Корнелий Непот. - О знаменитых иноземных полководцах
3. Удачно завершив эти дела, питая в душе отвагу и ненависть к римлянам, Гамилькар в поисках удобного предлога для войны добился, чтобы его послали во главе войска в Испанию[236]; туда же он взял с собой сына своего Ганнибала девяти лет. Кроме того, при нем был Гасдрубал — знатный и красивый юноша, о котором некоторые говорили, будто Гамилькар любил его более грешно, чем подобает. Конечно, разве может великий человек избежать хулы сплетников! Из-за этих разговоров блюститель нравов запретил Гасдрубалу находиться при Гамилькаре, но тот выдал за юношу свою дочь, и тогда по карфагенскому обычаю нельзя уже было запретить тестю общаться с зятем. Я упомянул об этом случае потому, что после гибели Гамилькара этот зять его возглавил войско, совершил великие дела и стал первым полководцем, чья щедрость развратила старинные нравы карфагенян. После его смерти армия вручила командование Ганнибалу.
4. Итак, Гамилькар переплыл море, достиг Испании и, пользуясь благоприятной судьбою, стяжал здесь большие успехи: покорив самые большие и воинственные племена, он обеспечил лошадьми, оружием, людьми и деньгами всю Африку. Погиб он в сражении с веттонами в то время, когда замышлял перенести войну в Италию, на 9-м году пребывания в Испании. Неизменная ненависть его к римлянам, как представляется, во многом способствовала началу 2-ой Пунической войны, ибо сын его Ганнибал вследствие настойчивых заклятий отца получил такие убеждения, что скорее бы умер, чем отказался потягаться с римлянами силой.
XXIII. Ганнибал
1. Ганнибал, сын Гамилькара, карфагенянин. Если никто не сомневается, и вполне справедливо, что римляне превзошли доблестью все народы, то нельзя отрицать и того, что Ганнибал настолько затмевал прозорливостью прочих полководцев, насколько римский народ опережал в храбрости другие племена. В самом деле, сколько он ни сражался с римлянами в Италии, всякий раз выходил из боя победителем[237]. И если бы не ущемляла его на родине зависть сограждан, он, очевидно, мог бы одержать над ними верх. Но враждебность многих одолела мужество одиночки. Сам же Ганнибал был настолько верен отцовской ненависти к римлянам, оставленной ему как бы в наследство, что раньше расстался с жизнью, чем с нею; ведь даже будучи изгнанным из отечества и нуждаясь в чужой помощи, он никогда не переставал мечтать о войне с Римом.
2. Если не считать Филиппа, которого он заочно втянул во вражду с Римом[238], самым могущественным царем в те времена был Антиох; и вот Ганнибал так разжег его воинственность, что тот готов был идти походом на Италию от самых берегов Красного моря. Когда же к царю прибыли римские послы, чтобы разведать его намерения, и с помощью тайных интриг постарались вызвать у него подозрение, что Ганнибал, подкупленный ими, переменил образ мыслей, то усилия их не пропали даром[239]. Ганнибал узнал об этом, а также заметил, что его не допускают на секретные совещания. И вот однажды пришел он к царю и, обстоятельно напомнив ему о своей верности и ненависти к римлянам, прибавил следующее: «Когда я еще был ребенком не старше девяти лет, отец мой Гамилькар, отправляясь из Карфагена в Испанию командовать войском, принес жертвы Юпитеру Всеблагому Величайшему. Во время исполнения этой священной церемонии он спросил меня, хочу ли я поехать с ним на войну. Я с радостью согласился и стал упрашивать, чтобы он непременно взял меня с собою. И тогда отец сказал: „Возьму, если ты дашь мне то обещание, которое я хочу услышать“. Тотчас подвел он меня к алтарю, перед которым готовился совершить священнодействие, и, удалив всех людей, приказал мне коснуться жертвенника и поклясться, что я никогда не вступлю в дружбу с римлянами. Эту клятву, данную отцу, я хранил до сегодняшнего дня столь ревностно, что никто не вправе усомниться в постоянстве моих мыслей на склоне дней. Так что, если ты задумаешь оказать римлянам какую-нибудь дружескую услугу, то правильно сделаешь, если скроешь это от меня; если же соберешься воевать с ними, то обманешь самого себя, не поставив меня во главе этого дела».
3. Итак, в указанном мною возрасте Ганнибал отправился с отцом в Испанию, а после смерти родителя, в то время как Гасдрубал занял место вождя, стал командовать всей конницей. Когда же погиб и Гасдрубал, войско вручило верховную власть Ганнибалу. По извещении об этом Карфагена назначение было утверждено официально[240]. Так он стал главнокомандующим, не достигнув еще 25 лет, и в ближайшие 3 года покорил оружием все испанские племена, взял штурмом союзный нам город Сагунт[241] и снарядил 3 большие армии. Одну из них он отослал в Африку, другую оставил под началом брата Гасдрубала в Испании, а третью повел за собой в Италию. Перевалив через ущелья Пиренеев, везде по пути следования сражался он с туземцами, неизменно уходя от них победителем. Наконец, он добрался до Альп, отделяющих Италию от Галлии — до тех самых гор, которые никто до него не переходил с войском, кроме грека Геркулеса; по этой причине они и сегодня называются Греческим ущельем[242]. Альпийских жителей, пытавшихся помешать переходу, он перебил, окрестности обезопасил, дороги расчистил и добился того, что слон в боевом снаряжении мог пройти там, где прежде едва карабкался один безоружный человек. Этим путем он провел войско через горы и вторгся в Италию.
4. Еще у Родана он сражался с консулом П. Корнелием Сципионом, нанеся ему поражение. С ним же столкнулся он под Кластидием на Паде, и тот вышел из боя раненым и разбитым. В третий раз все тот же Сципион вместе с товарищем Тиберием Лонгом выступил против него при Требии. Ганнибал дал им сражение и разбил обоих[243]. Затем перевалил через Апеннины в области лигуров, направляясь в Этрурию. Во время этого пути он перенес такую тяжелую глазную болезнь, что впоследствии всегда плохо видел правым глазом[244]. Еще страдая этим недугом и передвигаясь на носилках, он истребил при Тразименском озере окруженного и пойманного в засаду консула Г. Фламиния, а немного времени спустя — претора Г. Центения, стоявшего на горах с отборным войском. После этого он перешел в Апулию, и там навстречу ему выступили два консула — Г. Теренций и Л. Эмилий. В одном сражении Ганнибал разбил обе армии, погубив консула Павла и еще несколько консуляров, в числе которых был Гн. Сервилий Гемин, консул прошлого года[245].
5. После этого сражения он двинулся на Рим, не встречая сопротивления, и остановился на ближайших от города холмах. Простояв здесь лагерем несколько дней, он двинулся назад в Капую, а римский диктатор Кв. Фабий Максим преградил ему путь в Фалернской области[246]. Запертый в узком месте, Ганнибал обманул хитроумнейшего полководца Фабия, выбравшись ночью из западни с целым и невредимым войском: в ночном мраке он зажег хворост, привязанный к рогам телят, и погнал такое необычное беспорядочное полчище на врага. Когда это зрелище внезапно открылось перед римлянами, войско их охватил такой страх, что никто не осмелился выступить за пределы лагерного вала. Спустя несколько дней после этого подвига, он хитростью вызвал на бой М. Минуция Руфа, начальника конницы с полномочиями диктатора и, сразившись, обратил его в бегство[247]. В Лукании он погубил, хотя и не присутствуя при этом лично, двукратного консула Тиб. Семпрония Гракха, заманенного в засаду. Таким же образом уничтожил он под Венузией пятикратного консула М. Клавдия Марцелла[248]. Долго пришлось бы перечислять все его битвы. Поэтому достаточно указать на одно обстоятельство, дающее представление о том, каким полководцем был Ганнибал: за все время пребывания его в Италии никто не мог противостоять ему в битве, а после сражения при Каннах никто не разбивал против него лагеря в открытом поле[249].
6. Непобедимый в Италии, он был отозван домой на защиту родины и стал воевать с П. Сципионом, сыном того Сципиона, которого он разбил сначала у Родана, потом у Пада, а в третий раз — при Требии[250]. С этим противником он очень хотел замириться на то время, пока средства отечества истощены, чтобы с новыми силами продолжить борьбу в дальнейшем. Полководцы вступили в переговоры, но не сошлись в условиях. Через несколько дней после этой встречи Ганнибал сразился со Сципионом при Заме, был — во что трудно поверить — разбит и через двое суток добрался до Гадрумета, расположенного примерно в 300 милях от Замы. Во время этого бегства нумидийцы, покинувшие поле боя вместе с ним, устроили на него покушение, но он не только избежал их козней, но и уничтожил их самих. В Гадрумете Ганнибал собрал остальных беглецов и, проведя новые наборы, за несколько дней стянул большие силы.
7. Пока он усиленно готовился к войне, карфагеняне замирились с римлянами. Тем не менее он и после этого командовал армией и вел военные действия в Африке так же, как и брат его Магон — вплоть до консульства П. Сульпиция и Г. Аврелия. При этих консулах прибыли в Рим карфагенские послы, чтобы поблагодарить сенат и римский народ за дарованный мир, поднести им по этому случаю золотой венок и заодно попросить, чтобы заложников их разместили во Фрегеллах, а пленников — возвратили назад. По сенатскому постановлению им был дан такой ответ: дар их с удовлетворением принимается; заложники будут поселены там, где они просят; пленников назад не отпустят, поскольку величайший враг римского народа Ганнибал, по чьему почину началась война, до сих пор облечен у них высшей властью и командует армией — так же, как и брат его Магон. Когда этот ответ стал известен в Карфагене, Ганнибала и Магона отозвали домой[251]. По возвращении Ганнибал был избран царем — после того, как 22 года имел чин главнокомандующего. Дело в том, что как в Риме выбирают консулов, так и в Карфагене ежегодно избираются два годовых царя[252]. Должность эту Ганнибал исполнял так же добросовестно, как раньше командовал на войне. Введя новые налоги, он добился того, что денег хватало не только на выплаты римлянам по договору, но оставался излишек, вносимый в казну. Затем в консульство Марка Клавдия и Луция Фурия прибыли послы из Рима в Карфаген. Ганнибал, решивший, что они направлены требовать его выдачи, не дожидаясь их приема в сенате, тайно сел на корабль и бежал к Антиоху в Сирию. Когда это дело открылось, пуны послали два корабля, чтобы по возможности догнать его и схватить; имущество его конфисковали, дом разрушили до основания, а самого объявили изгнанником[253].
