Дмитрий Щедровицкий - Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?
Изгнана будет из шатра его надежда его, и это низведет его к царю ужасов. (Иов. 18, 14)
Тут встречается имя еще одного злобного существа: מלך בלהות <мелех балагот> — «царь ужасов».
Мы видим, что, согласно Вилдаду, после смерти нечестивец ведет сознательную жизнь. Он не засыпает вечным сном, а, напротив того, испытывает какие-то непереносимые страдания, насылаемые «царем ужасов». Если בלהה <балага> — «ужас», «смятение» — может постигнуть человека и при жизни, то «царь ужасов» (владыка их всех, насылающий кары на данную душу) поджидает грешника именно в аду, после смерти. Вспомним описания адских мук, сходные в различных религиозных традициях; здесь речь идет именно о таком загробном состоянии души.
Поселятся в шатре его, потому что он уже не его; жилище его посыпано будет серою. (Иов. 18, 15)
— т. е. и все земные дела такого человека придут в упадок, дом его перейдет к чужим и даже серою засыплют то место, где он прежде жил.
Снизу подсохнут корни его, и сверху увянут ветви его. (Иов. 18, 16)
Обычно под «ветвями» и «корнями» разумеются потомки и предки. Итак, злая молва постигнет его предков (а уважение к предкам, как мы знаем, — одна из главных заповедей; в Декалоге Моисея это Пятая заповедь: «Чти отца твоего и мать твою, дабы продлились дни твои на земле»). Бесчестие же предков — крайний позор, еще одна дополнительная кара для человека. Засохнут не только «корни» преступника, но также и «ветви»: потомство его не будет долговечным. —
Память о нем исчезнет с земли, и имени его не будет на площади. (Иов. 18, 17)
На площадях (т. е. в местах публичных собраний) обычно происходил суд, там вспоминали знаменитых людей прошлого, чтили умерших и благословляли их души; но имя грешника исчезнет даже с площади, о нем и не вспомнят…
Изгонят его из света во тьму и сотрут его с лица земли.
Ни сына его, ни внука не будет в народе его, и никого не останется в жилищах его. (Иов. 18, 18–19)
Кроме личной кары в преисподней существует и «этическая» кара — недобрая память среди живущих. Эта вторая кара должна служить научению как современников, так и будущих поколений.
О дне его ужаснутся потомки… (Иов. 18, 20)
Имеются в виду потомки уже не его личные (см. выше), а вообще грядущие поколения.
…И современники [в оригинале קדמנים <кадмоним> — «предки»] будут объяты трепетом.
Таковы жилища беззаконного, и таково место того, кто не знает Бога. (Иов. 18, 20–21)
Как мы уже говорили, здесь подразумевается тот, кто отказывается Его познавать и не действует по Его воле. Даже предки такого человека будут трепетать в своих неземных обителях, терпя за него позор.
Таким образом, учение Вилдада очень сильно отличается от учения Елифаза, апеллируя преимущественно к традиции, к преданию. Именно такого рода апелляция становится краеугольным камнем многих, и притом самых разных, учений последующих времен, у различных народов, в различных религиях и традициях, прежде всего — в тех консервативных религиозных направлениях, которые, опираясь исключительно на традицию и абсолютизируя ее значение, отрицают возможность какого бы то ни было живого общения с Богом и непосредственного Его откровения человеческой душе.
Интересно понять, как относится автор Книги Иова (по преданию, напомним, это сам Моисей) к учению Вилдада. Содержится ли в этом учении, по его мнению, рациональное зерно и росток истины? На данный вопрос следует ответить утвердительно. В том, что говорит Вилдад (как, впрочем, и Елифаз), содержится определенная истина. Но это не значит, что подобным учением можно объять всю непостижимую для человека многомерность духовной реальности. Опять же, вина Вилдада в том, что его частная теория, его точка зрения претендуют на всеохватность.
…Некоторые образы и выражения, принадлежащие Вилдаду, вошли в религиозный обиход разных народов и традиций. Упомянем, например, такие его слова:
…Держава и страх у Него; Он творит мир на высотах Своих! (Иов. 25, 2)
Представление о том, что Бог есть «Творящий мир на высотах своих», отражено как в иудейских, так и в различных христианских богослужебных текстах. Как же проинтерпретировать это высказывание? Его можно понять двояким образом: во-первых, Бог творит мир (עשה שלום <осэ шалом>) в блаженном бытии вышнего, горнего, мира, который противостоит царству того «царя ужасов», о котором мы только что говорили. Значит, душе человека предстоит, если она шла путем мирным, чистым, светлым (по Вилдаду, путем традиции), не оказаться у «царя ужасов», а вознестись в высший мир — царство под названием «Шалом», мир совершенства и полноты, т. е. в мир ангельский. Если, согласно Елифазу, душа уже была в названном высшем мире, откуда ниспала и куда должна возвратиться через обретение покорности Богу, то для Вилдада путь ввысь (без предыдущего ниспадения с неба) — результат верности традиции и сохранения в себе тех образа и подобия, которые запечатлел в человеке Бог: путь в небеса — это спасение от «скотского» состояния, от образа жизни животных.
Таково одно понимание слов: «…Он творит мир на высотах Своих». Второе же понимание непосредственно связано с жизнью земной: Бог Сам решает, кому послать мир на земле; Он «творит мир» и ниспосылает его тому, кто этого достоин.
В древнейшей месопотамской поэтической традиции различные этические начала, нравственные категории мыслятся в образах предметов или живых существ. Таковы истина, любовь, милость, ненависть, страх — всё это «создают» боги в виде неких «материально-духовных» объектов и посылают в дар или в наказание людям. И שלום <шалом>, мир, может рассматриваться так же: Бог его творит, а потом низводит с небес на Своих избранников. Кто же эти избранники? Верные традиции — те, кто поступает в согласии с учением Вилдада.
Далее Вилдад говорит (подобно Елифазу, и, как мы увидим далее, Софару, и самому Иову) о величии Бога, но делает это совершенно по-своему, оригинально и неповторимо. Особенно сильно величие Бога утверждается им в последней речи, изложенной в 25-й главе:
И как человеку быть правым пред Богом, и как быть чистым рожденному женщиною?
Вот даже луна — и та несветла, и звезды нечисты пред очами Его.
Тем менее человек, который есть червь, и сын человеческий, который есть моль. (Иов. 25, 4–6)
Последнее выражение мы, согласно взглядам самого Вилдада, не можем применить к каждому из живущих на земле. Вилдад не говорит, что человек вообще есть «червы» и «моль». Нет, Бог печется о человеке, Он дозволяет ему пользоваться тем светом предания, который просвещает землю со времен первых поколений, так что не каждый человек — червь, и не каждый — моль. Но отступая от света предания, погружаясь во тьму своеволия, человек уподобляется животному, а отступая еще далее — червю и моли. Червь — существо ничтожное, на него легко наступить; а моль еще и вредна. Вот так же и нечестивый: сначала он становится бесполезным, никчемным, а потом — и врагом Самому Творцу и Его творениям. Моль поедает одежду, и поэтому ее уничтожают; так же и нечестивый вредит всей вселенной, наносит ей ущерб, почему Бог его и устраняет.
Таким образом, изменив священному преданию и перейдя все границы дозволенного отцами, человек вычеркивает себя из списка живых, и нет уже ему возврата. Разве что в самом начале своего отступления он покается и возвратится, пока еще искра традиции не угасла в его сердце.
Сравним также, как представляет себе «нечистоту» в небесном мире Вилдад, и как — Елифаз. Мы помним, что у Елифаза «Бог усматривает недостатки» не в луне и звездах, но в служителях своих — ангелах:
Вот, Он и слугам Своим не доверяет, и в ангелах Своих усматривает недостатки… (Иов. 4, 18)
У Вилдада же ангелы не упоминаются — лишь луна и звезды:
Вот даже луна, и та несветла, и звезды нечисты пред очами Его. (Иов. 25, 5)
И это логично, потому что у Елифаза причина страданий — падение души из состояния ангельского в состояние человеческое; соответственно, основа его учения — откровение свыше: откуда человек пал (ранее будучи ангелом), оттуда (от Бога) к нему и приходит спасительная весть. У Вилдада основа нечестия — в падении человека до состояния скота, поэтому опора учения — в традиции, которая всегда пребывает на человеческом уровне; ведь в любом случае человек должен подняться до того уровня, с которого ниспал. И если он изгнан из ангельского мира, как у Елифаза, то для возвращения туда ему нужна ангельская весть, т. е. откровение; если же он лишился человеческого облика, дойдя до скотского состояния, то ему для возвращения нужна весть из человеческого мира, которая и сохраняется непрерывной передачей традиции: только держась ее, можно спастись.
