Аристофан - Ахарняне

Побеждает он мудрою речью своей, согласятся афиняне мирный
Заключить договор. Ну-ка, скинем плащи и попляшем мы в такт анапестам.
Ведь с тех пор как поэтом учитель наш стал и в комедии хор возглавляет,[56]
Он ни разу еще об искусстве своем говорить не решался в театре.
Клевету на него возводили враги, безрассудным афинянам лгали,
Будто город родной и афинский народ поднимает в комедии на смех.
Оправдаться сегодня ему надлежит, чтоб о нем изменили вы мненье.
Утверждает поэт, что немалые он перед вами имеет заслуги.
Это он научил, чтоб не верили вы чужеземца неверному слову,
Чтоб с восторгом не слушали льстивую речь, не зевали за делом гражданским.
Прежде было нетрудно послам городов обмануть вас, начав с обращенья:
«О фиалковенчанные!»[57] Стоило лишь услыхать вам приятное слово
О венках и фиалках – и в этот же миг вам уже не сиделось на месте.
Или если какой-нибудь ласковый льстец говорил о «блестящих Афинах»,
Он всего добивался от граждан, хотя и селедка бывает блестящей.
Вот заслуги учителя. Множеством благ вы обязаны слову поэта.
Он еще показал, как народная власть в городах управляет союзных.
И поэтому, если послы городов привезут нам, афиняне, подать,
То прибудут они потому, что хотят наилучшего видеть поэта.
Ведь недаром согражданам этот поэт говорил безбоязненно правду.
Слава так далеко по земле разошлась о великой отваге поэта,
Что персидский владыка к спартанским послам обратился сначала с вопросом,
Кто из греков на море сильней, а затем он спросил у послов у лаконских:
«А которых из греков известный поэт порицает особенно часто?»
«Те, – сказал он, – которых ругает поэт, несомненно становятся лучше.
И, конечно, победа достанется тем, кто советчика видит в поэте».
Вам поэтому мир предлагают сейчас и условием ставят лаконцы
Наш отказ от Эгины.[58] Не то чтоб они чрезвычайно пеклись об Эгине –
Здесь не в острове дело. Желают они отобрать у афинян поэта.
Вы ж его никому отдавать не должны: он расскажет в комедии правду.
Он берется хорошему вас научить, чтобы вечно вы счастливы были.
Он не станет вам льстить, мзды не станет сулить, не захочет ни лжи, ни обмана,
Он не будет хитрить и чрезмерно хвалить, он хорошему граждан научит.
Пусть плетет Клеон свои хитрости,
Пусть грозит клеветой, строит козни пусть.
Справедливость со мной и добро со мной.
С ними в бой иду. Кто сказать бы мог,
Будто городу я послужить не рад.
Я не то, что он, трус поганый.

Ты, ахарнская муза, приди,
Ты, как пламя, приди, как огонь,
Ты лети, словно искры летят,
Словно дым от горящих углей.
А на угольях жарится рыбка
И подливку готовят фасосскую,[59]
А в углу месят хлеб.
Так приди же, о сельский напев,
Сильный, радостный, полный огня!
Приходи же скорее!

Старцы дряхлые, в обиде мы на город наш родной.
Мы о том и не гадали, в битвах бедствуя морских,
Что лишите нас почета, что ужасно будем жить.
Вы начать готовы дело против слабых стариков,
Чтобы риторы-мальчишки[60] потешались на суде.
Что теперь от нас осталось? Песня спета до конца.
Посох – вот опора наша, наш хранитель – Посейдон.
Мы стоим перед трибуной, шевеля беззубым ртом,
Ничего уже не видя, кроме этого суда,
А мальчишка, заручившись благосклонностью судей,
Ловко хлещет нас речами, мечет быстрые слова.
Как ножи, его вопросы, что ни скажет – западня.
Рвет на части он Тифона,[61] и сбивает, и страшит.
Старец шамкает губами и уходит осужден.
А потом страдает, плачет, говоря своим друзьям:
«Что на гроб себе скопил я, забирают по суду».

Не годится, чтоб старец седой
Погибал у судейских столов.
Многотрудную прожил он жизнь,
Много пота он пролил в бою,
В Марафонской участвовал битве,
Послужил он родимому городу.
В Марафоне тогда
Неприятеля гнали мы прочь.
А сегодня нас гонит подлец.
Что ответишь ты, Марпсий?[62]

Правда, разве справедливо, чтобы дряхлый Фукидид[63]
Погибал, вступивши в тяжбу с этим скифским дураком,
С болтуном, фискалом мерзким, чей отец Кефисодем?[64]
Я был полон состраданья, горько плакал я, когда
Старика наемник скифский на суде припер к стене.
Нет, Деметрою клянусь я, был бы молод Фукидид,
Он такого б поношенья даже грекам не простил,
А Эвафлов бы десяток для начала он свалил,
Он бы крикнул – и от крика скифских тысячи стрелков
Пали б наземь. Он побил бы всю их скифскую родню.
Но уж раз вы не даете старикам спокойно спать,
То судите хоть отдельно стариков и молодых,
Чтоб защитником у старых выступал старик седой,
У мальчишек – толстозадый говорун Алкивиад.[65]
Чтоб отныне наказанье устанавливал в суде
Молодой для молодого, а для старого – старик.

Вот рынка моего границы новые,
Здесь торговать дозволено беотянам,
Пелопоннесцам и мегарцам, только бы
Чтоб не Ламах, а я был покупателем.
Надсмотрщиками рынка я по жребию
Избрал вот эти ремешки лепрейские.[66]
Вход запрещен фискалам, и доносчикам,
И всяким разным там осведомителям.
Теперь схожу и за столбом, где высечен
Мой договор,[67] чтоб виден был на площади.

Афинский рынок, радость ты мегарская!
Мы по тебе скучали, как по матери.
Ну, дочери, отцово наказание,
Ищите хлеба, может, где и сыщете.
Послушайте, не скажут ли желудки вам,
Что лучше – быть голодной или проданной.

Продай, продай нас!

И я того же мненья. Да какой дурак
Захочет вас купить себе на голову?
Но я сейчас мегарский номер[68] выкину:
Я наряжу вас, дочки, поросятами
И так продам. Копытца надевайте-ка,
Чтоб видели, что мать – свинья хорошая.
Клянусь Гермесом, ежели придется вам
Домой вернуться, голода натерпитесь.
Теперь наденьте пятачки на мордочки
И полезайте-ка в мешок живехонько.

Смотрите же, повизгивайте, хрюкайте,
Как подобает поросятам жертвенным.
А я пойду покличу Дикеополя.
Эй, Дикеополь, поросят не купишь ли?

Мегарец, да?

По делу я торговому.

Как жизнь?

Какая жизнь? Сидим голодные.

Неплохо посидеть, послушать музыку.
А что ж еще вы делаете?

Всякое.
Когда, к примеру, собрался в Афины я,
Совет мегарский принимал решение,
Как погубить нас наихудшим способом.

Враз от забот освободитесь.

Именно.

Ну, что еще? А хлеб в Мегаре дорог ли?

Он для меня, как боги многоценные.

Ты соль принес?

Не вы ль над ней хозяева?[69]

Чеснок, наверно?

Где там! Так уж водится,
Как мыши полевые, вы нагрянете
И всё колами поле перероете.