Владимир Петрухин - Мифы финно-угров
Карельская сказка о злой волшебнице сохраняет черты древнего мифа о чудесной женитьбе. Однажды жили старик со старухой, и был у них сын. Старуха умерла, и старик женился на Сюэтар, взяв в дом и ее дочь. Сын старика увидел как-то в лесу дев-лебедей, которые сбросили свои лебединые одежды, чтобы искупаться в озере. Он похитил одежду одной из дев, и та обещала в обмен на одеяние стать его невестой. Парень согласился и на следующее утро отправился в лес за чудесной подругой. Коварная Сюэтар отправила за ним свою дочь, и когда к берегу пристали три корабля, та воткнула парню сонные иголки в уши. Корабельщики, прибывшие с богатым приданым, не смогли разбудить жениха, но оставили ему письмо, чтобы наутро он ждал их снова.
Но история опять повторилась, и на третье утро, когда уже на девяти кораблях прибыла сама невеста, одурманенный жених проспал свое счастье. Тогда он сам отправился на поиски чудесной невесты. По дороге он встретил трех животных — оленя, утку и орла — и пощадил их. Помощница — старуха-колдунья — поведала герою, что невеста его за девятью морями. Туда и перенес его орел. Но, чтобы получить прячущуюся девушку, необходимо добыть каменное яйцо. Утка нашла яйцо, но невеста скрылась вновь. Жених настиг ее на олене, но та бросилась в озеро. Но и в озере ее настигла щука, которая принесла добычу жениху. Так герой получил свою невесту.
В более пространной финской сказке у девушек скромное утиное одеяние, а злобная волшебница не названа по имени, зато рассказывается, что она поднимается из моря, враждебной людям стихии, где Сюэтар породила змей. Сама колдунья воткнула сонные иглы в уши доверчивого юноши. Скитаясь в поисках потерянной невесты, герой спасает некую огромную птицу, лисят, волчат, медвежат и щуку. Звери помогают ему выполнить трудную задачу во время поисков невесты: лиса, волчица и медведица сгоняют разбежавшийся табун лошадей, принадлежавших знающей путь колдунье (еще одна баба-яга встретилась жениху на пути за девять морей). Жених выбирает в табуне волшебного коня, который и приносит его к чудесной помощнице: та поведала парню, что любовь его девицы спрятана в яйце, заключенном в камне на острове среди океана. Конь переносит его на остров и разбивает камень, но яйцо укатилось в море. Тут появляется щука и достает яйцо — с ним жених и возвращается к своей помощнице. Та готовит окрошку из яйца и дает волшебное зелье девице: так влюбленные соединяются.
Волшебный предмет на острове среди океана — типичный атрибут заговора и волшебной сказки: вспомним Кащееву смерть в яйце. Волшебница при помощи чудесного яйца и колдовского зелья заставляет девушку вновь полюбить своего непутевого жениха. Чтобы добыть чудесную жену, герою необходимы волшебные помощники — звери. Ясно, что в мифе, который лег в основу сказки, речь шла не просто о волшебных помощниках, но о шаманских духах, которые позволяли жениху добыть невесту (может быть, мифическую первую невесту — вспомним рожденную из яйца деву Суометар) в ином мире — за девятью морями. Недаром и в заговоре — обереге молодоженов — также упоминается огромная птица — орел, который «земли крылом касался, а другим касался неба». Под крыльями орла — «героев сотня, тысяча мужчин на перьях»; они вооружены ружьями и мечами, а возглавляет их сам Ильемойллине — Ильмаринен.
Сыны Калевы — герои-великаны
Герои древних времен видятся нам великанами: в прибалтийско-финском фольклоре они именовались калеванпойками — сыновьями Калевы. Сам Калева — мифический богатырь космического масштаба: Сириус — его звезда, созвездие Ориона — меч Калевы. В русских былинах сыновья Калевы именовались Колывановичами.
Еще М. Агрикола в XVI в. рассказал о главном деянии сыновей Калевы: они косили луг. То была великанская косьба — во время покоса сыновья Калевы расчищали целые равнины, создавая современный ландшафт, — вспомним, что ландшафт творил и сам Вяйнямёйнен. В одной из карельских рун сын Калевы, хоть и был ростом с пядь отца, расчищая поле от деревьев под пожогу (для выжигания кустарников и пней перед пахотой), одним ударом топора срубал пять деревьев: деревья валились повсюду, где слышен был звук его богатырского голоса.
В одной легенде рассказывается, как слабосильный старик рубил подсеку. Он устал, и к старику подошел сын Калевы, чтобы наняться в батраки. Старику нечем было платить поденщику, но тот сказал, что удовольствуется одним обедом. Затем батрак продемонстрировал такой аппетит, что за день съел все запасы, а к работе даже не приступил — только точил свой топор. Старик начал жаловаться на судьбу — ведь близилась ночь. Но тут работник поднялся и срубил одно дерево: весь лес тут же повалился вплоть до тех пределов, где слышен был звук его топора.
Нагромождения камней в поздних преданиях считались результатом игры великанов — сыновья Калевы перебрасывались камнями как мячами: в действительности такие кучи складывали в древности, чтобы освободить луг или поле для запашки. Большие камни или скалы именовались оселками сыновей Калевы, которыми они точили косы, или грузилами, которые те привешивали к великанским рыболовным сетям. Большие каменные насыпи — курганы — это могилы сыновей Калевы или остатки их «церквей», руины средневековых замков — их бывшие жилища.
Мотив богатырского покоса начальных времен характерен для мифов коми: там косят два демиурга — Ен и Омоль (см. о них ниже); но сходные мифы о косьбе Бога и черта известны в латышском и русском фольклоре.
В мифах великаны древних времен — навсегда исчезнувшее поколение героев. Они жили в мифоэпическое время — до появления обычных людей и распространения настоящей, то есть христианской, религии. Великаны — люди первобытной эпохи, не знавшей настоящей культуры — прежде всего пашенного земледелия. Появление простых людей — пахарей — удивляет и пугает их. Рассказывают, что великанская дочка заметила однажды пахаря, шедшего за упряжкой быков: она взяла его вместе с быками, как игрушку, домой. Родители-великаны усмотрели в появлении пахарей предзнаменование своей гибели. Иногда, как и хийси, сыновья Калевы разрушают церкви. В фольклоре сыны Калевы могут ассоциироваться с хийси и злобными троллями как противники христианства: они боятся колокольного звона и исчезают с распространением христианства. (Вспомним о негативном отношении к сыну Калевы Куллерво.)
По одной из легенд, люди молили Бога об избавлении от великанов, они призвали сразу девять священников, чтобы те читали молитвы. Великаны шагнули далеко на морской мыс. Но и там их настигли заклинания. Тогда они подняли паруса и уплыли прочь на плоских красных камнях.
ЭСТОНСКАЯ МИФОЛОГИЯ И МИФЫ ПРИБАЛТИЙСКО-ФИНСКИХ НАРОДОВ
Эстонская мифология близка карело-финской, а также мифам прибалтийско-финских народов: ливов, вепсов и води, но после христианизации сохранились лишь ее фрагменты. На основе эстонских народных преданий и песен Ф.Р. Крейцвальд, подражая «Калевале» Леннрота, составил героический эпос «Калевипоэг» (публикация 1857–1861), который оказал значительное влияние на эстонское народное творчество и национальную литературу.
Мифы о творении и конце света
Реликты мифа о сотворении мира сохранились в эстонских народных песнях. Синекрылая птичка (вспомним ласточку в ижорской руне) летала в поисках места для гнезда и нашла три куста — синий, красный и золотой. В золотом кусте она высиживает из трех яиц сыновей: одного превращает в солнце, другого — в месяц, третьего — в звезду. По другому варианту мифа, из четырех яиц появились люди, камни, солнце и луна.
В эстонских песнях сохранился и сюжет о Мировом древе — большом дубе, крона которого загораживала солнце и месяц. Когда он упал, возник огромный мост через всю землю — в преисподнюю (в сходной карельской руне он ведет через реку Севера, в селения, где пожирают людей, селения смерти). Щепки от его падения стали стрелами колдунов. В разных вариантах песен этот дуб вырос из волос девы Севера, или в Манале — Царстве мертвых (ведь корни Мирового древа находятся в преисподней), или на спине гигантской щуки, или на острове посреди моря. Интересен вариант, где дуб вырос из золы, оставшейся после того, как демоническая птица Севера и саамский злодей сожгли сено, убранное скосившими его небесными девами. Часть золы оставили для того, чтобы промыть волосы сыну Солнца, и волосы эти должны были стать светлыми, как лен.
Лен упомянут в песне не случайно: она явно отражает древний аграрный ритуал, связанный с выращиванием льна — этот ритуал исполнялся на день Ивана Купалы, когда солнце «играло» во время солнцеворота и принято было жечь костры. Сын Солнца мог спуститься по Мировому древу на землю, чтобы обеспечить урожай.
