без автора - Сон в Нефритовом павильоне
— Знаешь терем Ледышки?
— Да на что тебе эта замарашка? — засмеялся Чжан.
— Не твое дело.
Чжан почесал в затылке.
— Кажется, в западной части города, и терем ее похож на разрушенную молельню.
Цзи-син разыскал терем по описанию Чжана. Постучал, вышла какая-то старуха и на вопрос Яна о тереме Ледышки указала ему на соседний домишко. Ян подошел к нему и осмотрел: остатки черепицы на прогоревшей крыше, один угол покосился, другой уже рухнул, двор и даже крыльцо заросли травой, словно никто здесь и не живет. Он привязал коня и кликнул хозяев: вышла служанка в рваной и грязной юбке, едва прикрывавшей наготу.
— Здесь живет госпожа Ледышка? — спросил Ян.
— Здесь, ваша милость, — смутилась служанка.
— Я хочу видеть твою хозяйку.
Служанка скрылась за дверью, быстро появилась снова и пригласила Яна войти. Ледышка встретила его на пороге своей комнаты. Волосы гетеры растрепаны, лицо грустное, одета в тряпье.
Ян взял ее за руку и говорит:
— Вы не припоминаете меня? Меня зовут Ян, и мы с вами встречались на мосту Прощание с Весной!
Ледышка в ответ:
— Говорят, что старых знакомых принимают, как случайных встречных, а первых встречных — как лучших друзей. Пока не узнаешь души человека, можешь хоть всю жизнь с ним прожить, а все равно будешь далек от него, как царство Чу от царства Юэ.[453] Но если познал его душу, то кости сгниют, а чувства все равно сохранятся! Или не помните историю с Чжэн Цзяо-фу? Но я тронута вашим вниманием и благодарю за посещение.
Послушав Ледышку, Ян лишний раз убедился, что не так она проста, какой кажется на первый взгляд.
Он присел рядом с ней и вздохнул.
— Странно: вы такая красивая, такая умная, а живете в бедности. Почему бы не быть вам как другие, — румяниться, краситься, наряжаться в красивые одежды?
Ледышка усмехнулась.
— Вы откровенны, я отвечу вам тем же. Я гетера потомственная: мать моя, госпожа Вэй У, была в свое время первой гетерой столицы. Она завещала мне возродить древние обычаи зеленых теремов, и я верна ее завету. Мне тоже хочется быть любимой, но грубость молодых людей не по душе мне. Недавно на мосту Прощание с Весной встретила я чудного юношу, он запал мне в память и разбередил сердце. Сегодня он вновь передо мной, за один день возле него я отдам год своей жизни!
Выслушав эту исповедь, Ян понял, как умна и чиста помыслами отшельница-гетера.
Ян протянул служанке кнут с коралловой рукоятью и сказал:
— Прикажи заложить эту вещицу и принести нам вина!
Вскоре служанка вернулась с кувшином вина, гость и хозяйка выпили по бокалу, по второму, по третьему, и вот уже Ян повеселел и заговорил так:
— В Павильоне Затаенного Аромата наслаждались любовью танский Мин-хуан и Ян-гуйфэй, в Беседке Бесконечной Весны пировали чэньский Хоу-чжу и Чжан Ли-хуа,[454] но даже от этих роскошных строений ныне следа не осталось, что уж говорить о родовом тереме госпожи Вэй У? Я намерен восстановить твое жилище, и, пожалуйста, не отказывайся!
Дома Цзи-син задумался: «Судьба улыбнулась мне: мог ли я подумать, что в зеленых теремах можно встретить такую необыкновенную женщину? Столичные юнцы слепы: они проходят мимо неподдельных сокровищ! Но они мне еще позавидуют!» С этой мыслью он отправился к одному из богачей по имени Ван Цзи-пин, который был вхож в дом князя Яна и считался там своим человеком.
— Я попал в крайнюю нужду, — начал юноша. — Не могли бы вы ссудить мне десять тысяч лянов серебра и сто кусков шелку?
Богач на мгновение опешил.
— На что вам столько добра? Вы что-то собираетесь предпринять?
Цзи-син в ответ:
— Поверьте, я не собираюсь пускать ваши средства на ветер.
— Я и не думаю об этом. Но если ваш батюшка узнает, боюсь, он будет недоволен.
Цзи-син улыбнулся.
— Вы правы. Но вам нечего страшиться: всю вину я возьму на себя!
Тогда Ван Цзи-пин согласился выполнить его просьбу.
На другой день, дождавшись ночи, Цзи-син с мальчиком-слугой вышли из дома. В небе появилась ясная луна, пробили третью стражу.
Ледышка ждала с нетерпением: заняла денег и приготовила угощение. Когда в своей неизменной черной шляпе и зеленой рубахе юноша возник в лунном свете на дворе, она выбежала ему навстречу — взявшись за руки, они уселись на ступенях терема и подняли глаза к небу, любуясь прекрасной луной. Оба молодые, красивые, они притихли в сумраке ночи.
Потом служанка принесла вино и угощение, Ледышка спела застольные песни: сначала грустную «Весенний белый снег», что о разлуке с любимым, потом веселую «Высокие горы и быстрые реки», что о встрече возлюбленных.
Цзи-син был очарован кротостью и красотой гетеры, любовное томление овладело им. Когда было уже далеко за полночь, он привлек к себе драгоценную яшму и сорвал ароматный цветок — и была радость любовных игр, и было упоение красотой, и была сладость нежных объятий, пока не запели петухи и не наступило утро.
В тот же день Ян прислал Ледышке пять тысяч лянов серебра. Гетера тотчас пригласила плотников, и закипела работа.
Прошел уже месяц с тех пор, как Цзи-син расстался с матерью. Получив разрешение князя навестить ее, он быстро собрался и выехал в Звездную Обитель. По приезде наспех поклонился деду и ринулся в опочивальню Феи, которая уже знала о его прибытии, выбежала ему навстречу, обняла и залилась счастливыми слезами. Цзи-син был любящим сыном, он от души радовался встрече с матушкой, не хотел ничем ее огорчать, и потому на вопрос, отчего он так похудел, отвечал:
— Просто в дороге устал.
Прибежал Жэнь-син: братья обнялись, сели рядом и начали обмениваться новостями, радуясь встрече.
Назавтра Цзи-син отправился с дедом на прогулку к Павильону Одинокого Камня, вернулся через два дня и, придя к Фее, сказал:
— Весенний воздух пробудил во мне жажду: угостите меня, матушка, вином!
Фея оторопела.
— Ты очень изменился за время, что мы не виделись. А знаешь ли ты, что пить вино вредно? Дедушка твой капли в рот не берет, и мы не держим вина в доме.
Она позвала служанку.
— Говорят, у наших соседей, Ванов, хорошее вино. Купи у них кувшин.
Служанка быстро принесла вино. Обрадованный Цзи-син распечатал кувшин, выпил бокал, и другой, и третий. Фея сначала не могла прийти в себя от изумления, потом отобрала вино у сына и спрятала, высказав свое недовольство. Цзи-син усмехнулся и отправился к брату. Жэнь-син сидел за книгой, строгий и задумчивый.
Увидев брата, Жэнь-син улыбнулся.
— Ну, чем занимался сегодня?
— Немного почитал, потом гулял среди цветов и ив, теперь пришел к тебе.
— Гулять весной — прекрасное занятие, — ответил Жэнь-син. — А успел с кем-нибудь подружиться?
— Говорят, с кем судьба сведет, с тем и дружи: и добрый человек, и злой чему-нибудь да научат. По мне одинаковы и умные, и глупые, и чистые, и грязные!
Жэнь-син пристально посмотрел на брата: несет какую-то околесицу, и лицо в красных пятнах. Неодобрительно покачал головой и говорит:
— Мудрецы древности давали совет: вина остерегайся, друзей выбирай, не торопясь. Они звали к жизни нравственной, добродетельной и трезвой. А ныне что? Всяк норовит облобызаться с первым встречным, с утра пораньше испить отравного зелья. Потому, видимо, даже самые талантливые и разумные люди начинают городить невесть что или вовсе теряют разум. Сегодня такой — в своем уме, завтра — уже полоумный, а послезавтра — и вовсе без ума, творит безумства. Тут ему ничем не поможешь: все равно ничего не поймет, на своем стоять будет. А время быстро бежит — за безумствами он и не заметит, как до седых волос доживет. Ты не задумывался над этим?
Цзи-син кивнул и отвечал брату так:
— Мудрые речи надо бы записывать на вороте халата! Я слышал, что все живое в мире происходит от любви. Корпеть над книгами да выискивать в них крупицы мысли — это ли занятие для здорового мужчины? Из первозданного хаоса возникли и земля, и небо, они породили солнце, луну, звезды, планеты и живых существ. Мудрецы увидели в этом пример для подражания, ибо здесь одно связано с другим, другое с третьим и так далее. Когда появляется на свет человек, у него только и есть что душа — первозданный хаос. Человек вырастает, начинает задумываться над всем, что видит и слышит, постигает Пять отношений и Семь чувств, все радости и горести жизни. А после того как душа и тело окрепнут, как разум осмыслит мир, начинается зрелость: к тридцати годам человек становится самостоятельным, к сорока обретает непоколебимость и душевный покой, а затем уж ясность ума и великодушие. Но люди-то разные, и души у них разные, а потому одни стараются навязать другим свои мысли и чувства. И тогда слабые поддаются и теряют собственное лицо, сильные противятся и превращаются в хитрецов, скрытных обманщиков. Посмотришь, послушаешь такого — вроде и видом приличен, и говорит правильно, а нет ему веры: видно, что учился многому, а ничего не постиг. Нет, очень разнятся люди, одной меркой всех не измеришь!
