Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич

Итак, в рассказе прямым текстом говорится, что «маленький медведь, который был с кудрявой головой, — это был Владимир Ильич». Более того, об этом «маленьком крокодиле» сказано, что он «доплыл до Капри и там встретился с Горьким».

Как известно, в 1907 — 1910 годах Горький находился на острове Капри в Италии и, как он сам пишет в воспоминаниях «В.И. Ленин» (1924): «После Парижа мы встретились на Капри» [75] ^[76]. Первый раз Ленин приехал туда в апреле 1908 года, а второй — летом 1910-го3¹.

Таким образом, смысл данного фрагмента рассказа о крокодилах сводится к следующему. Ленин поехал на Капри, встретился там с будущим «буревестником революции», после чего «специальным водным путем попал в Ростов», то есть в бронированном вагоне перебрался из Цюриха в Петроград, «и стал секретарем обкома», то есть председателем Совета Народных Комиссаров (25 — 27.10.1917). Как видим, в рассказе предельно кратко и вместе с тем в сатирической форме обозначены некоторые вехи политической биографии Ленина.

Кроме того, «маленький крокодил» (Ленин) читает стихотворение про «одного маленького медведя», а этим медведем, как мы только что выяснили, тоже является Ленин. Таким образом, получается, что Ленин читает стихотворение о себе самом…

Артур Макаров упоминает еще один устный рассказ Высоцкого про Ленина, но, к сожалению, он не сохранился: «Были у него потрясающие устные рассказы, которые, к сожалению, все теперь потеряны: про штрафной батальон, про… [разрыв записи] полковника, про детство Владимира Ильича. Всё это сочинялось и для себя, и к каким-то годовщинам, и всё это было невероятно интересно» [77] ^[78].

В общих чертах этот подтекст понимали и представители власти, у которых рассказ о крокодилах и другие рассказы Высоцкого вкупе с его песнями вызывали большое беспокойство. Это нашло отражение в письме Высоцкого Игорю Коханов-скому от 20.12.1965: «Помнишь, у меня был такой педагог — Синявский Андрей Донатович? С бородой, у него еще жена Маша. <.. > Дело в том, что его арестовал КГБ <.. > При обыске у него забрали все пленки с моими песнями и еще кое с чем похлеще — с рассказами и так далее.33 Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотя — надежды не теряю» /6; 356 — 357/.

И очень скоро «надежды» Высоцкого оправдались — его вызвали на допрос в КГБ: «Высоцкий потом рассказывал мне, — вспоминает Мария Розанова, — что его вызывали на Лубянку, грозили, что, если он “не заткнется”, ему придется плохо. Ему было тяжело, очень тяжело это время. Но держался он удивительно достойно»3 [79].

Позднее Мария Васильевна рассказала, что она «очень долго скандалила, чтобы мне эти пленки вернули. И в один прекрасный день я “доскандалилась”! Пленки мне вернули. Но предупредили, что один из рассказов стерт, потому что он антисоветский. Это был рассказ, который мы называли “Рассказом о двух крокодилах” <…> Как только я пришла домой, сразу же поставила эту пленку — и ожидала на месте этого рассказа “дырку”. И вдруг слышу вполне нормальное звучание! То есть у них там техника барахлила…» [80].

Сохранился протокол обыска у Синявского от 23 декабря 1965 года, и там имеется одна весьма примечательная фраза: «Пленки на кассетах № 1, 4–9, 12 и 13 содержат записи песен и рассказов на воровском жаргоне с употреблением нецензурных выражений, а на пленке 6-й кассеты среди подобных песен записан пасквильный рассказ, порочащий имя В.И. Ленина и Н.К. Крупской» [81] ^[82].

А вот какой разговор состоялся у Высоцкого с переводчиком Давидом Карапетяном — вскоре после публичного «покаяния» диссидентов Петра Якира и Виктора Красина в сентябре 1973 года: «Показывая мне у себя дома фотографию Солженицына в журнале “Пари матч”, Володя с расстановкой произнес: “Ну, его-то они никогда не сломают”. <…> Тогда же, сразу после реплики с Солженицыным, я спросил у Володи напрямую: “Ну а в себе-то ты уверен, не сломаешься сам-то? Вдруг решат тебя приручить? Соблазн ведь велик”.

Володя отлично знал, какого ответа я от него жду. Он сказал так: “Никогда этого не будет. Через это я уже проходил. Как-то написал я стихи под ноябрьские праздники. Хотел видеть их напечатанными. Совсем плохи дела были тогда. Там и красные знамена были, и Ленин. Утром перечел — порвал и выбросил. Понял — это не для меня”»37.

Есть все основания предположить, что эти стихи были написаны примерно в то же время, что и интересующая нас анкета 1970 года.

В 2003 году один из журналистов спросил главного режиссера Театра на Таганке Юрия Любимова: «Однажды на вопрос, кто его любимые герои, Владимир Высоцкий ответил: “Ленин и Гарибальди”. Это было в 1969 году. Как вы думаете, он шутил?». Любимов ответил: «.Думаю, шутил. Он не любил этот строй» [83] ^[84].

Советский строй Высоцкий действительно не любил (по словам одного из создателей подпольного альманаха «Метрополь» Виктора Ерофеева: «Он явно не любил советскую власть. Он сдержанно об этом говорил, без пафоса, но явно было, что он противник режима, и не потому, что он участвовал в “Метрополе”, а просто ему это не нравится»39), однако при заполнении анкеты ему было не до шуток.

Как известно, период с 1968 по 1971 год был для Высоцкого особенно тяжелым: в 1968 году его творчество и личность подверглись массированной травле в советской прессе: «Высоцкого не допускали на эстраду даже с шефскими концертами. Несколько лет до 1971 года — если удавалось получить разрешение, он выступал как актер с роликами из фильмов, исполняя только литованные песни от Бюро пропаганды киноискусства» /8; 11/.

А вот как сам поэт комментировал сложившуюся ситуацию в своем письме в высокие инстанции (предположительно, в Министерство культуры) от 09.06.1969: «Уважаемые товарищи! Я обращаюсь к вам, ибо в последнее время для меня и моей творческой работы сложилась неблагоприятная ситуация. <…> К песням своим я отношусь столь же серьезно и ответственно, как и к своей работе в театре и кино. Любое творчество, а тем более песенное, требует аудитории — а ее-то я сейчас фактически лишен. Такая ситуация создалась в результате некоторых выступлений в печати. Например, газета “Советская Россия” опубликовала статью “О чем поет Высоцкий?”, по поводу которой я обращался в отдел пропаганды ЦК КПСС, так как в статье имелись грубые ошибки, цитировались песни, мною не написанные, — и на них-то в основном строились обвинения в мой адрес, будто я “пою с чужого голоса”» [85] ^{[86] [87]}.

В то же время в другой «анкете» (о которой говорит Вадим Туманов), изначально не предназначенной для посторонних глаз, он позволил дать себе волю, назвав Ленина самым ненавистным человеком, ведь именно он был основателем советского государства и того режима, который впоследствии глушил и Высоцкого. Как вспоминает Туманов: «…мы с Володей и с Аксеновым спорили: сколько продержится эта ерунда (социализм)? Я говорю: “Спорим, на ящик коньяка — обязательно рухнет!”. А Вовка: “Да я тебе целую машину привезу… Только система устоит… ”»41.

Итак, на данном этапе можно сделать предположение, что, находясь в состоянии крайнего отчаянья от невозможности пробиться сквозь «ватную стену», как он сам называл чиновничий аппарат, Высоцкий сдается и пишет упомянутые Д. Карапетяном «нужные» стихи — с Лениным и красными знаменам^² — в надежде, что хоть их-то, наконец, опубликуют (в «Песне автомобилиста» встретятся такие строки: «Но понял я: не одолеть колосса. / Назад, пока машина на ходу!»). Но, к счастью, находит в себе силы отказаться от такого шага и решает продолжить борьбу.