Абрам Ранович - Как создавались жития святых
С тех пор количество реликвий еще возросло, как возросло и число святых.
Манера письма и композиции житий также свидетельствуют о чисто литературном характере древних житий. Выше уже упоминалось о заимствовании у стоиков тех речей, которые обычно произносят мученики перед судьей. Тип языческого жития дан в жизнеописании Аполлония Тианского и в пародиях Лукиана. Классические работы Эрвина Роде и Р. Рейценштейна показали, что житийная литература продолжает традицию греческого романа. Да и в мелочах авторы житий следуют греческим образцам.
Оратор II века Элий Аристид, например, говорит: «Я не в состоянии рассказать о всех деяниях спасителя, которые я вкусил по сей день; я даже не приведу здесь гомеровского стиха «если бы десять у меня было языков, десять ртов» и т. д., ибо и этого мало. Но если бы я даже превзошел всю находящуюся в людях силу слова и мысли, я бы даже не приблизился к возможности передать все это». То же говорит и Софроний в своем словословии Киру и Иоанну: «Кто в состоянии рассказать о чудесах, совершенных этими святыми? Каким велеречивым устам возможно все изложить? Никто из людей на это не способен, даже если бы он имел десять языков и десять ртов, медное дыхание и неутомимый голос». В том же духе говорит и автор жития Козьмы и Демьяна: «Как можно рассказать о всех их чудесах? Взяться за это — значит измерить океан или сосчитать звезды».
Чтобы заинтересовать читателя, Иероним прибегает даже к вставке в житие эротической сцены в греческом жанре.
Заимствуя из греческой литературы — те или иные сказочные мотивы или отдельные эпизоды, агиографы иной раз оказывают медвежью услугу своему святому, выдавая с головой его далеко не соответствующие христианскому учению подвиги, В 1902 году в «Записках историко-филологического факультета СПБ университета» был опубликован на греческом языке «Рассказ Тимофея, архиепископа Александрийского о чудесах святого и славного мученика Мины». Чудо 5-е там гласит! «Был некий человек расслабленный с детства; он не мог ни ходить ногами, ни делать что-либо руками, и от врача, ни от какого бы то ни было другого человека не мог получить исцеления. Услыхав от многих людей о чудесах св. Мины, он попросил, и его туда доставили. Народ, увидев его, удивился (его немощи). Нашел он там женщину немую, никогда не говорившую. И оба там пребывали, прося об исцелении. Когда прошло время и он не выздоравливал, он возроптал на святого, говоря: «Как я вижу, о святой, все, что я о тебе слышал, — ложь и неправда». В ту же ночь святой явился паралитику и сказал ему: «Что ты сердишься на меня, человече? Ну, раз я, по твоим словам, не в состоянии тебя вылечить, то ты не излечишься вовек, если не сделаешь, что я тебе скажу»… И говорит ему святой: «Иди и незаметно для всех займи ложе немой и ложись с нею, и ты получишь исцеление». Проснувшись, паралитик удивился, думая, что святой шутит над ним или испытывает его, и сказал про себя: «Я не знаю, что мне делать; я пришел просить исцеления, а святой, по-видимому, толкает меня на прелюбодеяние… и если я так сделаю, то я боюсь, чтобы мне не стало хуже». Святой, вторично явившись ему, сказал: «Сделай то, что я тебе говорю». Паралитик рассердился и сказал святому: «Святой божий, не будучи в состоянии меня вылечить, ты побуждаешь меня предаться блуду? Таково-то учение святых? Или ты шутишь надо мною?» Но святой, снова явившись ему во сне, сказал: «Сделай то, что я тебе сказал, и ты получишь исцеление». Он же, проснувшись, сказал: «О, святой божий, я сделаю, как ты предписываешь и как приказывает бог и твоя помощь». Затем, пробравшись туда, где лежала немая, он выждал, пока заснул весь народ в храме, и, вставши и укрывшись от глаз, он занял ложе немой, приподнял ее плащ и обнажил ее. Немая проснулась и, охваченная страхом, заговорила: «Насилие! Какой-то мужчина на мне». Тот в страхе и смущении, желая убраться с постели и бежать, вскочил на ноги, как бодрый конь… И так оба ушли, хваля и славя бога и св. Мину».
Излечение больных путем полового сношения не очень, казалось бы, уместно в христианском житии святого. Но благочестивый архиепископ брал готовый материал, который к тому же не противоречил христианской практике. Ведь и самый прием ночевки в храме бога-целителя, чтобы получить от него во сне совет и помощь, — весьма древний обычай. Особенно знаменит был чудесными исцелениями во сне (инкубациями) храм греческого бога-героя Асклепия в Эпидавре. О чудесах в этом храме сохранились многочисленные предания. Сводятся они обычно к тому, что больной засыпает, во сне является ему Асклепий, дает ему лекарство или производит хирургическую операцию, и больной просыпается здоровым. Буквально такие же подвиги сообщаются в тех же выражениях и с теми же подробностями о христианских целителях — Козьме и Демьяне, Кире и Иоанне, Мине и др. Вот, например, отрывок из жития святого Элигия: «Некая женщина… немая и слепая, была некогда доставлена к могиле св. Элигия… Охваченная сонливостью, она отдалась сну. И вот, когда она спала, ей вдруг привиделось, что у ее ложа стоит св. Элигий; он ласково коснулся ее глаз, затем ножом или шилом слегка подрезал основание ее языка. После этого она проснулась здоровой… и вернулась в родное селение».
При таком обращении с материалом, при чисто условном бытии самих святых и мучеников, жития, естественно, все на один лад: все копируют одни и те лее древние образцы и друг друга. Выработался определенный трафарет, который варьируется лишь в мелочах. Нет скучнее чтения, чем жития святых мучеников: беспрерывно тасуются одни и те же захватанные и затасканные, к тому же крапленые карты. После мнимоисторического введения, где автор пытается дать «исторические» сведения о своем, часто вымышленном герое, он переходит к самому интересному — к допросу, пыткам и казни. Допрос ведет иногда сам виновник гонений — царь или проконсул или, чаще, исполнитель воли царской. Судья рисуется обычно суровым, не поддающимся убеждению. Сам мученик, в сущности, обезличен. Мученики на допросе отличаются друг от друга только именем, полом, возрастом. Они говорят одни и те же речи, ведут себя совершенно одинаково. Судья пытается убедить мученика принести жертву цезарю и отступиться от веры; он обещает ему полцарства, он предлагает ему свою дочь в жены. Мученик с презрением отвергает земные блага. Судья переходит к угрозам. Но мученик разражается в ответ речью, где он по всем правилам греческого ораторского искусства отстаивает свою веру, нападает на язычество, заявляет о своей готовности претерпеть муку. Между прочим, никакие обстоятельства не могут прекратить потока речи мученика; у церковного поэта Пруденция мученик Роман и после того, как у него вырвали язык, произносит речь, занимающую 410 стихов.
После речи мученика начинаются пытки. Здесь агиограф распоясывается вовсю. Но его фантазия ограниченна; он лишь нагромождает все больше и больше всевозможных пыток, стараясь поразить воображение читателя количеством мучений. В житии Климента и Агафангела рассказывается, как Климента повесили и терзали железными когтями, рот и щеки разбили камнями; после этого его привязали к колесу и били палками, резали ножами; затем ему втыкали кинжалы в лицо, разбили ему челюсти и вырвали по одному все зубы, а ноги защемили в железные колодки. Потом обоих мучеников бичевали бычьими жилами, подвесив их к потолку; по их бедрам проводили пылающими факелами, затем их бросили на растерзание зверям. Далее им запускали под ногти раскаленные докрасна шипы; после этого их погребают под слоем негашеной извести, где они пребывают два дня. «А поутру они вновь улыбались…» Их извлекают из-под извести, вырезают ленты у них со спины и бьют по живому мясу палками. Далее их укладывают на железную кровать, нагретую до белого каления, и бросают их в огненную печь, где они пребывают один день и одну ночь. После этой огненной ванны их снова бьют по чреслам железными прутьями. Затем устанавливают подобие бороны с острыми зубцами и бросают на них героев. Агафангелу сверх того льют расплавленный свинец на голову; его волокут по городу с жерновом на шее и избивают камнями. Клименту протыкают уши раскаленными иглами и вновь бьют палкой. Десять дней подряд им дают ежедневно по 50 розог; наконец им обоим отрубают голову. Обычно «усекновением главы» пытки заканчиваются, но некоторые мученики ухитряются еще иногда продолжать действовать, держа в руках свою отрезанную голову.
Во все время пыток мученики не перестают проповедовать, не теряют спокойствия духа и даже веселого настроения. Они издеваются над судьей и над его бессилием, они выражают сочувствие палачам, уставшим от истязаний; они помогают палачам изобретать новые пытки., подсказывают им новые виды мучений. Весь секрет здесь не в особом мужестве мученика, а в его чудесной нечувствительности к пыткам. Правда, при такой постановке дела мученичество теряет всякий смысл, но агиографу хочется одновременно показать и мужество героя, и всемогущество бога, защищающего своего верного слугу от страданий и творящего чудеса. Мученик живет, пока бог этого хочет; до того момента, когда бог признает нужным прекратить эту комедию, все силы природы отказываются служить палачу: огонь и кипящая смола не обжигают, кипяток не обваривает святого, камни его не ранят, вода не топит, звери не едят, яды не отравляют.
