений вор решил прибегнуть к хитрости, завернул рыбу в покрывало служанки, которое он прихватил во дворце, наподобие тела грудного ребенка, стащил у продавца цветов букет белых роз, положил их на сверток и, причитая, как человек, которого постигло тяжелое горе, пошел к городским воротам.
— Кто ты такой? — спросили его стражники. — Что делаешь здесь в неурочный час?
— Я бедный и несчастный человек, — отвечал он сквозь рыдания. — Меня опалили и поразили насилия неба и несправедливой судьбы. Был у меня сын, красноречивый, как попугай, он говорил слова, подобные розам, его соловьиные трели озаряли мою бедную лачугу блеском лужаек, и мои помыслы расцветали розами. А сегодня ночью он умер от оспы, поверг меня в вечную скорбь и наложил на мое сердце клеймо горя и печали, как на тюльпане. У меня нет средств похоронить его, как принято в нашем городе, мне стало стыдно злословия врагов и укоров друзей, и я решил похоронить его сегодня же ночью и уложить навеки в могилу, словно в колыбель, чтобы мои родные не догадались о моей бедности и не растравляли моей сердечной раны своими попреками, жалящими как скорпион. Ведь это только усугубит мое горе, а насмешки и злорадство врагов тем паче.
В ответ один стражник с прескверным характером залаял как собака:
— Нельзя в полночь открывать ворота для такого, как ты несчастного, без разрешения начальника стражи! Подожди здесь до утра и перестань реветь без пользы, не прерывай моего сладостного сна. Впрочем, реви, коли хочешь ударов.
Вор тяжко вздохнул, сел в уголок и стал причитать еще громче. Стражники принялись бранить и ругать его, а хитрый вор начал умолять их.
— О вы, чья поклажа на берегу беспечности легка! — сказал он. — Сжальтесь надо мной, упавшим в пропасть скорби и несчастия. Остерегайтесь вздохов несчастных, в душе которых есть горечь печали.
Стражники убедились, что им от него не избавиться, пока они не откроют городские ворота, что только так они спасут себя от его причитаний и стенаний и спокойно заснут. И они поневоле открыли ворота и выгнали его из города. А в городе был другой искусный вор, состоявший в любовных сношениях с одной блудницей. В ту ночь он бодрствовал и, услышав притворные причитания первого вора, сразу смекнул, в чем дело. Он не раздумывая побежал за ним и поспел к воротам до того, как их успели закрыть.
— Что тебе нужно? — спросили его стражники. — Зачем ты хочешь так поздно выйти из города?
— Человек, который только что вышел отсюда, — мой брат, — ответил он. — Его сын, который учил красноречию самих попугаев, в младенческом возрасте покинул этот тесный мир и отправился в просторный мир вечности, повергнув своего отца в скорбь и горести. Я хочу последовать за братом, чтобы помочь ему похоронить сына.
С помощью этой выдумки он тоже вышел из города и побежал за первым вором. Тот же отправился прямо к виселице, где висело три вора. Одна перекладина была пустая. Вор отсчитал от виселицы несколько шагов в сторону, зарыл там золотую рыбу, поднял из-под виселицы окровавленный камень и положил сверху, для приметы, чтобы потом не искать и не трудиться. А второй вор, когда первый копался в земле и зарывал рыбу, поднялся на виселицу и повис на свободной перекладине. Когда вор покончил с золотой рыбой, он из предосторожности снова вернулся к виселице. На этот раз там висело уже четыре человека, и его изумлению не было границ. «Ведь только что эта перекладина была пуста» — подумал он. — Как же теперь там очутились четыре человека? Может, сначала я ошибся? Или память мне изменяет?» Изумление охватило его, он решил проверить все и выяснить, в чем тут дело, провел рукой по груди и носу повешенных, чтобы убедиться, все ли они мертвы и не дышит ли кто-нибудь. Все четыре повешенных были на один лад и ничем не отличались друг от друга. Вор удивился пуще прежнего и остановился как вкопанный, а потом вновь подошел к перекладине, которая вызывала его сомнения, крепко схватил повешенного за нос и продержал целый час, не давая дышать. Но второй вор приучил себя подолгу не дышать и останавливать пульс, так что даже Ифлатун не мог бы почувствовать его. Первый вор, испробовав все возможности, решил прибегнуть к крайнему средству и согласно изречению «последнее лекарство — прижигание, а последняя хитрость — меч» [104], он обнажил свой кинжал и исполосовал лицо висевшего. А тот плут и виду не подал и терпеливо снес удары кинжала, не шелохнувшись. Тогда первый вор отринул сомнения, убедился в полной безопасности и пошел своей дорогой.
После его ухода второй слез с перекладины и откопал рыбу, молва о сказочной стоимости которой распространилась от Рыбы до Луны. Ликуя, он похвалил свою расторопность и сообразительность, потом зарыл рыбу в другом месте, сел в уголке и стал перевязывать раны на лице. Когда же рыба-день выплыла на поверхность из глубин моря и осветила мир своими блестящими жемчугами, он вошел в город и отправился к своей любовнице. Блудница, увидев раны на лице любовника, стала расспрашивать его, но он, соблюдая осторожность, не открыл ей своей тайны.
— Что толку распространяться об этом, — сказал он, — вели-ка лучше привести лекаря, пусть он перевяжет мои раны.
Блудница позвала своих служанок, которые занимались тем же, что и хозяйка.
— Вы уже долгое время промышляете этим ремеслом, — обратилась она к ним. — Нет ли среди ваших посетителей искусного лекаря?
Одна служанка с ужимками и гримасами вышла вперед и сказала:
— Ко мне приходит один искусный лекарь, прославившийся своим умением лечить раны. Каждую ночь он прикладывает бальзам надежды к ранам моих желаний и перевязывает мои внутренние раны.
Госпожа расспросила ее как следует, а потом велела скорей привести лекаря. Тот осмотрел раны вора, похвалил его за стойкость и выносливость и принялся лечить.
А тот вор, который стащил рыбу из падишахских покоев, чтобы убедиться в ее сохранности, отправился однажды туда, где он зарыл рыбу, но увидел, что ее словно водой смыло и что все его труды пошли прахом. Поскольку с перекладины исчез, словно Анка, висельник, лицо которого он исполосовал, он понял, что сам попал, словно рыба, в сети скорби и вернулся в город печальный и горестный, подобно человеку, придавленному великим несчастием. Согнувшись в три погибели, пораженный насилием вращающегося небосвода, он сел в отдаленном уголке, потрясенный печалью и горем, положил голову на колени, словно мяч, по которому ударили чоуганом. Он стал придумывать всякие неразумные решения и выискивать необдуманные шаги, как вдруг услышал громкие крики глашатая, который объявлял, что из падишахского дворца украли бесценную рыбу и что нашедшему ее падишах окажет великие почести и одарит несметными дарами. Несчастный и скорбный вор встал с места и побежал к падишахскому дворцу. Он попросил начальника стражи допустить его во дворец, вымолил сначала пощады, а потом рассказал падишаху все как было.
— Рубцы тех ран, которые я нанес негодяю, — заявил вор, — служат прямой уликой и помогут поймать этого ловкого мошенника. Но пусть властелин наш, которому подчиняется весь мир, издаст указ, чтобы мне никто не мешал разыскивать его.
Падишах предоставил вору в помощь начальника стражи и дал ему полную свободу действий.
Вор начал ходить по городу, он заглядывал во все дворы и закоулки, разузнавая, кого лечат городские лекари. Наконец, в один прекрасный день вслед за тем лекарем он вошел в дом блудницы и увидел ее любовника, который восседал, словно царь, на ложе, вытянув небрежно ноги, и пил одну за другой чаши вина. Раны его уже почти зажили. Первый вор, как только завидел его, рассыпался в похвалах.
— Тысяча славословий такому искусному и ловкому вору, как ты, — говорил он. — В этом мире еще не рождался такой способный человек. Сама судьба никогда не видала столь умелого и совершенного мошенника, как ты. В этом мире искусство воровства благодаря тебе достигло вершины и совершенства. Воистину, мастерство увеличивается исполнителем! А теперь вставай и ступай в шаханшахский дворец, подобный раю, ибо властелин всего мира дожидается твоей милости.
Этот мошенник понял, что нет иного пути, кроме правды, и сказал:
