Аристофан - Осы

Так проводят меня? Что сказал ты, увы!
Взволновал ты до дна мою душу,
И вниманье мое все сильней и сильней; я понять не могу, что со мною.

Посмотри: ты и сам и народ, весь народ, благоденствовать мог бы свободно,
Если б ты не позволил себя спеленать «благодетелям массы народной».
От Сардинии власть ты до Понта простер, государства себе подчиняя,
Но тебе ничего, кроме платы твоей, не дают, да и ту лишь по капле,
Понемногу зараз, точно масло, тебе источают, чтоб на день хватило.
Цель прямая у них, чтобы беден ты был, а зачем это им, объясню я:
Для того, чтобы ты укротителя знал и, когда он тебе только свистнет,
На врагов, на которых натравит тебя, ты, подобно собаке, кидался.
Коль о благе народа мечтали б они, это было б нетрудно исполнить:
Ныне тысяча есть городов, что везут свою дань ежегодно в Афины:[69]
Если б каждый из них обязали кормить от себя двадцать граждан афинских,
Двадцать тысяч людей проживало б тогда в изобилии полном: дичины,
Всевозможных венков, творога, молока от коров новотельных – по горло.
Так и следует жить людям славной страны, заслужившим трофей Марафона.
А теперь вы за тем, кто покажет обол, как поденщики, следом плететесь.

Что же это со мной? Ох!.. Я чувствую… Ох!.. по рукам разлилось онеменье…
Меч упал, не могу удержать я его… силы нет… я слабею, слабею!

А когда они сами бояться начнут – отдают вам в добычу Евбею,[70]
Обещают народу пшеницы раздать по полсотне медимнов на брата.[71]
Но всего только раз ячменя дали вам по пяточку медимнов недавно,
Да и то гражданин в чужеземцы попасть рисковал за отмеренный гарнец.
Вот зачем запирал я тебя: я хотел
Тебя сам содержать, чтобы тем господам
Над тобой издеваться нахально не дать;
И теперь я готов все доставить тебе,
Чего хочет душа,
Лишь не пей молока… казначея.

Без сомнения, тот был умен, кто сказал, что, не выслушав мнений противных,
Не берись и судить. На твоей стороне оказалась сегодня победа.
Раздражение ваше исчезло уже, прочь бросаем мы посохи наши.

А ты, товарищ нашей старости…

…Благоразумней будь, послушайся его,
Оставь настойчивость и нрав упрямый свой.
О, если б и меня подобный опекун
Иль добрый родственник на разум наставлял!
Воочию тебе
На помощь бог пришел;
Воочию тебе он делает добро,
Прими же дар его.

Право, я старику все, что нужно ему,
Предоставлю: ячменный отвар,
Меховую накидку и мягонький плащ.
И девчонку найду для него – растирать
Поясницу и член.
Но молчит мой старик, хоть бы что промычал;
Неприятно мне это молчанье.

Он видит наконец, что страсть его была
Безумием; теперь старик взялся за ум;
Сознал ошибку он и понял, что досель
Твоим внушениям напрасно не внимал.
Теперь, наверно, он
Послушает тебя,
А уступив тебе и нрав свой изменив,
Поступит он умно.

О, горе, горе мне!

Что ты кричишь, отец?

Мне не надо совсем обещаний твоих!
Там все сердце мое, там желал бы я быть,
Где глашатай кричит: «Кто не подал еще
Голосов, пусть встают!»
И поднялся бы я, возле урны бы встал
И последним туда положил бы свой шар.
О душа, поспеши! Где блуждает она?[72]
Расступись, темнота! И, Гераклом клянусь,
Пусть теперь мне еще, когда буду судьей,
Попадется Клеон в лихоимстве!

Молю тебя, отец, послушайся меня.

Послушаюсь во всем, но – кроме одного.

Чего?

Судьею быть мне не мешай. Скорей
Пойду на суд в Аид, чем соглашусь с тобой.

Когда уж для тебя такая радость суд,
То не ходи туда, а оставайся здесь.
И над домашними ты суд производи.

Над кем? Что мелешь ты?

Все будет так, как там:
Служанка наша дверь тайком откроет, – ты
Один лишь только штраф наложишь на нее,
Ведь так же делают и на суде у вас.
Притом разумно всё: с утра, коль ясен день,
Под ясным солнышком ты дело разъяснишь;
А снег иль дождь пойдет, – суди у очага;
Когда пробудишься в полдневные часы,
Решетки не запрут, как там, перед тобой.

Мне это по душе.

Затянется процесс, –
Ты можешь закусить: полегче будет так
И подсудимому и самому тебе.

Но можно ли судить и вместе с тем жевать?
По-прежнему ль хорош мой будет приговор?

Гораздо лучше, верь: недаром говорят:
«Когда свидетель лжет, то должен дело суд
Жевать старательно, чтоб истицу узнать».

Я убежден почти. Ты не сказал еще,
Кто будет мне платить?

Я.

Это хорошо:
Я буду получать один; а то со мной
Однажды Лисистрат прегадко поступил,
Нахал! Недавно с ним я драхму получил.
Пошли мы в рыбный ряд; он разменял ее,
А мне вложил в ладонь три рыбьих чешуи;
Приняв за серебро, я в рот сейчас же их…
От вони вырвало меня, и в суд его
Грозил я потянуть.

Он что ответил?

Что?
Сказал, что у меня желудок петуха,
Смеется: «Деньги, мол, легко переваришь».

Вот видишь, выгода и в этом для тебя.

Да и немалая. Давай устроим так.

Повремени: сейчас, что надо, принесу.

Смотри же, как сбылись оракула слова!
Недаром слышал я, что все дела суда
Со временем в домах мы будем разбирать,
И каждый гражданин построит у себя
В сенях судилище размеров небольших,[73]
С часовенку Гекаты. В каждом доме суд!

Смотри, что скажешь ты? Я все тебе принес,
О чем я говорил, и многое еще.
Почувствуешь нужду, так вот тебе горшок;
Его повешу я поблизости на гвоздь.

Умно придумал ты: горшок для старика
При задержании мочи необходим.

А вот жаровенка, на ней поставлен суп;
Захочешь – и поешь.

И это хорошо:
Случись со мною жар, я платы не лишусь;
Хоть дома просижу – суп будет у меня…
А петуха сюда зачем вы принесли?

Защиту слушая, ты, может быть, заснешь,
Так пением своим тебя разбудит он.

Все это хорошо, одно бы только…

Что?

Изображенье Лика надо принести.