Давид Лезебери - Афганистан - мои слезы
— Сабур, можно с тобой переговорить в кабинете?
— Конечно, — ответил он, приглашая меня внутрь. Хотя этот высокий любезный афганец всегда был одет в спецодежду, испачканную мазутом, он всегда производил впечатление очень вежливого и полного достоинства человека.
— Я знаю, что ты — глубоко верующий человек, и поэтому я принес тебе Инджил, книгу, которая изменила мою жизнь, —сказал я. — К сожалению, похоже на то, что я не смогу дольше оставаться в Афганистане. Поэтому я хочу сделать тебе подарок, дороже которого для меня ничего нет.
Выглянув из кабинета Сабура и убедившись, что мы одни, я снова посмотрел на него и сказал:
— Я верю, что у тебя есть право читать эту книгу, даже если некоторые думают по-другому.
С этими словами я вынул из корзины Новый Завет, который Джули бережно завернула в вышитую ткань.
Сабур вежливо взял подарок и поставил его высоко на полку на стене у себя за спиной. Он тепло пожал мою руку и тоном, выражавшим искреннюю благодарность, сказал:
— Огромное Вам спасибо.
Я был рад его словам, и мне хотелось добавить что-нибудь еще, но я знал, что мне не стоит дольше задерживаться в его мастерской. Я лишь смог сказать: «Пожалуйста, Сабур. До свиданья, мой друг».
Он прокашлялся, взглянул на меня и кивнул. Он меня понял.
Я вышел на улицу и направился в портняжную мастерскую. Пробираясь сквозь занесенные снегом улицы, я думал о моем друге Сабуре. С первого же дня, как я зашел к нему в мастерскую, он был очень добр ко мне.
«Я буду помнить тебя в своих молитвах, Сабур», — молчаливо пообещал я.
Войдя в мастерскую, я поприветствовал владельца. Хотя обычно здесь было полно народу, в этот день, после такого сильного снегопада, здесь находился только один работник. Это был бедняк-поденщик, который, вероятно, просто хотел согреться.
Я спросил моего друга:
— Можно, я пошлю Вашего работника купить мне апельсинов?
Крепкий широколицый портной попросил работника сходить за апельсинами. Тот охотно согласился. Я дал ему необходимое количество монет.
Когда он ушел, я сказал:
— Мне, наверняка, скоро придется покинуть Афганистан. На прощанье я хотел бы сделать Вам очень дорогой для меня подарок. Я знаю, что Вы верите в Бога, и потому я принес Вам Инджил.
С этими словами я подал ему книгу. Сидя, он взял Новый Завет и спрятал его под прилавком. Затем, со слезами на глазах, он вскочил со стула и кинулся обнимать меня с такой силой, что чуть было не задушил.
— Спасибо, — сердечно поблагодарил он.
— Пожалуйста. Я рад, что Вы так рады, — ответил я. Когда вернулся работник, я взял апельсины и, простившись, ушел. Мое сердце было переполнено благодарностью. Радость смешивалась с печалью, когда я размышлял по пути домой.
Я устало шагал мимо молчаливых постовых, уже даже не переживая, что они могут заговорить со мной по-русски, и никак не мог отделаться от мысли, что я, наверное, уже больше не увижусь со своими друзьями. Снова я мысленно задал вопрос: «Господи, ну почему я не могу просто жить в Кабуле, выучить пушту и рассказывать людям о Твоей любви?».
Глава одиннадцатая
Неожиданная похвала
Всеми силами мы с Джули старались идти по пути, которым направлял нас Бог. Удручающий и необратимый факт того, что наши визы подходят к концу, казалось, противоречил Божьей воле. Но, несмотря на обстоятельства, мы знали, что можем Ему полностью доверять, и поэтому в очередной раз готовились к отъезду из Кабула.
В начале февраля 1980 года мы с Джули приехали в Кабульский международный аэропорт, чтобы вылететь в Пакистан. Нас никто не провожал. Для наших друзей было слишком опасно появляться вместе с нами, потому что коммунисты считали всех американцев агентами ЦРУ. Таможенники тщательно досмотрели нас и наш багаж прежде, чем разрешить посадку на бело-зеленый двухпропеллерный самолет. Такие самолеты все еще использовались Пакистанскими международными авиалиниями для перелетов между Кабулом и Пешаваром.
Мы пристегнули ремни и приготовились ко взлету — я мысленно погрузился в приятные воспоминания о господине Мунсифе, Аймале и других афганских друзьях. Я тихо молился за каждого из них, пока наш крошечный самолет выруливал на взлетную полосу мимо танков, грузовиков, огромных транспортно-десантных самолетов и советских солдат, охранявших главную взлетную полосу.
С высоты нам хорошо были видны огромные военные лагеря, в которых разместилась Советская Армия. Мне так отчаянно хотелось, чтобы этих лагерей, контрастно выделяющихся на фоне снежного покрывала, не было, но мое желание не могло изменить того, что происходило внизу.
«Неужели я все это вижу своими глазами?—думал я. — Так трудно поверить, что все происходившее вокруг нас было реальностью, и мы сами стали тому свидетелями».
Мне не хотелось предаваться грустным мыслям, и я заставил себя задуматься о Пакистане и возможностях, которые приготовил для нас Бог. Вскоре наш пятидесятиминутный перелет подошел к концу, и самолет приземлился на взлетной полосе Пешавара — города, находящегося вблизи знаменитого Хайберского прохода.
После того, как наш багаж прошел таможенный досмотр, я взял такси, чтобы доехать до гостиницы. Я не стал ждать, пока таксист назовет цену, тем более, мне совсем не хотелось препираться с ним в конце пути. В таких случаях либо таксист оказывался чересчур нахальным, либо цена — очень высокой. Поэтому я заранее назвал свою цену, и мы без приключений доехали до гостиницы на улице Исламиа.
Гостиница «Джон» размещалась в стареньком трехэтажном строении, лучшие дни которого уже давно миновали. Однако это была недорогая гостиница, и в ней было все необходимое. Мы выбрали угловую комнату на верхнем этаже, потому что она была немного больше, чем остальные. Кроме того, оттуда можно было свободно выходить на крышу, где Джули развешивала белье на веревке, натянутой между двумя водонагревателями. Эти водонагреватели были еще одной причиной, по которой мы выбрали эту гостиницу — мы знали, что здесь всегда можно рассчитывать на горячую воду.
В нашей комнате было два небольших окна. Одно было завешено оранжевой шторой, в другом находился кондиционер, производивший невероятно много шума и совсем немного прохладного воздуха. Стены были выкрашены в кремовый цвет, а пол застлан изрядно потертым ковровым покрытием некогда зеленого цвета. Электрические провода, протянутые под ковром и по стенам, ответвлялись к розеткам и одинокой лампе в углу. К нашему удивлению, электрическая проводка выдерживала наш чайник, и при этом у нас не выбивало пробки. Две односпальные кровати были застелены чистыми простынями, твердыми подушками и армейскими одеялами. Осмотрев комнату, мы сразу же заметили, что все в ней порядком изношено.
Комнаты гостиницы располагались в виде прямоугольника, и двери каждой выходили в центральное фойе с застекленной крышей. Такое расположение полностью исключало необходимость будильника, потому что каждое утро в пять часов в фойе подавали чай. Разговоры официанток и шум тележек, дребезжащих по мраморному полу, поднимались, как дым от костра, и проникали в каждую комнату, не давая никому спать.
В ресторане на первом этаже подавали бесплатный завтрак для всех постояльцев. Нас хорошо кормили, и персонал гостиницы всегда был приветлив, поэтому, даже несмотря на некоторые недостатки, наше проживание в гостинице «Джон» было весьма приятным.
Прямо напротив нашей гостиницы стояли извозчики с тонга (лошадьми, запряженными в двухколесные повозки), готовые вмиг доставить кого угодно в любой конец города. Поторговавшись о цене, извозчик пришпоривал лошадь, и повозка уносилась прочь. И извозчик, и пассажир обычно были уверены, что выторговали хорошую цену, но извозчик, как правило, выгадывал больше.
Еще одним видом общественного транспорта были рикши, развозившие людей на трехколесных мотороллерах с низким навесом над головой. Мы с Джули прозвали их «МИГами на колесах». Безумные поездки на этом транспорте надолго запомнились мне набитыми в них шишками. В таких случаях я хлопал шофера по плечу и напоминал ему: «У меня всего одна голова. Пожалуйста, поосторожнее».
Приехав в Пешавар, мы и не подозревали, что гостиница «Джон» на следующие тринадцать месяцев станет нашим домом. Мы не могли получить постоянных виз на проживание в Пакистане, и поэтому нам пришлось совершить несколько поездок в Индию по туристическим визам, чтобы оставаться рядом с пуштунским народом — людьми, которых мы так полюбили.
Большинство дней, проведенных нами в Пакистане, были яркими и солнечными, и день, в который мы решили отправиться на границу с Афганистаном вместе с нашим другом Роджером Уайтом, не был исключением.
