Федор Гиренок - Метафизика пата
Если превращаем, то получаем этикетку, на которой написано «Здесь – добро».
Этикетка есть, а добра может и не быть. Прохождением последовательности внешних признаков добра само добро не уловить. Оно ускользает от определений ритуала.
Поэтому-то добро – не дело. Кто неподдельно добр? Бездельник.
3.5. Натуральное добро
В -быту бытует натуральное добро, а не досужее. Вот Два-нов из «Чевенгура» А.
Платонова. Он добр и не знает о том, что добр. И это добро натуральное. А вот Живаго. Он добр и знает о том, что добр. И это добро досужее, т. е. для того чтобы оно было, нужен досуг, пауза в линии бытия. Для того чтобы было натуральное добро, недостаточно досуга. Ему нужна вся бесконечность мировых связей. Ему мало паузы.
Досужее добро рефлексивно. Натуральное бытует незаметно. В своей бессловесности оно превышает возможности одного человека. Нечеловеческое все-таки это дело – натуральное добро. Рефлексивное добро бытийствует в громе событий. Это дело многих одиноких в своей бездомности. Например, дело Живаго.
Рефлексивность имеет две стороны: внешнюю и внутреннюю. Внешняя – для них, внутренняя – для нас. И внешнее не совпадает с внутренним. Для нас одни правила, для них – другие. И кто-то из нас (не я) будет требовать устранения двустороннее™, т. е. рефлексивности, и тем самым будет взывать к осуществлению прозрачности.
Что прозрачно? Однобокая мораль. Прозрачно все, что имеет одну сторону, а не две.
Или прозрачность, или полагание на то, что нас (и меня) с той, с другой стороны не обманут. Либо одно, либо другое. Скорее другое, т. е. обман. Ведь двусмысленность двустороннего манит и обманет. Бог же – это просто абсолютный самообман. Полагаться на то, что он не обманщик – уже обман. Если он не однобок (а он не однобок), то у него две стороны. И что у него там на второй половине ума, нам неизвестно.
Добро бывает либо однобоким, либо досужим. Либо одно, либо другое. Все, что сверх того, то от лукавого. Натуральное добро от лукавого.
3.6. Худое добро
Нет оснований для того, чтобы в мире было добро. Оснований нет, а добро бывает.
Если бы основания были, то были бы и добрые люди. Но нет добрых людей. Почему?
Потому что быть добрым неестественно. Естественно быть злым. Люди злы, а добро бывает. И это добро худое. Оно пребывает до того, как появятся добрые люди.
Худое добро побивает добрых людей. Нет на земле такого худа, где бы добро не пряталось от добрых людей.
Нет худа без добра. От худа человек худеет, становится тощим, дырявым и злым.
Его основание дает течь. Его дно дырявое. Что протекает? Быт, то, что возобновляется снова и снова;как основа. С прохудившимся дном-основанием люди делают друг другу пакости и умножают зло. Без добрых людей всякое добро худое. И существует оно не само по себе, не сопряжением сердец, а напряжением воли худых людей. Худое добро сопряжено с волей, а не с умным сердцем перво-бытия.
Это добро существует стремлением к добру, т. е. существует тогда, -когда мы очень хотим, чтобы otfo было. Хочу его – и оно есть. По моему хотению, по щучьему велению оно является передо мной, как лист перед травой. Не желаю его – и нет его.
Худое добро существует независимо от Бога. Бог и добро несовместимы. Ведь если добро из благодати, то оно существует вне зависимости от худого человека. Добро добрых людей существует не стремлением человека к добру, а благодатью Бога, или, что то же самое, естественным первобытием.
К добру стремится недобрый. Добрый живет не для того, чтобы было добро, а для того, чтобы не было зла. Потому-то в мире добрых людей нет добра. Нет в нем оправданий для добра. Добро, если оно есть, то есть как чудо в чудесном мире.
3.7. Полнота добра
Если есть худое, то должно быть и полное добро. Чем худое отличается от полного?
Весомостью веса, тяжестью притяжения или полнотой объема. Полнота не знает степени и градаций. Ее нельзя делить. Добро либо есть, либо его нет. Если оно есть, то полностью, т. е. сразу и целиком. Нельзя быть добрым наполовину, но нельзя быть добрым и на девять десятых. Почему нельзя? Бытие мешает. И дело здесь не в добре или зле, а в бытии.
Полнота добра – от полноты бытия. Вообще-то для того, чтобы было бытие, добра не нужно. Бытие изначально наполнено событиями бытия. Совесть, стыд или добро не события. Они вне располневшего бытия, т. е. рядом с ним и вокруг него, но не внутри него. А если внутри, то существуют не по законам бытия, а по законам быта.
Стыдиться – значит бывать в бытие первобытия. Вот полу-подлец. И нет надежды, что он 'будет полным наконец..
Как вести себя, если я один из семь-и, где семья – это семь таких, как я? По совести. В бессовестности бытия девять десятых добра вытекает через одну десятую зла. Что собирает доли добра в сожалеющей тишине быта? Дом. В доме добро добреет бытом, необходимостью со-вести, т. е. вместе вести себя к порядку бытия.
Из семьи-дома вырастает весь мир публичного и непубличного. Если быт – это со-весть, то «чуть добра» имеет в нем право на существование. Полное добро – для бытия.
Чуть-добра – для быта. Повседневность быта – пристанище для добрых людей. Здесь нет полноты добра. Зато есть добрые люди. А добрый человек добр, если даже он не прав.
3.8. Добро как украшение права
Добро и зло по одну сторону, а право и бес-правие ·.- по другую. И вместе им трудно сойтись. Бес мешает.
На одной стороне подобру-поздорову, на другой – по праву правого. У добра нет права, у права нет добра, но и зло – это не бесправие.
Если действует право, то сообщение между людьми строится вне зависимости от их качеств. Добрые ли люди сообщаются, злые ли или добрые со злыми – это не имеет никакого значения. Лишь бы право соблюдалось. Вот судья, а вот мое дело и пусть он судит. Но я хочу, чтобы мое дело рассматривалось вне зависимости от того, добр судья или он зол, любит он деньги или не любит. Судья – правовой автомат, человек без свойств. Но пока он не совсем еще автомат и кое-какие свойства у него остались, существует опасность бесправия в правовом обществе. Челорек без свойств – идеал правового общества, т. е. общества, в котором злые люди делают добро. Почему? Потому что иным образом зло сделать нельзя.
Здесь не добро – основание для права, а право – основание для добра. Но если право – это крючок, на который люди без качеств подвешивают добро, то зачем оно?
Ведь нужно право, а не добро. Добро ценится как украшение к праву.
Если действует мораль, то сообщение между людьми строится в зависимости от их качеств. Другой – это просто другой, вовлекаемый в дела своими свойствами и качествами. Вот цель, и нужно действовать, а оснований для действия нет. На чем будет основываться действие? На добре (или на зле). Не человек для права, а право для человека. Вот закон и вот человек. И человек выше закона как в своем добре, так и в своем зле. Но выше человека абсолютное.
3.9. Абсолютное
Относительность губит быт, а вместе с бытом и архетипы быта. Относительность хороша для политики, где все условно, т. е. на содержании у слова. Быт стоит до слова. В его дословности рождается внутреннее слово. Почему внутреннее? Потому что это слово – жест, немотствующее исполнение смысла. Его нельзя произнести вслух, оно не выговаривается. Внутреннее слово держится всей материей быта. Т. е. ты еще что-то не понял, а смысл этого понимания уже материализован в вяжущей связи повседневности. И тебе не надо ждать своего созревания. Уже что-то понято внутренним словом и это слово абсолютно. Оно ни на кого не ссылается и ничего не означает. Напротив, действуй, и через это слово все действительное получит свой смысл и свое значение.
Вот стыд. Что такое стыд? Об этом ничего сказать нельзя. Любой сказ будет искажением. Стыд из абсолютности внутреннего слова. В мире условностей стыд не существует. Добро выпекается на огне стыда, раскаляющего в человеке человеческое докрасна. Стыжусь – следовательно существую добрым человеком. Абсолютное добро в абсолютном немотство-вании внутреннего слова. Где немота? Там, где ничего нельзя доказать. Например, в платоновском двоемирии. Двусмысленность раздвоения опьяняет. От доказанного в одном мире всегда можно ускользнуть во второй. А это уже не дело логики, а дело экстаза. Вот есть абсолютное добро и есть добро относительное. Но ничего нельзя доказать относительно абсолютного. Почему нельзя?
Потому что двоится. Двоилось Платону. И в этой раздвоенности можно было быть добрым. Пьяным, но добрым. Русское сознание снисходительно к пьяному, т. е. доброму. Оно его жалеет.
Аристотель отрезвил Платона. Он совместил двоящееся в одной точке. Нет двух миров, есть один мир. И в нем можно построить доказательства добра. Эти доказательства запеленали мир в слова-привидения. Доказать добро можно, но разоблачить его нельзя. Слова-привидения сплетаются в един38 ственную реальность. Для того чтобы их разоблачить, нужен второй мир. Либо у нас два мира, мы пьяные и разоблачаем, либо у нас один мир, мы трезвые и доказываем.