Unknown - Исэ моногатари
И кавалер снова —
«Пусть возможно, что вишен цветы,
хоть ветер и дует,
не осыплются с прошлого года,—
увы, трудно верить
женскому сердцу!»
А дама снова в ответ —
«Еще безнадежней,
чем цифры писать
на текущей воде,
любить человека,
что не любит тебя!»
Эта дама и кавалер, что так состязались друг с другом в сравненьях неверности, были, верно, в тайной связи.
50
В давние времена кавалер при виде того, как один человек в саду перед домом хризантемы сажает, сказал:
«Посадить — посадишь,
но осени не будет,—
и не зацветут они.
Цветы и опадут, но корни,
они засохнут ли?»[58]
51
В давние времена жил кавалер. От одного человека ему прислали разукрашенные рисовые пирожки, и он в ответ:
«Кувшинки срывая
для меня, ты, о друг,
бродил по болоту.
Охотясь на поле, теперь
и я для тебя постарался»[59]
проговорил и послал фазана.
52
В давние времена кавалер встретился с дамой, с которой так трудно встретиться было, и в то время, когда еще говорили друг с другом они, запел петух.
«Что это значит,
что поешь ты, петух?
Ведь в сердце моем,
что не знает никто,
еще темная ночь…»
53
В давние времена кавалер даме, бывшей жестокой, сказать послал:
«Идти — я не иду к тебе…
И вот скитаюсь
по стезям сновидений…
На рукаве моем — что же:
роса ль с пространств небес?»[60]
54
В давние времена кавалер, не успев добиться той дамы, в которую был он влюблен:
«На вид ты уж больше
не любишь меня…
Но все ж каждый раз,
лишь слышу слова от тебя,—
верится им!»
55
В давние времена кавалер лежал — тосковал, вставал — тосковал и от чрезмерной тоски —
«Рукав мой — не шалаш
ведь из травы…
А все же —
стемнеет только лишь —
росы приютом станет».
56
В давние времена кавалер, любовь тайную имевший, жестокой даме:
«Отчаявшись в любви,—
себя гублю я сам!
„Из-за себя“ — как червь,
живущий в водорослях, где
и жнет его рыбак».[61]
IX
57
В давние времена с легкомысленным сердцем в любовь играющий кавалер, построив дом себе в месте, называемом Нагаока, там поселился. В дворце там, по соседству, жили женщины — так, ничего себе…
Деревней было то, — и кавалер, жнецов послав на поле, стоял — смотрел. Тут женщины со словами: «То дело ли того, кто любит так в любовь играть?!»— гурьбой за ним в дом ворвались, а кавалер, бежав от них, во внутренних покоях дома скрылся. Тогда они: —
«В запустеньи…
увы, столько лет уж
жилище!
И вестей о себе,
кто здесь жил, — не дает».
Так сказали они и продолжали толпиться тут. Тогда кавалер:
«Да, увы, заросло
травой сорной жилище
в запустеньи это…
И вот на мгновенье
столпились демоны тут».[62]
Так проговорил он, а они ему опять: «А мы — подбирать колосья!» Тогда он:
«Когда я услышу —
отчаявшись в жизни, что вы
колосья собираете,
пойду и я, пожалуй,
с вами на поля!»[63]
58
В давние времена кавалер, что-то имея против столицы, задумал поселиться на «Горе Восточной»[64] и —
«Невмочь мне стало жить!
Пришла пора… отправлюсь
себе искать приюта
в селеньях гор,
где б мог себя сокрыть!»
Итак, он сильно занемог, был на краю смерти, но брызнули в лицо ему водою — жизнь вернулась…
«Поверх меня — роса
лежит… Что это? Брызги
с весла ладьи,
что перевозит
через реку небес?»[65]
Сказал, и жизнь к нему вернулась.
59
В давние времена жил кавалер. Он был занят придворной службой, и сердце его было неверное, отчего жена его обратилась к человеку, ей обещавшему: «Тебе я буду верен», и с ним в провинцию уехала. Кавалер этот отправился посланцем в храм Уса-Хатимана[66] и, услышав, что она теперь женой чиновника в одной провинции, на обязанности которого лежало принимать послов, ему сказал: «Заставь жену свою мне чарку подавать, — иначе пить не буду». Когда та чарку подала, он, взяв на закуску поданные померанцы, так сказал:
«Когда я вдыхаю
аромат померанцев,
ожидающих мая,—
чудится прежней подруги
рукавов этот запах…»[67]
Так сказал он, — и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы.
60
В давние времена кавалер дошел до Цукуси[68] и, услыша, как за занавесью говорят:[69] «О, он любит любовь. Повеса он».—
«Если перейдет кто
реку Сомэгава,
что есть „река Окраски“[70] —
не может быть, чтоб цвета
не было на нем».[71]
Сказал он, а дама в ответ:
«Если б было все — как имя,
то ветрен должен быть
наш „Забавы остров“.
А говорят — напрасно
он прозван так…»[72]
61
В давние времена кавалер годы целые вестей о себе не подавал, и дама — разумной, видно, не была она, — склонившись на слова пустяшные другого, служанкой стала у него в провинции; и тут пришлось ей выйти к тому — своему прежнему знакомцу — подавать обед. Волосы длинные свои она уложила в шелковый фуляр,[73] а на себя надела одежду, длинную с узорами Тояма. «В ночь эту ту, что здесь была, — ко мне пришли!» — кавалер хозяину сказал, и тот ее прислал. «Меня не узнаешь ты?» — кавалер сказал и…
«Прежняя прелесть,
куда она скрылась?
Как вишня, ты стала,
цветы у которой
совсем облетели…»
Проговорил он, а она, стыд ощутив, ответа не дала ему, и когда тот к ней вновь: «Что ж не отвечаешь ты мне?» — она сказала: «Слезы льются — и глаза мои не видят, и сказать что-либо не в силах я». Кавалер тогда:
«И это она,
та, что бежала
от свиданья со мной?
Годы прошли, а жестокость ее —
будто растет все!»
Сказал и, одежду сняв, ей подал, но она, разодрав ее, бежала. И куда ушла — не знают…
62
В давние времена дама пожилая, но в сердце еще хранившая пристрастье к житейским наслаждениям, думала: «А, как бы познакомиться мне с этим столь чувствительным кавалером!» Но случаев удобных высказать свое желанье у нее не было, почему она собрала своих сыновей и им рассказала свой будто бы сон. Из них двое дали ей решительно бесчувственный ответ, а третий разгадал ей так: «Сон приведет к тебе хорошего кавалера», и вид у дамы пожилой был очень довольный. «Все другие лишены чувства. Как бы познакомить ее с этим Дзайго-Тюдзё» — было в мыслях сына. Он встретил его на охоте. Взяв коня под уздцы, он сказал ему: «Так и так, вот в чем дело». Тот сжалился и, к ней отправившись, лег с нею. Но вот после этого кавалер тот показываться перестал, отчего дама, придя к его дому, стала подсматривать сквозь щели ограды.
Кавалер, заприметив ее, сказал:
«Д'о ста лет —
одного лишь не хватает!
Водоросли-кудри…
Облик этот предо мною,—
видно из любви ко мне».
Сказал он и, приказав оседлать коня, поднялся уходить. Видя это, та, не разбирая терновников, шиповников, в смятении побежала и, домой придя, легла. Кавалер же стоял и тайком подсматривал, что делала дама; видит: она лежит и вздыхает…
«Значит и сегодня
одна без милого в ночи
лежать я буду!
Лишь подостлав одну одежду
на узком ложе».
Проговорила она, и кавалеру стало жаль ее; и он ночь эту с нею спал.
Вот пример того века. Любил ли даму он иль не любил, но сердце было у кавалера, что разницы не показывало этой.
63
В давние времена кавалер, ввиду того, что дама не вступала с ним тайком в сношения, в волнении: где она? — сложил:
