Владимир Леви - Направляющая сила ума
Если бы это было так уж опасно, люди не желали бы удачи друг другу на каждом шагу. Разговоришься с водителем пойманной легковушки, он тебе напоследок: «Удачи!» И ты ему: «Удачи!» — и вроде ничего страшного не происходит…
Слово «удача» в таких случаях просто знак доброго отношения. Ведь и когда мы говорим «спасибо», мы не вспоминаем, что это в первоначальном смысле означает «спаси Бог», слово снизилось до обыденности, до знака благодарности или простой вежливости.
Но в каждой шутке, как говорят, есть доля шутки…
Желать кому-либо удачи всерьез, нацеленно, я и в самом деле избегаю, чтобы не ставить — пусть даже только на словах — человека и события его жизни в зависимость от чего-то случайного и безличного; чтобы не зацикливать на результате желаемого события, не придавать ему сверхценности и не подвергать опасности разочарования… Не зря же издавна студентам перед экзаменам категорически запрещается желать удачи, успеха и чего бы то ни было хорошего, а можно желать только «ни пуха ни пера», да и то после этого надлежит послать это пожелание «к черту» и трижды плюнуть через левое плечо, в шутку, конечно. Хуже того: сдающего экзамен показано честить на чем свет стоит, пока он этот свой экзамен сдает. Говорят, помогает.
См. Армия, Вещи, Одиночество, Решение, Сверхъестественное, Суеверия, Счастье
Пока удачу не насмешишь, она тебе не улыбнется.
НектоУм
Никто не знает, что я дурак — что же такое ум?
Меня считают умным человеком друзья, сослуживцы, начальство, что удивительно, иногда жена, что уже совсем удивительно. Я же, чем дольше живу (мне уже 39), тем больше понимаю, что мне по жизни недостает именно ума. Хотя в профессии достаточно успешен (я программист), регулярно делаю уйму глупостей, и в мелочах, и по-крупному. Глупо строю карьеру, личную жизнь. Судьба — цепь ошибок, типичный лох… И никто не знает, что я знаю, что я дурак.
Что такое, в конце концов, ум, а, как по-вашему? Как соотносится с образованностью, с культурой? Интеллект и ум, ум и разум — одно или разное? Или разное, но взаимозависимое? Сообразительность, хитрость — наверное, не вполне то же, что ум, но отношение есть, связь имеется? А ум и здравый смысл — то же самое или не совсем? Способность принимать правильные решения, задачи решать, достигать цели — и есть ум, или…? А умение выбирать цели и ставить?.. Мудрость, часто говорят, есть высший ум, доходящий даже до отрицания ума. Но что такое сам ум, кажется, еще никто в целом свете не определил.
Понимаю — объем вопроса выходит за рамки не то что ВОТа, а целой книги, если не сотни их…
Но полагаю, вы тоже, если не имеете ответа, то хотя бы вопросом себя загружаете?
Одну из частей этого вопроса, пожалуй, самую для меня интересную, я вам задать не смею — какую, вы, как умный человек, наверное, уже догадались. Игорь.
Спасибо, Игорь, вы основательно расшевелили целую охапку понятийных ветвей вокруг ствольного слова УМ, некоторые ветки привели в соприкосновение, успели даже сами себе частично ответить…
За полный ответ, связующий все смежные и производные понятия, я, конечно же, не берусь. В словаре Даля можно найти такое определение:
УМ — общее название познавательной и заключительной способности человека, способность мыслить; это половина духа его, а другая нрав, нравственность, хотение, любовь, страсти; в тесном значении ум или смысл, рассудок, есть прикладная, обиходная часть способности этой, низшая степень, а высшая, отвлеченная: разум.
И далее — после замечания, что и животным присущ свой ум, свой рассудок, но разум не присущ (что, на мой взгляд, спорно) — обширная роспись из русских народных пословиц, поговорок, присловий, шуток и прибауток вокруг УМА…
Если навскидку — ясно, что: — образованность и культура могут присутствовать, а ум отсутствовать (в клинике это бывает особо заметно);
— интеллект (как личное свойство) включает в себя ум, но им не исчерпывается — для интеллекта важна как раз и культура, и образованность, предполагающая немалую загрузку памяти и выработку многих навыков поведения;
— сообразительность и хитрость суть самые узкие, частичные проявления ума и еще не означают способности мыслить;
— здравый смысл — важная, но не единственная составляющая разумности;
— разум как личное свойство, в соответствии с далевским определением, есть развитой, зрелый и гармоничный ум, во всей полноте исполняющий свое назначение — интеллект в действии; а в общем, широком смысле — высший соборный ум всех уровней и направлений, во всех возможных применениях;
— мудрость есть высшая степень разумности в поведении и отношении к жизни, к себе и к другим…
Не мудрствуя лукаво, остановимся на простом далевском определении: ум — это способность мыслить. И уточним: способность, осуществляемая на деле, работающая, мышление в действии.
«А что такое мышление» — сразу вопрос, да?
Обратимся по-медицински к фактам, и определение дадим от противного — от случаев явного отсутствия или повреждения ума.
…Скелет ее до сих пор стоит в музейном стеклянном шкафчике клиники, среди старых рукописей и книг. Не страшный совсем, какой-то вроде игрушечный, а кажется таким потому, что очень мал череп. Неправдоподобно маленькая головка была, как у детской куклы…
«Микроцефалка Машута, — провозгласил преподаватель психиатрии, представляя нам, студентам-пятикурсникам, экспонат. — Скелет и череп, как видите, хорошо сохранились, передают все пропорции когда-то живого тела… Таз имеет типично женские очертания, а голова по форме и величине соответствует клиническому диагнозу… Современница и пациентка великого психиатра Сергея Сергеевича Корсакова. Изучая Машуту, Корсаков пришел к пониманию функций лобных долей мозга. Если бы не Машута, концепция НАПРАВЛЯЮЩЕЙ СИЛЫ УМА, возможно, не появилась бы…»
Показал музейное фото: на женском теле почти безлобая крохотная головка. Личико симпатичное, нежное, было бы человеческим, если бы лба добавить, а так — что-то вроде слегка продвинутой обезьянки.
Я видел скелет Машуты еще множество раз на занятиях и дежурствах (работал потом там, в клинике и на кафедре, врачом-аспирантом). Странное появлялось иногда ощущение, будто она не просто стоит в своем шкафчике, а живет и отзывается на происходящее… Ветеран клиники, старшая медсестра Евгения Петровна как-то нашептала мне потихонечку, что с Машутой дело, ну как бы сказать… особое. Каждый раз, сказала она, как в клинике происходят события, связанные с болезненными кадровыми перемещениями — когда меняется начальство или выгоняют кого-то из врачей или преподавателей кафедры, Машута волнуется, беспокоится. Начинает вздрагивать, шевелиться, смещаться; а однажды, в годы репрессий, когда из клиники был выгнан, а затем арестован и расстрелян ее тогдашний руководитель, ни в чем не повинный профессор Михаил Осипович Гуревич, — взяла да и выпала из шкафа, разбив стекло, на пол, сломала себе два пальца правой руки.
Я этому рассказу поверил, а как его понимать-толковать, до сих пор размышляю.
Машута прожила шестьдесят пять лет, на девятнадцать лет дольше, чем человек, заботившийся о ней больше других, знавший ее лучше других и оставивший науке изумительно глубокий анализ ее психики. Несколько лет Корсаков внимательно наблюдал за ней.
Машуту привезли в клинику в 1887 году из деревни вместе со старшей сестрой Катериной, тоже малоголовой. Катерина вскоре умерла, а Машута жила еще долго. Целыми днями бродила по палатам, по коридору или по саду клиники, что-то говорила, смеялась, производила различные движения и действия, которые на первый взгляд могли показаться осмысленными. Была добродушна, опрятна, любима врачами, санитарами и студентами; ее редко обижали даже самые злые больные…
Была существом безмерно отзывчивым, Корсаков это в своем исследовании замечательно описал. Основным занятием Машуты было эхочувствие — точнее сказать, эхобытие. Если видела кого-то неподалеку — подходила и присоединялась: все, что делали другие, делала и она. Все, что видела и слышала рядом с собой и вокруг, воспроизводила с удивительной схожестью: смеялась, плакала, причитала точно таким же голосом и с тем же выражением лица, что и тот, кто это делал из своих побуждений; повторяла то, что видела или слышала либо сию минуту, либо когда-то давно… Гуляя по саду клиники, могла подойти к окну какой-нибудь из палат, постучать и сказать: «Подайте, Христа ради…» — это было повторением того, что когда-то видела в деревне… Сидя за столом, могла совершать движения, в точности копирующие шитье или игру в шашки, — это она видела в комнатах, где другие больные занимались лечебным трудом или развлекались. И петь могла на разные голоса — очевидно, вспоминая, как пел кто-то, и рисовать с незаурядной подражательной точностью… Но только не по собственной инициативе, не по своей воле.
