Генри Мортон - Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса
Увы, автомобильный мост через залив еще не построен. Посему мне пришлось дожидаться допотопного парома, который — нисколько не стесняясь своего величественного соседа — по старинке бегает через Форт. Время ожидания прошло незаметно благодаря любопытной сценке, которую я наблюдал на берегу. Маленький мальчик, стоя по колено в воде, пытался изловить диковинную рыбину, по виду напоминавшую небольших размеров осьминога. Всякий раз, как малолетний рыбак приближался к своей добыче, жуткая желеобразная масса подбиралась на присосках и выплевывала в него струю чернильно-черной жидкости. Подобный монстр смотрелся бы вполне уместно где-нибудь в экзотическом аквариуме, но увидеть такое в двух шагах от Форт-Бриджа! Мой разум сухопутного жителя отказывался в это верить.
К сожалению, паром подошел слишком рано, и мне так и не удалось узнать, чем же закончилась схватка человека и рыбы. Вместе с машиной я погрузился на борт, и следующие полчаса нас нещадно крутило и болтало. Хорошо хоть столкновение не грозило — дорога была просторной и безлюдной. И окончилась она в таком же замечательно просторном и безлюдном крае, где располагалась морская база Росайт, некогда знаменитая на весь мир. Привело меня сюда желание своими глазами увидеть гибель немецкого крейсера «Мольтке», который в годы войны затонул на севере. Недавно мне попалось в газете сообщение о том, что «Мольтке» подняли с морского дна и отбуксировали на базу Росит для утилизации. Грозному немецкому кораблю предстояло превратиться в металлолом. Пропустить такое зрелище? Да ни за что на свете! Если б я только мог в те далекие военные дни предположить, что когда-нибудь буду попирать собственными ногами поверженный «Мольтке», как бы изменилось все мое мировоззрение! Короче, я решил попытать счастья и отправился в Росайт.
Тогда, десять лет назад, если бы я только попытался проникнуть на военно-морскую базу, меня наверняка расстреляли бы как шпиона. Нечто от прежних страхов, очевидно, осталось в моей душе, потому что я испытывал известную робость, когда приблизился к воротам Росайта. Однако человек в военной форме отреагировал на мое появление вполне лояльно.
— Прошу вас, сэр! — сказал он. — Проходите, только предварительно распишитесь в этой книге.
Возможно ли, чтобы все так изменилось за какие-нибудь десять лет? Я послушно оставил автограф в книге посетителей и прошел на территорию базы. Глазам моим предстало зрелище, наверное, самое удивительное на всех Британских островах.
На первый взгляд база Росайт выглядела совершенно безлюдной. Крупнейшая в мире военно-морская база превратилась в город мертвых! А ведь не один миллион фунтов стерлингов ушел на то, чтобы оборудовать ее по последнему слову техники. Насколько мне известно, это единственные доки в нашей стране, которые способны круглогодично принимать корабли независимо от их водоизмещения и фазы прилива. На базу проложены великолепные дороги — широкие, прямые, как стрела, — и все они сейчас пустовали. Таковы последствия новой экономической стратегии Адмиралтейства: своим решением от 1925 года оно «зарезало» финансирование Росайта, и теперь я мог воочию наблюдать плачевные результаты. На базе царила непривычная тишина. Целая армия подъемных кранов стояла без движения. На дверях огромных ангаров висели замки. Верфи, служившие госпиталем для многочисленных бронированных судов — неважно, пострадавших в авариях или военных столкновениях, — бездействовали. Офисные здания, которые еще совсем недавно были хранилищем самых страшных военно-морских тайн (а потому функционировали под бдительным оком разведки и вооруженной охраны), невинно щурились подслеповатыми окнами. Площади перед ними зарастали травой.
Приглядевшись, можно было заметить некоторые признаки осмысленной деятельности в этом удручающе-безжизненном ландшафте. Вот вдалеке промаршировала группа людей в черных блестящих дождевиках — команда солдат, отряженных для хозяйственных работ, — однако они промелькнули и тут же затерялись на огромных безлюдных пространствах базы. Казалось, их мимолетное появление лишь усугубило царившие вокруг пустоту и бездеятельность. Такова цена, которую Росайту приходится платить за мир и сокращение вооружений.
Целый город был построен для того, чтобы обслуживать нужды великого флота, бороздившего просторы северных морей. Теперь же, когда северные воды потеряли свою привлекательность для великого флота, этот город обезлюдел, а его обитатели превратились в подобие бесплотных призраков.
Я прошел почти милю под проливным дождем, разглядывая стоявшие на приколе эсминцы — резерв Росайта. Они громоздились унылыми серыми громадами. Каждый корабль обслуживал недоукомплектованный экипаж, основными функциями которого было «мыть и надраивать». Эсминцы стояли плотными рядами, как автомобили на переполненной стоянке. Я не мог представить, как бы они смогли в случае надобности выйти в плавание без того, чтобы не столкнуться и не ободрать краску с бортов. Очевидно, это великая тайна навигации, недоступная моему рядовому пониманию.
Я продолжал идти, ориентируясь на отдаленный шум — единственный звук в этом мертвом царстве минувшей войны. Шум исходил оттуда, где работала бригада, демонтировавшая «Мольтке». Бывший немецкий крейсер семь лет пролежал на глубине семидесяти футов в гавани Скапа-Флоу. Сейчас эта ржавая махина водоизмещением в 23 тысячи тонн — перевернутая вверх дном и лишенная своей начинки — громоздилась на самом краю огромного дока в окружении наших легких, изящных эсминцев. Английская флотилия стояла на якоре с голыми мачтами, зачехленными орудиями и пустыми палубами. Лишь кое-где это сонное царство нарушала одинокая — и такая неуместная — фигура матроса-кокни. Я почувствовал, что напрасно приехал сюда. «Мольтке» обманул мои ожидания. Он выглядел настолько безусловно поверженным и безобидным, что был не способен породить чувство триумфа даже в самой мстительной душе.
Прошло совсем немного времени с тех пор, как я стоял посреди Линлитгоу и размышлял о трагедии Флоддена. Вот передо мной свидетельство национальной катастрофы, по масштабам вполне соизмеримой с Флодденом. Правда, катастрофа эта лишена ореола славы Флоддена, но никак не горечи поражения! Что же стало с моими чувствами? Почему я не могу ощутить трагедию этой постыдной бесформенной конструкции, некогда составлявшей часть великого германского флота? Его гибель в шотландских водах стала важным эпизодом военной истории, о котором еще долго будут говорить — до тех пор, пока человечество не утратит интереса к своему прошлому. Я глядел на мертвый немецкий крейсер, и это было почти то же, что стоять на поле боя, с которого еще не успели убрать тела погибших. Вернее сказать, как если бы на моих глазах копали братскую могилу, чтобы поскорее скрыть в ней жуткое месиво, в которое превратились наши бывшие враги. Вид «Мольтке» порождал в моей душе только ужас.
Я стал вспоминать, как все происходило в 1919 году. Во время поспешного отступления немецкого флота «Мольтке» перевернулся и затонул на глубине семидесяти футов — это все, что мне было известно. Конец истории я узнал от рабочего, стоявшего тут же, на набережной росайтского эллинга.
— Понимаете, крейсер-то затонул вверх дном, и мачты его накрепко увязли в илистом дне. Под весом в 23 тысячи тонн сталь согнулась, как простая деревяшка. Все трубы сплющило всмятку, мостик сломался, со временем и орудийные башни покорежились. Как такую штуку поднимать? Ну, мы накачали его сжатым воздухом, и он поднялся, как лежал — вверх днищем. Мы его так и потащили в Ферт-оф-Форт. Ужасная картинка, не правда ли? Интересно, что бы сказал старина кайзер, если б увидел свое детище?
Я поднялся по ветхим сходням и ступил «на борт» ржавой махины, где работала бригада рабочих. Все днище было облеплено морскими водорослями. Огромные моллюски (откуда только такие взялись?) чуть ли не насквозь проели металл. Тут можно было насобирать полное ведро ракушек. Жерла орудий были наглухо залеплены смесью водорослей, ила и прочего морского мусора. Сквозные дыры в корпусе вели в святая святых каждого судна — в каюты, трюм и торпедные отсеки.
«Мольтке» провел под водой меньше десяти лет, однако выглядел настоящей жертвой кораблекрушения — не менее древней, чем корабли Непобедимой армады. Когда его подняли на поверхность, это было то еще зрелище! Вокруг колыхались огромные водоросли, внутри корпуса плавали рыбы, турбины мощностью в 70 тысяч лошадиных сил были накрепко облеплены крабами и раками. Картину дополнил один из рабочих.
— Ныряльщики мне рассказывали, — поведал он, — что никогда раньше не видывали таких водорослей. Некоторые стебли были толщиной в человеческую руку. Им пришлось отпиливать их складными ножами.
В довершение унижения, которому подвергся гордый немецкий крейсер, на нем возвели маленькую жестяную времяночку — чтобы рабочие, не сходя на берег, могли укрыться от дождя и отдохнуть в пересменке.
