Карлос Кастанеда - Рассказы о силе (Истории силы)
Я отметил, что диаграмма отличалась от той, которую я зарисовал в своем блокноте год назад,
— Внешняя форма не имеет значения, — сказал он.
— Эти точки представляют человека и могут быть нарисованы как угодно.
— Они представляют тело? — спросил я.
— Не называй это телом, — сказал он. — На волокнах светящегося существа есть восемь точек. Маги говорят, как ты можешь видеть на диаграмме, что человеческие существа являются прежде всего волей, потому что она непосредственно связана с тремя точками: чувством, сновидением и видением. И лишь во вторую очередь человек — это разум. Центр разум действительно играет меньшую роль, чем воля, так как соединен только с разговором.
— А что значат две другие точки, дон Хуан?
Он взглянул на меня и улыбнулся.
— Сейчас ты намного сильнее, чем тогда, когда мы впервые говорили об этой диаграмме, но еще недостаточно силен, чтобы знать все восемь точек. Со временем Хенаро покажет тебе оставшиеся две.
— У каждого ли есть все 8 точек, или только у магов?
— Можно сказать, что каждый приносит в мир эти восемь точек. Две из них — разум и разговор — известны всем. Так или иначе, мы знакомы и с чувством, хотя и смутно. Но лишь в мире магов достигается знакомство со сновидением, видением и волей. Наконец на краю этого мира встречаешься еще с двумя. Восемь точек образуют целостность самого себя.
Он показал на диаграмме, что все точки могут косвенно соединяться друг с другом.
Я снова спросил о двух таинственных точках. Он сказал, что они соединяются только с «волей», удалены от «чувства», «сновидения» и «видения» и еще дальше — от «разговора» и «разума», показав пальцем, что они изолированы не только от остальных точек, но и друг от друга.
— Эти две точки недоступны ни разговору, ни разуму, — сказал он. — Только воля может иметь с ними дело, разум настолько удален от них, что пытаться понять их совершенно бессмысленно. Это вещь является самой тяжелой для понимания. В конце концов сила разума и заключается в том, чтобы разобраться во всем (найти во всем смысл).
Я спросил его, соответствуют ли эти восемь точек участкам тела или отдельным органам.
— Соответствуют, — сухо ответил он и стер диаграмму.
Он стал показывать центры, прикасаясь к соответствующим местам на моем теле. Голова была центром «разума» и «разговора», верхушка грудины — центром «чувства», место чуть ниже пупка — «воли». Центр «сновидения» был с правой стороны против ребер, а «видения» — с левой. Он сказал, что у некоторых воинов центры «видения» и «сновидения» расположены на правой стороне.
— А где остальные две точки? — спросил я.
Он дал мне совершенно непристойный ответ и расхохотался.
— Ты очень хитрый, — сказал он, — Думаешь, что я сонный старый козел, не так ли?
Я объяснил, что спросил скорее по инерции,
— Не торопись, — сказал он. — В свое время ты это узнаешь, но с той поры будешь предоставлен самому себе.
— Ты хочешь сказать, что я никогда больше не увижу тебя?
— Никогда, — сказал он. — Мы с Хенаро станем тем, чем были всегда — пылью на дороге.
Я почувствовал толчок под ложечкой.
— О чем ты говоришь, дон Хуан?
— Я говорю о том, что все мы — непостижимые существа, светящиеся и безграничные. Ты, Хенаро и я связаны одной целью, которая не является нашим личным выбором.
— Что это за цель?
— Учиться пути воина. Ты не можешь сойти с него, и мы тоже. До тех пор, пока паше главное достижение впереди, ты будешь находить меня или Хенаро. Но когда мы с ним достигнем своей цели, ты полетишь свободно, и никому не известно, куда понесет тебя сила твоей жизни.
— Какую роль играет в этом дон Хенаро?
— Пока что эта тема не для тебя. Сегодня я должен закрепить в тебе тот факт, который вчера открыл тебе Хенаро, факт того, что мы — светящиеся существа. Мы — воспринимающие. Мы являемся осознанием. Мы не являемся объектами и не обладаем твердостью. Мы — безграничны. Мир объектов и твердости — это лишь способ сделать наш путь по земле удобным. Это просто описание, которое было создано для того, чтобы помочь нам. Мы или скорее наш разум забывает о том, что описание является лишь описанием и вследствие этого заключает целостность себя в порочный круг, из которого мы редко вырываемся в течение жизни.
Сейчас, например, ты пытаешься высвободиться из пут разума. Появление дона Хенаро на краю чапараля кажется тебе абсурдным и немыслимым; тем не менее, ты не можешь отрицать, что был свидетелем этого. Ты воспринял это как таковое.
Дон Хуан усмехнулся и тщательно нарисовал на пепле другую диаграмму, но не позволил ее скопировать, прикрыв шляпой.
— Мы — воспринимающие существа, — продолжал он. — Однако воспринимаемый нами мир является иллюзией. Он создан описанием, которое нам сообщали с момента нашего рождения.
Мы, светящиеся существа, рождаемся с двумя кольцами силы, но для создания мира используем только одно из них. Это кольцо, которое зацепляется очень скоро после нашего рождения, есть разум и его компаньон, разговор. Между собой они стряпают и поддерживают мир.
Так что, в сущности, тот мир, который хочется поддерживать твоему разуму, это мир, созданный описанием и его догматическими и нерушимыми законами, которые разум научился принимать и отстаивать.
Секрет светящихся существ заключается в том, что у них есть второе кольцо силы, которое никогда не используется — воля. Уловка мага — это та же уловка обычного человека. У обоих есть описание, но только обычный человек поддерживает свое при помощи разума, а маг — при помощи воли. Оба описания имеют свои законы, и эти законы поддаются восприятию. Но воля по сравнению с разумом более всеобъемлюща, и в этом преимущество мага.
Сейчас я хочу тебе предложить, чтобы, начиная с этой минуты, ты позволил себе воспринимать в обоих случаях: когда описание поддерживается твоим разумом или когда оно поддерживается твоей волей. Я чувствую, что для тебя это единственный способ использовать свой повседневный мир как вызов и как средство накопить достаточно личной силы для обретения целостности самого себя.
И тогда, быть может, тебе ее хватит уже в следующий твой приезд. Но жди до тех пор, пока не почувствуешь, как сегодня у оросительной канавы, что внутренний голос подсказывает тебе поступить именно так, а не иначе. Если ты приедешь в каком-то другом случае, это будет для тебя опасным, и ты просто потеряешь время.
Я заметил, что если мне следует ждать такого голоса, то мы, вероятно, больше никогда не увидимся.
— Ты не представляешь себе, насколько хорошо можно действовать, когда тебя прижмут к стенке, — сказал он.
Дон Хуан поднялся, взял охапку дров и подбросил в глиняную печь несколько сухих палок: разгоревшееся пламя отбрасывало на землю желтоватые отблески. Потушив лампу, он сел на корточки перед своей шляпой, которая накрывала рисунок, сделанный им на пепле.
Он велел мне расслабиться, выключить внутренний диалог и смотреть на шляпу. С минуту я боролся с собой, а затем возникло ощущение парения или падения с высоты. Казалось, меня ничто не поддерживало, я как бы не сидел или не имел тела.
Дон Хуан поднял шляпу. Под ней были спирали пепла. Я смотрел на них, не думая. Я чувствовал движение спиралей. Я чувствовал их в своем животе. Пепел, казалось, собрался в кучу, а затем зашевелился, вспучился, и внезапно я увидел дона Хенаро, сидящего передо мной.
Это зрелище мгновенно вернуло мой внутренний диалог. Думая, что это сон, я начал прерывисто дышать и попытался открыть глаза, но они и так были открыты.
Я слышал, как дон Хуан велит мне вставать и двигаться. Вскочив, я побежал на веранду. Дон Хуан и дон Хенаро бросились за мной. Дон Хуан пошел в дом, вынес лампу и повесил ее на балку. Я никак не мог перевести дыхание и пытался успокоиться, как делал это раньше, повернувшись к западу и выполняя бег на месте. Я поднял руки и начал дышать. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и сказал, что эти движения делаются только в сумерках.
Дон Хенаро закричал, что для меня это сумерки, и оба они рассмеялись. Дон Хенаро побежал к кустам, а затем прыгнул обратно на веранду, как если бы он был привязан к огромной резиновой ленте, которая растянулась, а затем дернула его обратно. Он повторил это движение три-четыре раза, а затем подошел ко мне. Дон Хуан пристально смотрел на меня, хихикая, как ребенок. Они незаметно переглянулись, и дон Хуан громким голосом сказал дону Хенаро, что мой разум опасен и что он может убить меня, если его не усмирить.