Дмитрий Щедровицкий - Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?
…Обдумайте — и потом будем говорить.
Зачем считаться нам за животных и быть униженными в собственных глазах ваших? (Иов. 18, 2–3)
Разберемся в сказанном подробнее. Когда человек становится похожим на животное, т. е. ведет скотский образ жизни, то он унижается в собственных глазах. Чем же возвышается человек над животным? «…Обдумайте — и потом будем говорить. Зачем считаться нам за животных?..» Животные не мыслят. Значит, именно разум («обдумайте»), выражающийся в речи («потом будем говорить»), притом держащийся живой, святой, чистой традиции, переданной от Адама и других праотцев, отличает человека от животного. Таким образом, падение имеет духовный характер, оно есть низведение жизни с человеческого уровня на животный, и человек наказывается свыше уже самим этим падением, а также дополнительно — за него.
Непосредственно истина была сообщена, по учению Вилдада Савхеянина, только первому поколению. Потом она преемственно передавалась из рода в род до настоящего времени, и те, кто держится ее, — благословенны. Единственная возможность спастись на земле, избегнув всех кар и наказаний, а после смерти удостоиться блаженного бытия — это держаться названной святой традиции, дошедшей до наших дней: она одна истинна и никогда не искажалась; отступающие от нее уничтожаются, а держащиеся ее пребывают в мире и покое.
Правда, в интерпретируемых нами словах Вилдада содержится возможность и иного понимания. Ведь о тех самых отцах, к которым следует обратиться за разъяснением предания, сказано как о живых собеседниках:
Вот они научат тебя, скажут тебе и от сердца своего произнесут слова… (Иов. 8, 10)
Не правда ли, странно? Ведь предки жили много поколений назад; как они могут произнести слова «от сердца», обращаясь к потомку, который их вопрошает? Скорее всего, они оставили свои поучения в каких-то писаниях — в книгах, применительно же к древневосточной реальности, о которой мы говорим, — на глиняных табличках или в надписях на камне; а может быть, позаботились о том, чтобы обеспечить передачу учения в устном виде. Но ведь здесь говорится о вопрошании как о непосредственном, личном общении с ними! «Вот, они научат тебя, скажут тебе…» — скажут не вообще потомкам, а тебе лично, притом «…и от сердца своего…» — а это уже чисто эмоциональное общение! — «…произнесут слова…». Следовательно, в учении Вилдада можно усмотреть начатки учения о прямом общении потомков со своими предками: духи предков могут явиться и «произнести слова» с целью «научить тебя».
Следовательно, если мы говорим, что Вилдад Савхеянин не признает никакой возможности нового откровения свыше, то это не абсолютный приговор: некое откровение может быть, но не от Бога, а от духов, обитающих в горнем мире, от древних предков. А как же библейский запрет: «…не должен находиться у тебя… вызывающий духов… и вопрошающий мертвых…» (Втор. 18, 10–11)? Очевидно, Вилдад не имеет в виду, что духов предков следует произвольно вызывать, но что они сами могут явиться (скажем, во сне), дабы помочь своим потомкам добрым советом.
…Так почему же имя Вилдад переводится как «возлюбленный Владыкой»? Да потому, что он крепко держится за ту чистую традицию, которая восходит к Адаму, и следует ей. Отступление от традиции рассматривается им как отступление от Бога и, следовательно, как отпадение от корня, от источника жизни:
…Поднимается ли тростник без влаги? растет ли камыш без воды?
Еще он в свежести своей и не срезан, а прежде всякой травы засыхает.
Таковы пути всех забывающих Бога, и надежда лицемера погибнет… (Иов. 8, 11–13)
С чем сравнивает Вилдад отступление от Бога и забвение Его? С засыханием тростника или камыша — тех растений, которые могут расти только близ воды, обильно орошаемые и напояемые ею.
Гораздо позже, спустя тысячелетия, в суфийской поэзии сходная мысль будет выражена несколько иным образом: человек, отступивший от Аллаха, забывший Его, сравнивается с ветвью, отсеченной от дерева. Эта ветвь, лежащая возле ствола, думает, что она будет жить вечно, что источник жизни в ней самой, но связи со стволом уже нет, и она, засыхая, постепенно начинает понимать, что отделена от источника жизни.
Можно подобное сравнение усмотреть и в более ранней — евангельской— традиции. Иисус говорит ученикам:
Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец мой — виноградарь.
<…>
Кто не пребудет во мне, извергнется вон, как ветвь… (Иоан. 15, 1–6)
Значит, питание от Божественного Источника, прямая связь с ним — это жизнь, а отсечение от Него — смерть, хотя и не мгновенная и не сразу ощущаемая. Самое древнее выражение подобного философского воззрения мы встречаем именно у Вилдада.
Бог — это источник, сердцевина, основа, начало жизни каждого из нас: если мы от Него отвращаемся, Его забываем, то уподобляемся растениям, нуждающимся в воде, но лишенным ее. Божественная сила, энергия, Его Дух, которым живится дух человеческий, в таком случае отступают от нас, и мы тогда потенциально мертвы, а в смысле духовном — мертвы уже сейчас.
Другое изображение нечестивого содержится в следующих словах Вилдада:
…Упование его подсечено, и уверенность его — дом паука.
Обопрется о дом свой — и не устоит; ухватится за него — и не удержится. (Иов. 8, 14–15)
В Библии вера в Бога, исполнение Его заповедей неоднократно уподобляются камню, на котором человек возводит свой дом. Вспомним, например, слова Иисуса:
…Всякого, кто слушает слова мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне… (Матф. 7, 24)
При потоках и бурях устоит дом, основанный на каменном фундаменте. Здесь, у Вилдада, мы находим сходный образ: дом, построенный на камне, т. е. основанный на учении Божьем, на верности Ему, противопоставляется «дому паука». А что такое «дом паука»? Это паутина; стоит пальцем шевельнуть — она порвется, и паук упадет: «Обопрется о дом свой — и не устоит; ухватится за него — и не удержится». Но сам паук не рвет паутину, для него она достаточно прочна, разрушают ее посторонние силы. Так и тот, кто не основал свою физическую жизнь на метафизической реальности Божественного Присутствия, как бы висит, подобно пауку, между небом и землей, не имея никакой опоры, потому что всё держится милостью Божьей; а отрицая эту милость, человек подсекает основы собственного бытия. И извне приходит к нему наказание, «разрывающее» его жизненные надежды, которые сравниваются с паутиной…
Имеется и еще один образ, который использует Вилдад для описания отступника от Бога:
Зеленеет он пред солнцем, за сап простираются ветви его;
В кучу камней вплетаются корни его, между камнями врезываются.
Но когда вырвут его с места его, оно откажется от него: «Я не видало тебя!» (Иов. 8, 16–18)
Здесь «место» человека в мире (т. е. и пространственно-временные координаты, и все обстоятельства жизни, включая социальное окружение) одушевляется, олицетворяется, «умеет говорить». Место, из которого человек вырван и выкинут Богом, как бы отказывается от того, кто в нем ранее присутствовал, и заявляет: «Я не видало тебя!» Человек недостоин пребывать в мире, если он не воздает хвалу Тому, Кто его в этот мир поместил. А кто же замещает исторгнутого? —
…Из земли вырастают другие. (Иов. 8, 19)
Нечестивец подобен растению, вырванному Богом и вышвырнутому Им как сорняк, потому что оказался духовно бесплодным; он заменяется «другими», которые, может быть, принесут ожидаемый духовный плод в свое время и будут верны Садовнику, их насадившему.
Таким образом, у Вилдада человек нечестивый уподобляется то тростнику и камышу, лишенным влаги; то пауку, который «ни на чем» строит свой дом; то растению, выдернутому из земли…
Вернемся к уже прочитанным стихам:
…Когда же положите вы конец таким речам? обдумайте, и потом будем говорить.
Зачем считаться нам за животных и быть униженными в собственных глазах ваших? (Иов. 18, 2–3)
Теперь попробуем «вопросить» древнего мыслителя об источнике самого нечестия. Что же именно, с его точки зрения, должен предпринять человек, чтобы не упасть со своей человеческой высоты и не превратиться в животное: в этой жизни — образно, а в грядущей — буквально?
«Обдумайте…» — говорит Синодальный перевод. В древнееврейском же тексте стоит תבינו <тавину> — «уразумейте», «поймите». Что-то человек должен уразуметь, чтобы не уподобиться животному. О чем идет речь? О том, чтобы исследовать что-то собственным разумом, познать причины бытия? Из сказанного выше вытекает, что нет: в контексте учения Вилдада говорится о традиции, и только о ней. «Уразумейте…» — что? — очевидно, именно традицию, предание предков. И если вы будете этому преемственно передаваемому учению верны, тогда станете непоколебимы и займете подобающее вам человеческое место под солнцем. Значит, действие по глаголу «уразумейте» противопоставляется в контексте учения Вилдада поведению «не познавшего Бога» (Иов. 18, 21), т. е. не пожелавшего Его познать.
