Игорь Муромов - 100 великих любовниц
В своей первой книге «Солнцем полна голова» Монтан так описывал их историческую встречу:
«Посреди двора, окружённая легкокрылыми голубями, стоит молодая женщина. У неё необычайно светлые волосы. Она улыбается точь-в-точь, как улыбаются девушки на старинных картинах итальянских мастеров. Я знаю, что её зовут Симона Синьоре; я никогда не видел картин, в которых она снималась; я не знаком с ней, но я знаю, что сейчас подойду к ней, стараясь не вспугнуть голубей, и скажу ей две-три фразы — просто так, всё равно какие две-три фразы, чтобы она повернулась ко мне, две-три фразы, так, чтобы не вспугнуть голубей… Это был счастливый день. И всякий раз, когда я вспоминаю его, передо мной возникают светлые волосы, блики солнца, голуби и Симона в то самое мгновение, когда она взглянула на меня и поняла, что я иду к ней».
Много позднее, в конце 1980-х годов, уже после смерти Синьоре, когда Монтан начал писать новую книгу воспоминаний, он дал другую, более правдоподобную, версию их знакомства:
«Образ женщины с голубями мы не разрушали, чтобы не разочаровывать журналистов. Существует действительно фотография, на которой Симона, сидя на корточках, кормит голубей, пристально глядя на кого-то (может быть, на меня, но я за кадром)…
Нас представили друг другу в „Золотой голубке“, а уже на следующий день мы обедали вместе. За десертом, взяв её за руку, я прошептал: „Какие у вас тонкие запястья!“ — и с тех пор мы не расставались».
По возвращении домой Симона рассказала Аллегре о своём начавшемся романе, но, опасаясь, что внезапный разрыв с мужем травмирует дочь, не решилась сразу уйти к Монтану. Тот, впрочем, не собирался долго терпеть такое положение: «Это было что-то огромное, буря страсти, радость, восторг, праздник, а потом ровно в семь она ушла „домой“, то есть к другому». Кризис. Ультиматум. И вскоре Симона в Нейи. («Так началась наша совместная жизнь. Навсегда. По-настоящему».)
22 декабря 1951 года в мэрии Сен-Поль-де-Ванс Ив и Симона поженились. С его стороны свидетелем был Поль Ру, владелец «Золотой голубки», с её — Жак Превер. В подарок на свадьбу Пабло Пикассо прислал рисунок, выполненный фломастером (что по тем временам было диковинкой).
Синьоре вспоминала: «Это была настоящая деревенская свадьба, как я мечтала. Я была счастлива, как девчонка в рождественское утро».
С тех пор одна из самых многообещающих и кассовых звёзд Франции намеревалась быть только спутницей и женой Монтана и чуть ли не сама поставила крест на своей кинокарьере. Симона так боялась разлуки с Ивом, что отказывалась от всех, даже самых заманчивых, предложений, включая поначалу и сценарий Жака Беккера — «Золотая каска». Только благодаря настойчивости режиссёра, не мыслившего свой фильм без Синьоре, она снялась в «Золотой каске», которую сама потом считала одной из лучших своих работ в кино.
Это было время их великой любви и подлинной страсти. Синьоре сопровождала Монтана во всех его гастрольных поездках. Монтан вспоминал: «Перед концертом я всегда снимал обручальное кольцо, но сознание того, что Симона в зале, было высшим счастьем, которое поддерживало меня».
Одним из самых серьёзных и драматичных испытаний для союза Синьоре — Монтан стал его роман с Мэрилин Монро. Всё началось с «дружбы семьями» в Лос-Анджелесе, в отеле Беверли-Хиллз, где Монтан и Синьоре снимали бунгало № 20, а их соседи Артур Миллер и Мэрилин Монро — бунгало № 21. Именно Мэрилин настояла пригласить Монтана после его нью-йоркских триумфов сниматься в фильме Джорджа Кьюкора «Миллиардер», где она должна была играть главную роль.
«Идиллия без будущего», как окрестили газетчики новую любовь самой знаменитой блондинки Америки и самого известного француза, стала подлинной находкой для рекламы будущего фильма, бюджет которого удвоился после того, как они оба стали героями бульварной хроники. Монтан был откровенен: «Многие из моих друзей до сих пор убеждены, что эта связь прежде всего льстила моему самолюбию. Да, это так: я действительно был польщён. Но куда больше растроган и тронут. Тронут тем, как это было прекрасно. Тронут, потому что это было безысходно. Ни разу ни на один миг не возникала у меня мысль порвать с женой».
Для Симоны эта история стала едва ли не самой большой драмой жизни. Она уехала на съёмки в Италию, понимая, что рисковала потерять Монтана навсегда. Её преследовали репортёры: «Вы думаете, он ещё вернётся?» Она без тени сомнения отвечала, что да, конечно, а как же иначе, она как раз ждёт его. Самое ужасное, что у неё не оставалось никаких иллюзий относительно их будущего. «Вы знаете много мужчин, которые устояли бы перед объятиями Мэрилин?» Она так страдала, что начала пить. Лицо её изменилось, подурнело. Она не хотела сопротивляться ни возрасту, ни своему новому пристрастию к алкоголю. Она согласилась постареть раньше времени.
Между тем роман Монтана закончился с последним съёмочным днём «Миллиардера». После душераздирающего прощания он вернулся в Париж с намерением навсегда порвать с Мэрилин. Он вернулся к своей Симоне…
Лариса Рейснер (1895–1926)
Русская писательница. Член партии большевиков с 1918 года. В годы Гражданской войны боец, политработник Красной Армии. Автор книги очерков «Фронт» (1924), «Уголь, железо и живые люди» (1925). Была возлюбленной поэта Николая Гумилёва, революционеров Фёдора Раскольникова и Карла Радека.
* * *Женщина-комиссар из «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского — это Лариса Рейснер. Она родилась 1 (13) мая 1895 года в Люблине (Польша) в семье профессора права Михаила Рейснера. Мать — урождённая Хитрова. С 1905 года семья жила в Петербурге, в достатке, комфорте, уюте. Девочка, красивая и способная, окончила с золотой медалью женскую гимназию, поступила в Психоневрологический институт и одновременно стала посещать в качестве вольнослушательницы цикл лекций по истории политических учений в университете. Её привлекали поэзия и политика.
Позднее английский журналист Эндрю Ротштейн так писал о встрече с ней: «Я совсем не был готов, входя в купе, к красоте Ларисы Рейснер, от которой дух захватывало, и ещё менее был подготовлен к чарующему каскаду её весёлой речи, полёту её мысли, прозрачной прелести её литературного языка».
Она сочиняла стихи. Мечтала стать поэтессой.
Апрельское тепло не смея расточать,
Измождённый день идёт на убыль,
А на стене всё так же мёртвый Врубель
Ломает ужаса застывшую печать…
Видно, что это не женское письмо. Удивительно: Лариса Рейснер — воплощение женственности, а по внутреннему складу была иной, решительной и даже резкой, и гордилась своим «мужским умом». Она словам предпочитала поступки. Любила споры. Всегда находила веские доказательства. Любила побеждать. В том числе и мужчин.
Николай Гумилёв. Поэт. Капитан, рвущий из-за пояса пистолет, настоящий мужчина-воин. Они встретились осенью 1916 года в «Привале комедиантов» — артистическом кабачке на Марсовом поле. Рейснер ценила Гумилёва и умело разжигала в нём любовный огонь. Она называла его Гафизом, он её — Лери. «Я не очень верю в переселенье душ, — писал он ей, — но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой Еленой Спартанской, Анжеликой из Неистового Роланда и т. д. Так мне хочется вас увезти. Я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю. Ваш Гафиз».
Вместо похищения была встреча на Гороховой в «доме свиданий». Лариса Рейснер признавалась: «Я так его любила, что пошла бы куда угодно». Гумилёв предлагал Ларисе жениться на ней, но она отказалась. Потом узнала, что у него роман с Анной Энгельгард, которая и стала второй женой поэта (первой, как известно, была Анна Ахматова).
Разрыв был окончательный. В одном из своих последних писем к Гумилёву Рейснер писала: «…В случае моей смерти все письма вернутся к Вам, и с ними то странное чувство, которое нас связывало и такое похожее на любовь…» И пожелания поэту: «Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный… Ваша Лери».
В августе 1921 года Николай Гумилёв был расстрелян большевиками.
Рейснер бросилась в революцию, как в стихию. Не в поэзии, не в литературе она утвердилась, нашла самоё себя, а именно в огне и крови революции, где надо было убеждать, командовать, повелевать, рисковать жизнью, — всё это будоражило её кровь. Она была рождена не поэтессой, а отважным комиссаром.
Став комиссаром Балтфлота, она прямо-таки упивалась этой новой значительной ролью. В морской чёрной шинели, элегантная и красивая, отдавала приказы революционным матросам, как королева — пажам. В ней легко уживались революционность и буржуазность. «Мы строим новое государство. Мы нужны людям, — откровенно декларировала она. — Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достаётся людям, стоящим у власти».
