Маруся Светлова - Сотвори себе поддержку
Душа произнесла это мечтательно, как бы предвкушая, как снова полетит она к цирку и увидит десятки, сотни живых детских лиц, радостных, веселых, полных интереса к жизни, озорных, наполненных светом. Живых.
И послышалось с разных деревьев, с крыши здания:
— А я летаю в детсад — там после обеда детей на прогулку выводят. Так, поверьте, все деревья душами осыпаны — слетаются со всего района на живых, душевных детей посмотреть…
— А я в школу летаю…
— Нет, что ни говорите — в школе живых уже мало… Первоклашки разве… Их там быстро бездушными делают. Жесткими и бездушными, как большинство учителей, которые их учат…
И опять замолчали души. Только слышались нежные и грустные вздохи их, нежный шелест крылышек.
Холодало. И души сидели, укутавшись в свои крылышки, как в пушистые мягкие одеяльца, и похожи они были на маленьких, нежных, печальных и одиноких птичек…
И Брошенная Душа сидела — такая же печальная, укутавшаяся в крылышки, — и думала, думала, думала. И никак не совмещались в светлой ее головке дети эти, чистые, живые, с блеском глаз, светом жизни в этих глазах, с открытыми сердцами, — и те девушки, стоящие в прохладный этот вечер там, в темноте, у дорог, и сколько их было!
И никак не укладывалось в ее голове, что дети эти, чистые и невинные, с сердцами своими открытыми, — могут стать теми девушками. Что дети эти, чистые и душевные, живые, естественные, — могут стать, как люди там, внизу, на улицах этого города, — чинные, правильные, с закрытыми сердцами, живущие в постоянной гонке бездушной своей жизнью.
Как же так? Как же так? Как же так получается? Как?
Как это получается, что из таких вот живых, совершенных, чистых и сердечных детей получаются такие бессердечные, бездушные, мертвые взрослые?
И она не смогла молчать с этим своим вопросом и произнесла его. Произнесла громко, ни к кому не обращаясь — и обращаясь ко всем сразу, потому что вопрос этот был сейчас ее болью. И она выпустила эту боль.
И души встрепенулись, услышав ее вопрос. Встрепенулись, даже крылышками своими, в которые укутывались, встрепенулись, потому что в каждой из них звучал этот вопрос и было это недоумение. Действительно, как же так?…
Души встрепенулись — как будто бы вопрос этот разбудил их, поднял с веток. И они действительно, шелестя крыльями, стали перелетать с ветки на ветку, ожидая, что кто-то ответит на этот вопрос. И Умудренная Жизнью и Опытом Душа ответила. Ответила мягко, мудро. Чувствовалось, что сама она много и долго думала над этим вопросом. И не в первый раз уже объясняла душам, еще невинным и неопытным, как из таких прекрасных живых и душевных детей получаются бездушные взрослые.
И рассказ ее был похож на ответ старой и мудрой бабушки, которая несмышленым внукам своим отвечает на наивные их вопросы.
— Каждый человек рождается на этот свет прекрасным, чистым и совершенным ребенком — чистой Божественной душой, полной любви и света… — начала она и сама даже помягчела как-то, засветилась от этой фразы.
— И каждый — каждый! — рожденный ребенок чист от природы и совершенен, и полон любви ко всему миру, и открыт всему, и полон радости. И живет он в любви и благодати, потому что сам он есть любовь и благодать… — Умудренная Жизнью и Опытом Душа замолчала, как бы оттягивая неприятный момент, когда надо рассказывать, куда же все это девается.
— Но наступает момент, когда чистому и совершенному этому ребенку несовершенные его родители начинают рассказывать, что не такой уж он и хороший. Не такой уж умный. И ленивый. И безответственный. И неряшливый. И начинают родители оценивать их детские, чистые и невинные поступки. И это он не так сделал, и это — не так. Тут поторопился. Тут не старался. Тут сглупил. И чистый и совершенный ребенок — Божье творение — начинает сомневаться в своем совершенстве, в себе, хорошем… Как когда-то его родители — чистые и совершенные по природе, Божественные души, Божьи творения — начали сомневаться в себе, когда их несовершенные родители рассказали, что они, дети, не такие уж…
Душа замолчала, потом добавила печально:
— И нет конца этому разрушению Божественного совершенства… И нет конца его последствиям. Ведь как только человек решает, что он — не такой, неправильный, некрасивый или неумный, — начинает он прятать себя, настоящего и жить не своей жизнью. Начинает отказываться сам от себя. Начинает не любить себя, не ценить себя, не принимать себя таким, каким его создал Бог. Начинает надевать на себя маски, играть какие-то роли, чтобы спрятать себя настоящего, боясь, что он — настоящий, такой, какой есть, каким его Бог создал — никому не понравится. И перестает он быть самим собой и жить в согласии с собой и своей душой. Ее он просто затыкает или отказывается от нее, чтобы не мешала ему играть нужные роли и носить маски, чтобы не тревожила. И чтобы доказать всем, что он хороший, умный, успешный, начинает жить в гонке, потому что лучший способ доказать другим, что ты «такой», — это показать им, что ты имеешь. Вот и начинается жизнь: вскочил по звонку будильника, хлопнул по нему рукой — и бегом. И бегут тела по жизни, а потерянные, брошенные души их в одиночестве маются…
Умудренная Жизнью и Опытом Душа опять замолчала и добавила совсем грустно:
— Много разных способов есть, как живого ребенка сделать бездушным и «правильным»… Можно на чувства его внимания не обращать — и вырастет он одиноким, ожесточенным в одиночестве своем и непонятости, ненужности, и сердце свое закроет… Можно запретить ему чувствовать — так с мальчиками поступают. Ведь мальчику уже с первых лет жизни говорят: «Не реви, ты не девчонка… Не ной… Терпи, казак…» Вот и получается, что для мужчины быть чувствующим, душевным — это грех, это недостаток. Для мужчины быть любящим — значит быть слабым… Вот и закрывают они свои сердца и живут без душ, бесчувственные…
— Да-а, — протянула поддерживающе и даже головой согласно закивала одна из душ, — Я вот — сколько летаю — только и слышу постоянно: «Вы не встречали тела холодного и бесчувственного мужчины? Вы не видели тела закрытого, холодного мужчины?… Все эти бездушные мужчины на один манер, они похожи друг на друга, как близнецы-братья… Вот и ходят они по жизни без душ, а мы тут как проклятые сидим, ждем чего-то… — Душа, говорившая это, — тяжело вздохнула, видно, устала она уже искать свое тело, и, наверное, ее тело тоже было телом мужчины — так хорошо она знала, как становятся они бездушными и мертвыми.
— Да сейчас и женщин холодных, закрытых, бездушных — тьма… — печально сказала Умудренная Жизнью и Опытом Душа. И добавила: — Растут они в семьях бездушных родителей, и тоже ожесточаются, от чувств, от любви, от света своего отказываются. И могут только страдать да злиться на всех и вся — из-за того, что страдают… — Умудренная Жизнью и Опытом Душа замолчала. Потом продолжила: — Можно научить ребенка вообще не слушать свое сердце, а жить только умом, холодным и расчетливым умом, как его родители живут, — и бездушная жизнь такому ребенку обеспечена… А можно приучить его постоянно на других озираться: что скажут, что подумают, как отнесутся, а это верный путь перестать жить своей жизнью и слушать свою душу. Если слушать чужих людей и жить по их правилам — рано или поздно о своей душе, о своей жизни тело уже и не вспоминает… Живет, как зомби — говорит, как все, одевается, как все, имеет то, что имеют все, а свою жизнь, ему предназначенную, в его душу вложенную, так и не проживает…
Умудренная Жизнью и Опытом Душа замолчала, потом — сказала другим уже тоном:
— Такова правда жизни, подруги… Такова правда жизни… Мало среди людей по-настоящему живых, душевных, гармоничных. Мало людей, которые живут с душой. В согласии с душой. В радости от самой жизни. Ведь когда живешь с душой и сердце полно любви — ко всему миру, к каждому листочку, — всегда живешь в гармонии и в ощущении радости. Вот почему, — добавила она, улыбаясь так, что даже засветилась от этой улыбки, — всегда издалека видно живого человека, душевного, любовью наполненного. Лицо его светится, глаза его — радостью полны. Просто от жизни. От дня этого. От самого себя… И потому, — сказала Умудренная Жизнью и Опытом Душа, сама нахмурившись, — так видны, так заметны темные, напряженные лица бездушных людей. Им радости не хватает. Им чувств не хватает. Основные-то их чувства — раздражение или злость, недовольство или обида, что живут они плохо и тяжело. А как тут будешь жить легко, когда живешь не в согласии с собой, не в согласии с Божьим путем, который только душа твоя и знает…
Души помолчали, потом одна из них сказала понимающе:
— Вот почему бездушные эти люди так любят развлечения, кино там всякое, парки, юмористические программы, потому что своей-то радости в их сердце нет. Поэтому им нужны чужие чувства, они нуждаются в искусственном наполнении чувствами… Но найти настоящие чувства, настоящую радость, настоящее счастье, настоящую любовь можно только в собственном сердце…
