Ревекка Фрумкина - Мне некогда, или Осторожные советы молодой женщине
С тех пор каждую сессию накануне экзамена я ложилась в шесть вечера на полтора часа, затем усаживалась за стол и занималась до тех пор, пока куранты на Красной площади не пробьют три раза (из нашего дома на Тверской ночью их бой был отчетливо слышен). Затем можно было спать до 7.30 и явиться на экзамен с совершенно свежей головой.
У меня хватило ума не злоупотреблять такими резервами организма и позволять себе спать те девять часов, которые мне необходимы в темное время года.
Замечу, кстати, что споры о том, сколько вообще нужно спать, не имеют смысла. Представление о том, что некто «успевает много» именно потому, что мало спит, обычно беспочвенно. Чаще всего речь идет о людях, придерживающихся (в среднем) определенного ритма жизни. Одни из них спят семь часов, другие – девять и даже десять. Весь вопрос в том, как они организуют остальное время.
Поспешая медленно
Помимо суточного ритма, есть еще и ритм внутри активного времени дня, и именно его обычно имеют в виду, когда говорят о «быстрых» и «медленных» людях.
Замечу, что можно быть быстрым и тщательным, но также быстрым и небрежным. Человек медлительный вовсе не обязательно аккуратен – бывают быстрые и медленные неряхи, равно как быстрые и медленные аккуратисты.
В отличие от явственных различий между «жаворонками» и «совами», различия в темпе, в котором разные люди привыкли ходить, читать, говорить по телефону, мыть посуду, весьма относительны и не всегда очевидны. «Ну, пока Боря завяжет шнурки…» – говорит моя подруга о своем брате. Это еще не значит, что Боря «медленный», потому что моя подруга – как раз человек «быстрый», а уж если быть совершенно точным, то скорее суетливый. «Не успел я оглянуться, как Галя уже стол накрыла и хлеб нарезала», – это рассказ «медленного» человека о нашей общей знакомой, которая мне представляется склонной к спокойному темпу жизни. Просто она всегда собранна и действует продуманно.
Кстати, медленно завязывающий шнурки Боря быстро читает, довольно быстро ходит и вовсе не является тугодумом. И здесь он не исключение, а скорее правило: не так много людей делают быстро все — от завязывания шнурков до ориентации на незнакомой станции метро.
Я принадлежу к людям «быстрым». Мне просто трудно делать что-либо заведомо медленно. В частности, я просто не могу медленно ходить, поэтому я не умею «прогуливаться». Именно от этого «прогулочного» темпа я устаю. Но вот мы вместе с моей давней подругой возвращаемся из консерватории. Спешить нам решительно некуда, но нормально разговаривать мы не можем, поскольку Таня все время оказывается впереди меня шагов на пять. «Умерь прыть», – говорю я ей. «Я и так плетусь», – отвечает она. И это продолжается все сорок лет, что мы дружны.
Однако как только дело доходит до чтения, а также уборки и приготовления еды, всякий раз выясняется, что я – «уже», а она – «еще не». При этом обе мы склонны к тщательности и во всяком случае не суетливы.
«Быстрые» люди нередко быстро устают и истощаются, о чем стоит помнить. А если от человека «медленного» постоянно требовать несвойственного ему темпа, то, как правило, и результаты не так хороши, и утомление наступает преждевременно.
...мораль 1
Будьте терпимы к темпам и ритмам, привычным для ваших близких и коллег, не удивляйтесь, если ваш личный темп окажется «в самый раз» для немногих.
мораль 2
как бы вы ни были недовольны собой, не копируйте чужой ритм.
В самом деле. Независимо от того, сколько реального времени у вас уходит на пресловутое завязывание шнурков, сборы на работу или на дачу, приготовление ужина и т. д., обязательно найдутся люди, которые делают то же самое быстрее вас, а также медленнее вас.
Прислушайтесь к себе и вы поймете, что куда более эффективно поспешать медленно — то есть упорядочивать дела по важности и заранее оценивать, что именно можно отложить без большого ущерба для ваших интересов.
На первый взгляд этот совет кажется не лучшим – в конце концов, отложить можно почти любые дела по хозяйству и многие – по работе. (Впрочем, это зависит от того, какова работа и каково хозяйство.) Наконец, даже важную встречу можно перенести.
Но ведь вы не нуждаетесь в напоминаниях о том, что постель утром следует застилать, даже если вы живете одна, грязную посуду предпочтительно мыть сразу, а на письма и сообщения на автоответчике реагировать следует по возможности без проволочек. Это все вещи очевидные. Однако при большом количестве мелких и не связанных между собой дел, а также с учетом потребности читать для удовольствия, смотреть телевизор, общаться с людьми, провести вечер в театре или кафе – с учетом всего этого заведомо невозможно уделить всему столько времени и сил, сколько хотелось бы.
Можно лишь установить некое относительное равновесие между «необходимо» и «выполнимо».
Право на настроение
Чувство беспричинной подавленности знакомо почти каждому из нас.
Если за окном низкое, хмурое небо – еще бы! – в такую погоду все отвратительно. Если же там сверкающий снег и небо манит синевой, то непременно окажется, что нет либо времени, либо сил этими радостями воспользоваться, и от этого на душе еще тоскливей. Беспрерывно звонит телефон – боже, когда меня, наконец оставят в покое! Телефон молчит уже второй вечер – ну конечно! Никому до меня нет дела…
В выходной вы отчего-то просыпаетесь в пять утра, и сна ни в одном глазу, а ведь так мечтали выспаться. Кофе потерял привычный вкус. Руки и ноги как свинцом налиты. Гора неотложных дел растет, и сознание этого лишает вас последних сил.
Так проходит несколько дней. Дождь перемежается солнцем, телефон иногда звонит, иногда замолкает, но все это происходит где-то на краешке сознания. Тем временем потеплело (или выпал снег). Накопившиеся дела как-то рассасываются. В общем, все как всегда.
Как правило, мы быстро забываем о нескольких «черных» днях. Или находим подобающие случаю объяснения: усталость, простуда, любимую чашку разбила, приятельница подвела. И вообще все было как-то не так. Было – и прошло.
А если не прошло? Если это длится не несколько дней, а несколько недель? Месяцев? Тогда это уже не настроение, а состояние. Называется оно депрессией.
Плохое настроение бывает у всех, нередко беспричинно – во всяком случае, на первый взгляд. Но не думайте, что депрессия свойственна только неудачникам, нытикам и избалованным бездельникам. Каждый из нас время от времени попадает в «черную» полосу и испытывает чувства, похожие на описанные выше (другой вопрос, в какой мере мы отдаем себе в этом отчет). Не так редки события, которые мы осторожно называем «стечением обстоятельств», если они происходят с другими людьми, и катастрофой, когда это касается нас и наших близких. Даже записные «счастливчики» понимают, что и они ни от чего не застрахованы, и бессознательно изыскивают способы, позволяющие уходить от мрачных мыслей.
Нередко мы чувствуем себя не в силах сопротивляться неудачам, но более всего мы боимся потерять надежду Впрочем, депрессия может настичь нас на гребне успеха – как это случилось с героем романа Джека Лондона «Мартин Иден», ибо, добившись известности, он одновременно потерял перспективу
Потеря перспективы и тесно связанное с этим чувство собственного бессилия и обреченности, вообще говоря, тоже общий удел. Вопрос в остроте и длительности этих чувств и способности им сопротивляться – вообще и в данный конкретный момент.
Неуверенность в будущем парализует, уверенность в его отсутствии – убивает наповал. И без разбору: убивает всеми любимого актера Олега Даля, совсем еще молодого поэта Геннадия Шпаликова…
Но ведь это мы придумываем слова, якобы описывающие их внутренние самоощущения, их видение своей жизни: «заброшенность», «одиночество», «непонимание», «признание», «известность». Нам нужно рационально объяснить себе весь ужас ухода людей из жизни по собственной воле – и мы не готовы согласиться с тем, что болезнь , называемая депрессией, накрыла их, как девятый вал.
Депрессия бывает у всех: у детей и взрослых, у домохозяек и профессоров, в российской глубинке и в стерильной и благополучной Швеции. Различаются лишь формы, потому что они культурно обусловлены: по-разному отчаиваются, по-разному спиваются, по-разному реагируют на измены и потери. Впрочем, в человеке культурно обусловлены и прочие проявления его отношений с самим собой и с «другими»: с ближними и чужими, с Богом и обществом. Так что состояние подавленности, чувство тупика или краха мы бессознательно переживаем в предложенных (и даже навязанных) культурой рамках.
Русская культура – по преимуществу «культура вины».
Американская культура – по преимуществу «культура стыда». В Америке не принято быть несчастным. У нас – не принято быть счастливым.
