Средневековая литература - Повесть о прекрасной Отикубо
Садайсе, их отец, главный начальник Левой гвардии, любил своего старшего сына Митиери беспредельной любовью. Все так восхищались этим юношей, император так благоволил к нему, что отец дал Митиери полную волю И исполнял любое его желание. Как только речь заходила о старшем сыне, садайсе так и сиял от восторга, и потому все слуги в доме, вплоть до последнего погонщика быков, наперебой старались угодить Митиери.
Настало первое утро нового года. Все праздничные наряды Митиери были с большим мастерством и вкусом изготовлены его молодой женой. Они ласкали глаз умелым подбором цветов.
Митиери с радостью надел свои новые одежды, чтобы показаться в них всему свету, и первым делом явился в родительский дворец.
Супруга садайсе залюбовалась своим сыном.
– Ах, какая прелесть! – воскликнула она. – У твоей жены золотые руки. Я буду просить ее помочь мне, когда надо будет сшить нарядные одежды для дочери моей, супруги императора. Жена твоя – замечательная рукодельница.
При новогоднем производстве в чины и звания Митиери удостоился высочайших наград. Ему было пожаловано звание тюдзе [33], и он был повышен в ранге. Милость императора к нему все росла.
Муж Саннокими, куродо, вдруг посватался к его младшей сестре.
Митиери стал всячески убеждать свою мать:
– Это хорошая партия. Если уж выбирать жениха среди нашей титулованной знати, то лучшего не найти. Он – человек с будущим.
А на самом деле в сердце у Митиери был тайный умысел. Он знал, что мачеха считает этого зятя бесценным сокровищем. А сколько мучений приняла из-за него Отикубо! Вспоминая об этом, Митиери решил любой ценой сделать так, чтобы куродо бросил Саннокими и взял себе другую жену.
Мать Митиери думала, что если сын ее так расхваливает жениха, значит, и в самом деле этот молодой человек подает блестящие надежды, и потому она иногда приказывала дочери отвечать на его любовные письма. Поощренный надеждой, куродо стал все больше отдаляться от Саннокими.
Даже новогодние наряды, которыми он не мог нахвалиться, пока в доме жила искусница Отикубо, теперь сидели на нем косо и криво. Куродо был рад поводу высказать свое неудовольствие и не надел приготовленных для него праздничных одежд.
– Что это значит? В таком наряде стыдно на людях показаться! А куда девалась мастерица, которая так замечательно шила?
– Она ушла из нашего дома к своему мужу, – ответила Саннокими.
– К мужу ушла? Скажи лучше, не хотела здесь оставаться! Разве в этом доме станут жить хорошие люди?
– Что ж, может быть, и не найдется среди нас людей с необыкновенными достоинствами. Особенно если смотреть вашими глазами, – ответила Саннокими, больно уязвленная словами мужа.
– Как это не найдется? А Беломордый конек? Я в восторге, что такая необыкновенная персона осчастливила этот дом своим присутствием, – с издевкой бросил куродо и поторопился уйти. Теперь он редко приходил и оставался в доме недолго, но и в эти короткие минуты успевал наговорить немало неприятных слов. Саннокими и сердилась и огорчалась, но ничто не помогало.
Взбешенная бегством Отикубо, мачеха мечтала жестоко с ней расправиться, попадись она ей только в руки. До сих Пор Китаноката, можно сказать, была счастливицей. Все ей удавалось. Она так гордилась своими зятьями, так хвасталась ими, но теперь самый лучший, самый любимый зять, сокровище ее дома, куродо, все больше охладевал к своей жене. Китаноката столько стараний приложила к тому, чтобы устроить блестящую свадьбу для своей младшей дочери, и что же! Свадьба эта стала посмешищем всего города. Думая об этих неожиданных напастях, мачеха так истерзала себя, что чуть не слегла в постель.
***В конце первого месяца года выпал, согласно гаданиям, счастливый день, благоприятствовавший паломничеству храм. Китаноката села вместе со своими дочерьми в экипаж и поехала в храм Киемйдзу [34].
Случилось так, что и Отикубо вместе со своим молодым супругом отправилась туда же, но семья тюнагона выехала раньше и потому опередила их. Китаноката совершала свое паломничество негласно, без особой помпы, в сопровождении только нескольких слуг.
Выезд молодых супругов, напротив, был обставлен очень торжественно. Передовые скороходы проворно расчищали дорогу для их экипажа. Скоро он нагнал выехавший раньше экипаж тюнагона и заставил его ехать быстрее, к большой тревоге сидевших в нем женщин.
Когда они выглянули из-за плетеных занавесок, то увидели при свете горящих смоляных факелов, что бык, впряженный в их тяжелый, перегруженный людьми экипаж [35], никак не может одолеть подъем.
Следовавшему за ними экипажу тоже пришлось остановиться. Слуги Митиери начали громко браниться. Митиери подозвал одного из них и спросил:
– Чья это повозка?
– Супруга тюнагона совершает тайное паломничество в храм, – ответил тот.
Митиери обрадовался. Прекрасный случай!
– Эй, слуги! – распорядился он. – Велите экипажу впереди ехать побыстрее, а если он не может, оттащите его в сторону, на обочину дороги.
Передовые скороходы побежали к экипажу тюнагона.
– Бык у вас слабый. Не может идти быстро. Отъезжайте в сторону, дайте дорогу, дайте дорогу!
Митиери крикнул, не дав им договорить, своим звучным и красивым голосом:
– Если у вашего быка силы не хватает, впрягите ему на подмогу Беломордого конька!
– Ах, какая жестокая насмешка! Кто это? – ахнули жена и дочери тюнагона.
Но в это время экипаж их наконец тронулся с места. Челядинцы Митиери начали бросать в него камешками.
– Почему вы не съехали с дороги, как велено?
Слуги тюнагона рассердились:
– Что значит: «Почему?» Напускаете на себя важность, будто слуги высшего сановника… В этом экипаже изволит ехать семья господина тюнагона. Ну-ка, троньте нас, посмейте!
– Как же, послушаемся мы какого-нибудь там тюнагона, – дерзко ответили слуги Митиери и, готовые начать драку, осыпали чужой экипаж градом мелких камней, а потом, перейдя в наступление, оттащили его в сторону, чтобы очистить дорогу для своих господ. К слугам присоединились и передовые скороходы. Люди тюнагона, увидев перед собой столько врагов, поняли, что не смогут с ними справиться, и молча отошли в сторону, а тем временем слуги Митиери столкнули экипаж в канаву.
– Не надо спорить, – говорили даже те, кто первыми начали перебранку.
Женщины в экипаже, и больше всех Китаноката, не помнили себя от обиды и возмущения.
– Кто эти паломники? – спросили они.
– Старший сын главного начальника Левой гвардии, господин тюдзе с супругой. Вон у него сколько слуг и скороходов. Мы не смогли тягаться с ними и потому отступились, – ответили слуги.
– Видно, он ненавидит нас, как самый заклятый враг, раз нанес нам такое жестокое оскорбление. А вспомните, ведь это именно он и выставил нас на посмешище, послав вместо себя другого жениха. Мог бы отказаться от невесты без огласки и кончить дело миром. Таков наш свет! Вдруг, откуда ни возьмись, появляются заклятые враги среди совсем незнакомых людей. За что он так ненавидит нас? – сетовала Китаноката, ломая руки.
Экипаж завяз в глубокой придорожной грязи, ни взад ни вперед! Слуги с такой силой принялись тащить и толкать его, что ободья колес сломались.
– Беда, беда какая! – загалдели слуги и кое-как вытащили экипаж на дорогу, подвязав ободья веревками.
– Не доедут, куда там! – говорили слуги, с опасением глядя на перекосившиеся колеса. Наконец повозка медленно-медленно начала взбираться по склону горы.
Митиери первым прибыл в храм Киемидзу и велел остановить свой экипаж возле самых подмостков для представления [36]. Спустя долгое время показался и экипаж тюнагона. Он еле тащился, покосившись набок и скрипя, так, что, казалось, вот-вот развалится.
Слуги Митиери встретили его градом насмешек:
– Глядите, такие здоровенные колеса и вдруг подломились!
Смотреть праздничное представление собралось несметное число паломников. Возле подмостков свободного места не было. Всюду сидели и стояли зрители. Экипаж тюнагона проехал дальше, чтобы сидевшие в нем женщины могли незаметно выйти из него в самой глубине двора.
Митиери подозвал к себе меченосца.
– Заметь хорошенько, где им отведут места. Мы их займем.
Меченосец поспешил вдогонку за экипажем. Китаноката подозвала к себе знакомого монаха и пожаловалась
– Я уже давно выехала из дому со своей семьей, но нас догнал этот, как бишь его, тюдзе, что ли, и велел слугам опрокинуть наш экипаж в канаву, так что колеса поломались. Из-за этого мы сильно запоздали. Нет ли у вас в храме какой-нибудь свободной кельи, где бы можно было отдохнуть? Меня растрясло в дороге.
– Какая возмутительная дерзость! – воскликнул монах. – Я приготовил для вас хорошие места у самых подшестков, как было условлено заранее. Все другие давно уже заняты. Как бы этот наглый молодой человек не приказал своим приспешникам силой захватить ваши места поистине нынче вас преследует неудача!
