Чогьям Ринпоче - Истинное восприятие. Путь дхармического искусства
В целом есть три уровня видения символичности или визуальной Дхармы. Эти уровни применимы как к дхармической живописи, так и к дхармическим картинам, спонтанно существующим в нашей жизни. Для начала необходимо чувство юмора, которое опирается на понимание того, как всё работает. Обычно люди полагают, что чувство юмора означает, что ты должен смеяться над кем-то за его спиной, или что ты полагаешь, будто всё – избитое, пошлое, смехотворное и бессмысленное. В этом содержится сильнейшая агрессия; такой юмор груб и оскорбителен. Но в данном случае юмор – это радость. Мы начинаем узнавать кое-что о том, как работает реальность – не через академическое образование, а через восприятие того, как юмор существует в космическом мире. Благодаря такому юмору раздельность меня и других, других и меня становится прозрачной. Юмор преодолевает разделение между «ты» и «я», тобой и твоим миром, тобой и твоим Богом. Вот что главное.
Затем мы подходим ко второму уровню: изначальному пространству, в котором юмор является самосущим. Мы начинаем видеть проявление космической структуры. Это очень лично, совершенно обыденно и прозаично – ровным счётом ничего божественного или экстатичного. Есть некое цельное открытое пространство, почва, которую никогда никто не нарушал пахотой или севом семян, – совершенно нетронутая девственная территория.
На третьем уровне опыт становится гораздо более реалистичным, гораздо более прочным и личным. Воспринимающий, или человек с чувством юмора, становится способным очень точно и тесно взаимодействовать с реальностью вещей. У этой точности есть множество разных острых краёв. Идея умиротворённости, идея гармонии, идея агрессии или негативности – включено всё. Поэтому визуальная Дхарма зиждется на этих трёх основах: неиндивидуалистическое чувство юмора, чувство всепроникающего пространства и понимание игры явлений.
Сначала есть человек с чувством юмора. Затем есть восприятие – большое, широко распахнутое, пустое небо ярко-голубого цвета. Наконец, есть маленькая комета, появляющаяся на этом голубом небе, – или небольшое облачко, а может, маленькая птичка, или птица побольше, или самолёт. В твоей открытости происходит что-то, что начинает менять настроение. На эту открытость отвечают различные оттенки энергии. Мирная энергия – благосклонная, умиротворяющая, безвредная. В ней есть тепло и подбадривание. Гневная энергия – высмеивающая, разоблачительная. Наша карикатура выставлена напоказ и бередит душу. Иногда она дикая и смертоносная; иногда полна достоинства и силы. Всё это происходит достаточно просто.
Ощутив вкус таких переживаний, мы начинаем понимать учения о просветлении. Мы начинаем ценить реальность в самом её полном смысле. Со всеми переживаниями, через которые мы проходим, можно работать в той или иной степени. И это не просто сугубо личное, твоё одинокое странствие – кто-то уже проделал этот путь. Были те, у кого была идея, информация и стоящая за ними линия преемственности. Поэтому и есть тепло гуру, помощника, духовного друга, старейшины, мастера, знахаря, называйте как хотите. Ты наконец-то спускаешься на землю, где все эти переживания вовсе не чудесные или дивные, а настоящие.
Неистовость
Думаю), дхармическому искусству не учатся – его открывают; и ему не обучают, а просто создают условия, где оно могло бы быть открыто.
Лхармическое искусство основывается на энергии и убеждённости. В этом смысле повседневные восприятия рассматриваются как ресурсы или рабочая основа – как для произведения искусства, так и для практики медитации. Но, похоже, есть необходимость в ещё двух типах энергии – энергии неагрессивности и энергии неистовости.
В общем смысле неистовость есть следствие расширения себя: ты не можешь себя сдерживать и потому становишься неистовым. Ты склонен проливать то, что не способен удерживать в своём контейнере. Но в данном случае суть не в этом.
Здесь неистовость – это чувство прямой убеждённости, где ты остро переживаешь юмор, или мощную энергию и ту силу, что пронзает тебя. Похоже, такая неистовость необходима, но ей должна сопутствовать неагрессивность. Присутствие неа-грессивности зависит от того, воспринимаешь ты свой мир в свете невротического прославления собственного существования и своего эго или же твоё восприятие свободно от всего этого.
Всё обстоит именно таким образом. Но в умах людей, похоже, присутствуют смешанные чувства – вдохновение смешано с самопоглощённо-стью. И так получается, что эта смесь создаёт некую слепоту, которая не даёт возможности видеть ту или иную ситуацию панорамно, и в результате ты не можешь действовать в соответствии с её требованиями. И если при этом присутствует и агрессия с саморефлексией, возникает проблема самопоглощённости. Саморефлексия как таковая не составляет большой проблемы. В сущности, иногда саморефлексия уместна: постоянная проверка, постоянный контроль могут оказаться источником для развития цинизма по отношению к своему эго, что желательно. Но агрессия – однозначно большая проблема.
Агрессия зиждется на желании продемонстрировать что-то, что ты знаешь, желании сказать кому-то открытую тобой истину. Хотя твоя демонстрация может быть вполне нормальной, даже великолепной, и открытая тобой истина может быть существенной, проблема кроется в средстве и способе подачи всего этого. Для таких случаев у нас не может быть правил и указаний о том, что говорить и чего не говорить, как поступать и как не поступать. Всё должно быть чисто интуитивным. Используемое нами средство или стиль подачи истины – вот что здесь самое важное. Иными словами, художник может подать своё произведение точно и полно. Но произведение искусства не получается исключительно прозрачным, безличным. Произведение искусства всегда хранит запах, так сказать, или чувства того, кто его создал. Например, запах и чувства этого человека могут быть чрезвычайно агрессивными. В этом случае, какими бы ни были собственно работы, в стоящей за ними личности будет много агрессии, поэтому количество мусора увеличивается. Вопрос неагрессивности крайне важен. Неагрес-сивность делает искусство дхармическим, искусством Дхармы, или истины – настоящим искусством. В таком искусстве есть некая подлинная простота, безо всяких титулов. Мы хотим лишь показать своё произведение искусства, исполнить художественную работу или жить со своим творческим процессом.
Многие произведения искусства характеризует то, что они пытаются ухватить проблеск одного момента переживания и превратить его в незыблемую сущность. У нас возникла блестящая идея – и мы стараемся превратить её в предмет искусства. Но это захваченное, «пленённое» искусство. Мы пытаемся поймать свой художественный талант и заключить его в конкретном произведении искусства – музыкальной композиции, картине, стихотворении. До тех пор пока это произведение не забыто или не уничтожено, оно заключено в куске бумаги или холста, или на записи, которую можно слушать снова и снова. Похоже, такая попытка увековечить своё произведение искусства не даёт жизнь художественному таланту, а умерщвляет его.
Мы можем перенаправить свою лояльность от смерти к жизни. В таком случае искусство становится живым непрекращающимся потоком и воспринимается как вечный процесс. Сначала у кого-то появляется идея. Сперва идея подаётся на очень раннем, зародышевом этапе. Она начинается как семя, но затем эта зародышевая сущность начинает прорастать и пускать побеги. По мере развития и роста на ней появляются маленькие бутончики цветов. Эта концепция искусства основывается на идее жизни. Главный момент здесь состоит в том, что в твоём понимании жизни присутствует ощущение её непрерывности.
Если ты знаешь, кто ты, что ты, где ты и тебе есть что сказать по этому поводу, ты можешь поделиться этим с другими людьми. Это нормально. В этом нет ничего плохого, до тех пор, пока ты не захочешь начать это рекламировать. И даже если ты хочешь рекламировать свои открытия-зародыши, не выдавай всё сразу. Выдать сразу всё – большое искушение, ведь это доказывает твои заслуги, твою мудрость, твою артистичность.
Но, согласно буддийской традиции, при общении с миром можно лишь сделать намёк, просто указать общий заголовок. Это зависит от твоей позиции. Если тебе ужасно хочется что-то продемонстрировать миру и ты этого добиваешься, тогда твоё произведение искусства мертво. Но если ты подаёшь свою работу как совершенно цельное сообщение, не выдавая при этом на-гора всё до последнего слова, то ты дал публике лишь кусочек того, что мог бы сказать. Следовательно, в умах людей она всё ещё плодородна, и есть пространство для её раскрытия. Таково живое искусство.
Если начать разъяснять свою работу сверх необходимого, то это превращается в извинения. Это навевает скуку, потому что аудитория уже уловила нить, а ты всё топчешься на месте. И к тому же ты начинаешь искать в своей работе недостатки. Думаю, проблема в том, что люди боятся, что их могут проигнорировать, что их постигнет неудача, поэтому они и выдают всё, что знают, все точки отсчёта и системы координат, одним махом. Такая позиция бедности или неудачи превращает твою драматургию в грязь, поэзию – в мусор. Обычно чувство недосказанного, но подразумевающегося людям понятнее и ближе. И это не значит, что ты утаиваешь правду, ты просто остаёшься честным и одновременно радостным в том, что ты хочешь сказать. Тогда искусство становится живым процессом.
