Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков
«Поет тебе цепь…»
Поет тебе цепь в Агмате песню свою.
Ни плоти твоей, ни душе нет забытья.
Вонзалось твое копье жалом змеи,
А ныне цепь обвивает тебя, как змея,
Не даст растянуться на жестком ложе твоем —
Обнимет тесней, не жалость, а жало тая.
Лишь богу пожалуюсь в неодолимой тоске,
Услышит меня один лишь творец бытия.
А те, что не ведают, где и как я живу,—
Они мне чужие, они мне уже не друзья.
Какие дворцы ты имел и каких певиц!
А ныне дворец твой — темница, и цепь — певица твоя
«Надо мною пролетает…»
Надо мною пролетает стая горных куропаток,
Пролетает и не знает о темницах, о цепях.
И заплакал я невольно, — я хотел умчаться с ними,
Не от зависти заплакал, мне свидетелем Аллах.
Стать хотел я вольной птицей, чтоб лететь к родным и близким
Чтоб с душою беспечальной не встречать рассвет в слезах.
Пусть они утрат не знают, пусть не ведают разлуки,
Не проводят дни и ночи в нескончаемых скорбях.
Пусть не слышат скрип засова и тюремной двери скрежет,
Пусть не знают, как жестоко отравляет сердце страх.
У меня одно мечтанье — встреча скорая со смертью,
Я не в силах жаждать жизни — цепи на моих ногах.
«О источник моих очей…»
{345}
О источник моих очей, ты заструился снова.
Скорблю и плачу — и жить не хватает силы.
Из сердца рвется огонь, как из вулкана лава,
Сердце мое пожар и потоп вместило.
Вода и огонь враждуют неукротимо,
И только моя судьба врагов примирила,
Унижен я был, просил судьбу о пощаде,
Она же горчайшим горем меня казнила.
От сердца живого кусок оторвать невозможно,
Чтоб это сердце кровью не исходило.
Вы были как звезды, сияли ярче Сатурна
И с неба упали, как пламенные светила.
Хотя бы чашу грехов моих это горе
Перед Создателем в Судный день облегчило!
О Фатх, узнав о смерти твоей, я жажду
С тобою за гробом увидеться, мой милый!
Язид, и тебя хочу увидеть скорее,
Хочу скорее уйти из жизни постылой.
Как ты за Фатхом ушел, о нем сожалея…
Молюсь, чтобы небо к вам милосердно было.
Отец и мать, скорбя, взывают к Аллаху:
Пусть вечный мир осеняет ваши могилы!
И я, и она, и все мы вас не забудем,—
Ни доблести вашей, ни юного вашего пыла.
«О Абу Бекр…»
О Абу Бекр, передай Сильвесу{346} мой привет.
Спроси — вспоминает ли аль-Мутамида он?
От юноши привет передай дворцу,
Который вижу во сне, подавляя стой.
Гостили прелестные лани и воины-львы
В дворце, что стеной неприступною окружен.
Средь тонкостанных красавиц в покоях моих
Много провел я ночей, забывая сон.
Сравнивал с блеском меча, с темным копьем
Светлых и смуглых, их красотою пленен.
Та, чей браслет с речною излучиной схож,
Ночью ходила со мной на зеленый склон.
Пил я вино из чаши и с милых уст,
Был я влюбленными взорами опьянен.
Лютню любимой услышав, я трепетал,
Чудился мне мечей воинственный звон.
Сбросив одежды, подруга подобна была
Ветке миндальной, раскрывшей первый бутон.
Ибн Зайдун
Перевод Ю. Хазанова
{347}
«Далекая, всю жизнь мою…»
Далекая, всю жизнь мою ты вобрала сполна —
И позабыла, кто твой раб, чей мир лишь ты одна;
Его забвенью предала и выжгла, как огнем,
И в сердце даже места нет для памяти о нем!..
Лишь по ночам порой блеснет надежды луч во сне
Тогда я верю: счастья миг еще придет ко мне.
«Как рассказать про горькое житье…»
Как рассказать про горькое житье,
О радость и страдание мое?!
Пускай язык послужит мне письмом
И все откроет обо мне самом:
О том, что знает лишь один Аллах —
Что нет удачи в жизни и в делах;
Потерян сон — он не идет ко мне,
И нет утехи в пище и вине…
Уйти хотел от суетного дня,
Но искушение сильней меня.
Как старец, юность вспомнивший свою,
Я перед солнцем — пред тобой — стою.
Но солнце это — под покровом туч…
А может, ты — луны полночный луч?
«Увы, покинут я…»
Увы, покинут я… Но не из неприязни
Любимая моя меня подвергла казни,
В лицо не бросив мне прямого обвиненья,—
А просто чтоб узнать предел долготерпенья.
Ей нравилось, что я приказа жду любого,
Что умереть готов, когда б сказала слово;
Меня благодарить она не прекращала
За то, что я прощал, — а ей всегда прощал я.
О ивовая ветвь! Газель моей пустыни!
Как сделать, чтоб она меня любила ныне?!
Награды ждет мое похвальное смиренье…
О, как завоевать ее благоволенье?..
«Я вспомнил тебя…»
Я вспомнил тебя во дворце аз-Захра{348} —
Стояла прекрасного лета пора,
Был воздух прозрачен и нежен зефир,—
Несли они сердцу спасительный мир;
В саду серебрились, звенели ручьи —
Как будто упали браслеты твои;
Скользил по деревьям луч солнца косой,
Клонились цветы под обильной росой:
Как будто ко мне заглянули в глаза —
И вот и на них появилась слеза…
Раскрылась вдруг роза, свой сон поборя, —
Все ярче и ярче пылает заря.
И всё здесь — как память о нашей любви,
Она неотвратно теснится в крови,
И сердцу от памяти той нелегко —
Ведь ты недоступна, ведь ты далеко!
Когда бы и вправду меня ветерок
К тебе отнести на мгновение мог,
Пред взором твоим встал бы я — молодой,
Но с бледным лицом, изнуренным бедой…
А если б меня перенес ветерок
В те дни, когда спал еще злобный мой рок
И если б я встретился снова с тобой,
То был бы опять я доволен судьбой!
Ведь ты драгоценней каменьев любых —
Кто любит, находит блаженство без них.
Моя драгоценность, бесценная ты,
Недавно еще, влюблены и чисты,
Друг с другом мы спорили в силе любви…
Ужель ты обеты забыла свои?..
«Взошедшая в небе луна…»
Взошедшая в небе луна — это ты.
Как труден мой путь до твоей высоты!
Как я укоряю жестокость твою,
Но снова любовную песню пою,
И снова огонь раскален добела,
Хоть ты справедливой, увы, не была!
О да, я ошибку свершил без ума,
Но я принужден был — ты знаешь сама…
А разве и ты не свершила ее?
Прости же меня, принужденье мое!
«Превратилась близость в отдаленность…»
{349}
Превратилась близость в отдаленность,
Теплоту сменила отчужденность,
Твоего присутствия лишенный,
Жду теперь я казни предрешенной!
О, поверь мне, в этот час прощальный
Ощутил бездонную печаль я,
Что сама не старится, а старит
И, взамен улыбок, слезы дарит…
Мы любви напиток пили оба.
Но кругом росла людская злоба,
К небесам мольбы врагов летели,
Нашу чашу отравить хотели.
И завистники не обманулись:
Мы в своем напитке захлебнулись,
И на землю рухнули стропила,
Что любовь нам некогда скрепила;
Порвались надежнейшие узы
И рассыпались, как с нитки бусы!
Но ведь были времена — разлуки
Не боялись ни сердца, ни руки;
А сейчас надеждою на встречу
Ни одно мгновенье не отмечу…
Знать хотел бы тот, кто и в несчастье
К недругам врагов не обращался,—
Получили ль повод для злорадства
Вы, нарушив душ святое братство?!
Мне разрыв казался страшным бредом;
Ты ушла — но я тебе лишь предан!
Ты ж врагам для своего позора
Так бездумно услаждаешь взоры…
После бури ведь покой бывает —
Почему ж тоска не убывает?
Даже днем не вижу я светила —
А с тобой светло и ночью было!
Ты была моим душистым миртом,
Лишь любовь владела целым миром;
Древо страсти к нам клонило ветви,
Мы срывали плод любви заветный…
Я не скрою, что твоя измена
Не избавила меня от плена,
И по-прежнему, клянусь Аллахом,
Без тебя весь мир считаю прахом!
И не нужен друг или другая —
Твой, как прежде, раб я и слуга я!..
О, гроза! Лети в дворец тенистый,
Напои там влагой серебристой
Ту, кто в страсти не жалела пыла,
Кто вином любви меня поила,
И узнай, страдает ли в разлуке
Та, что обрекла меня на муки!
Ветерок, лети и ты за ливнем —
От того, кто ею осчастливлен,
Передай привет для той, чье слово
К жизни бы меня вернуло снова!..
Так она нежна, что кожу ранят
Ей браслеты и златые ткани;
Так прекрасна — что всегда в короне
Видит ее взор мой покоренный;
Так светла, что на ее ланитах
Яркий свет созвездий знаменитых.
Не равны мы с ней происхожденьем —
Но любовь известна снисхожденьем…
Дивный сад, прохладный сад, в котором
Все плоды цвели под нашим взором!
О, пора прекрасная услады,
Что дарила сказочные клады!
О, блаженный час, когда надеждой
Укрывали тело, как одеждой,
И как знак божественного дара
Слышался мне плеск аль-Кяусара{350}!..
Вместо райских кущ теперь я вижу
Лишь колючки да зловонья жижу!
Что же делать, коль на этом свете
Мне тебя уж никогда не встретить?
Значит, так нам суждено судьбою —
Встретимся на небе мы с тобою…
Так храни же верность в отдаленье,
Пребывая под Аллаха сенью!
Все равно я не смирюсь с разлукой —
Память о тебе тому порукой,
И тому залогом — сновиденья,
Что увижу нашей встречи день я!
«Своего обета не нарушу…»