Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

Могилу найдешь ты на ложе своем.
От смерти укрыться в дому невозможно.

Опоенный зельем обмана, ты — слеп.
О мире твое представление ложно.

В ущерб наслажденьям искал ты любви
У той, что тебя ненавидит безбожно.

Судьбы опрокидчивый посох отбрось!
Опора такая, увы, ненадежна.

Из праха взошел ты, и в лоно земли
Заход предначертан тебе непреложно.

Кровавыми глазами ран заплакала война.
Колючий ряд ее зубов улыбкой обнажен.

Клубясь, окутала меня, как туча, битвы пыль.
Как молнию, блестящий меч я вырвал из ножон.

Мечом кольчугу распорол, как будто полоснул
По зеркалу озерных вод, — и витязь был сражен.

Взвивался на дыбы мой конь и упадал скалой,
В жестокой схватке нанося противникам урон.

В пути ночном берет разгон мой вороной скакун
Быстрее вспышки грозовой, секущей небосклон.

Свою решимость я теперь с бессонницей сравню,
Что перебила в час ночной ленивца крепкий сон

Как будто факел смоляной горит в моей руке —
Скачу, мечом пронзая мрак, и убегает он.

В кубки юноша прекрасный льет живительную влагу,
Свод небесный пробудился, блеском солнечным объят,

Горделивые тюльпаны показал нам сад зеленый,
Миртов, сумрачных, как амбра, мы впивали аромат.

«Что ж не видно маргаритки?» — стали спрашивать у сада
«Кравчему в уста вложил я маргаритку!» — шепчет сад

Виночерпий отпирался и отнекивался долго,
Но невольно тайну выдал, улыбнувшись невпопад.

Здесь лепестками роз на глади сонной
Играет ветерок неугомонный.

Река подобна витязя кольчуге,
Копьем пробитой, кровью обагренной.

Колышет ветер чашечки тюльпанов.
Восход зари на них наводит глянец.

Секущий ливень сделал их краснее,
Чем старого вина густой багрянец.

«Скажи мне, ливень, в чем они повинны?» —
«Воруют у прелестных щек румянец!»

Отцом возлюбленной клянусь, — пускай живет он до ста лет! —
В разлуке с ней не знаю сна и верности храню обет.

Ее немилостивых глаз жестокость надобно ль пресечь,
Себя ль бессоннице обречь — кто даст несчастному совет?

Мои верблюды оттого забыли рысь и плавный шаг,
Что мне пути к ее жилью ни днем, ни ночью больше нет.

Завесу ложа я у ней откидывал своей рукой,
Когда задумчиво мерцал в пучине мрака звездный свет.

Я пылко о любви молил и, под покровом темноты,
Своею страстью побеждал ее стыдливости запрет.

Я счастлив был, во мгле ночной лаская черноту кудрей,
Обилье пышных завитков, похитивших у ночи цвет.

Ее дыханье чище рос! Напитка слаще этих уст
Найти вовек не суждено, хоть обойди ты целый свет!

Ее улыбке нет цены! Как ожерельем подарит,
И скажешь ты — одна в одну жемчужин ряд на нитку вздет!

Ее благоуханье вдаль уносит ветер поутру,
Чтоб розы амброй напоить, когда начнется их расцвет.

Откуда веет аромат — известно ветру одному.
«Где милая моя?» — спрошу. Пускай мне ветер даст ответ.

Вдоль заросли болотных трав и терний стоит ей пройти,
Как вместо них пахучий лавр да ива шелестят ей вслед.

Ты стройнее, чем газель с горных склонов Неджда.
Пусть расскажет о тебе ветерок прохладный.

Из округлого холма вкупе с ветвью гибкой
Создала природа стан девы ненаглядной.

Что же обернулась ты в горький час разлуки,
Жалости полна к моей доле безотрадной?

Сердце, очи — все твое! Уходи скорее,
Чтоб ослушаться тебя даже взору моему было неповадно!

Поутру звучаньем струн разбуди кувшин и кубок!
Тихий ветер на лугу всколыхнул покров цветистый.

На рассвете пить вино — вот блаженство, если рядом
Разливается певец, белозубый, голосистый.

Спите, звезды! Красотой затмевая ваши очи,
Дивные глаза цветов изливают свет лучистый.

Мир окутала заря торжествующим сияньем.
Волшебство ее лучей пронизало воздух мглистый.

Мы любуемся тайком виночерпием-красавцем.
Кубки наполняет он влагой пьяной и душистой.

Для того похищен блеск у зубов его жемчужных,
Чтобы нас вино с водой тешило игрой искристой.

Кубок светлого вина у него в руке сверкает,
Словно полная луна блещет в дымке золотистой.

Темноту пронизали лучи
Или отблеск бесценной парчи

Заиграл у тебя на щеке?
Вьется прядь, как змея, на виске.

Что губительней — эта змея
Или взоры, как стрел острия?

Из упругого лука бровей
В сердце метишь ты жертве своей.

Пронзено и мое, трепеща,
Как свеча на ветру, как свеча!

От бессонных ночей я устал.
Кто мне тернием ложе устлал?

Морем слез не залить мне огня:
Пламя жажды сжигает меня,

Когда молнии блещут в ночи,
Как в руках абиссинцев — мечи.

Валенсия — блистающее чудо! —
Встает перед очами всякий раз,

Своим великолепьем подтверждая,
Что я правдив и не люблю прикрас.

Ее и морем, и речной долиной
Создатель наделил, утешив нас.

Под стать прекрасной деве с крепкой грудью,
В зеленый нарядившейся атлас,

Она ветвей зеленых рукавами
Стыдливо закрывается от глаз.

О, как красноречива песня певчей птицы!
Качаясь, ветвь зеленая под ней клонится.

Так веселись в тени, что нам дарует сад!
В нем звонкие ручьи струятся и журчат.

Броди вдоль тех ручьев, врачующих нам душу,
Пей чистое вино, напевы лютни слушай.

Деревьев много там, плоды на них висят,
На блюдо сладостей похож цветущий сад.

Как от бессонницы страдающий влюбленный,
Желт спелый мандарин, а вот цветок зеленый,

Восточный ветер увлажнил его росой;
И дерево, гордясь своею красотой,

То аромат вокруг себя распространяет,
То изумрудного листвой своей играет,

То улыбается, то вид его суров,
Когда разгневанно глядят глаза плодов.

Из кубка дай друзьям вина напиться,
На рощу призови дожди пролиться,

Пляши с омытыми дождем ветвями,
Перекликайся звонко с голубями.

Мир и усладу ветер навевает,
Он с апельсинным деревом играет,

И захмелели ветви на мгновенье,
Пьянящего отведав дуновенья.