Абрам Ранович - Как создавались жития святых
Во все время пыток мученики не перестают проповедовать, не теряют спокойствия духа и даже веселого настроения. Они издеваются над судьей и над его бессилием, они выражают сочувствие палачам, уставшим от истязаний; они помогают палачам изобретать новые пытки., подсказывают им новые виды мучений. Весь секрет здесь не в особом мужестве мученика, а в его чудесной нечувствительности к пыткам. Правда, при такой постановке дела мученичество теряет всякий смысл, но агиографу хочется одновременно показать и мужество героя, и всемогущество бога, защищающего своего верного слугу от страданий и творящего чудеса. Мученик живет, пока бог этого хочет; до того момента, когда бог признает нужным прекратить эту комедию, все силы природы отказываются служить палачу: огонь и кипящая смола не обжигают, кипяток не обваривает святого, камни его не ранят, вода не топит, звери не едят, яды не отравляют.
Все рекорды побил святой Георгий. Его пытки продолжались семь лет. К нему применялись самые замысловатые способы истязаний. Его изрубили мечами, положили на него колоссальные тяжести, вливали в него расплавленное олово, голову пробивали раскаленными гвоздями; его распилили на семь или десять частей и сварили эти куски в котле, в котором кипели смола и олово, вздымаясь волнами высотой в 15 локтей; его наполовину сожгли на костре и останки разрезали на девять частей. Но Георгий всякий раз вновь оживал.
Это бессилие палача перед «слугой истинного бога» приводит судью в бешенство; он неистовствует, он назначает премию за изобретение новых пыток, он вызывает магов, посылает запросы императору, он сходит с ума, теряет сознание, кончает самоубийством. В конце концов мученика обезглавливают, вера торжествует, народ толпами обращается в христианство.
Таков трафарет, выработавшийся в IV–V веках; десятки тысяч житий перепевают эти мотивы, варьируя их на все лады. Действительные мученичества вряд ли нашли отражение в этих житиях. Не только форма и содержание житий, но и самые имена их героев, как мы видели, ничего общего не имеют с действительными фактами. Церкви нужно было не прославить того или иного исторического мученика, а дать в форме поучительного и занимательного чтения житие героя, пусть вымышленного, но способного укрепить авторитет церкви и пропагандировать христианство среди масс населения, оставшихся чуждыми новому учению. Именно потому подлинные жития мучеников, как, например, Юстина, не пользуются популярностью: они слишком прозаичны и не способны действовать на воображение.
В житиях и в тех якобы исторических документах, которые послужили для них источником, нигде не встречается никаких выражений скорби по поводу утраты общиной лучших и преданнейших сынов церкви; ни разу не упоминается о печали и горе, которые переживали родные и близкие потерпевших. Наоборот, в рассказе о мученичестве Монтана и Луки мать печалится по поводу того, что мученическая казнь ее сына отложена. Мать Марьяна радостно приветствует удар палача, отсекающего голову ее сыну, и поздравляет себя с выпавшей на ее долю великой честью. А между тем автор жития Марьяна и Якова выдает себя за очевидца. Все это, конечно, фантазия агиографа, направленная к возвеличению культа мучеников в интересах церкви.
Взгляд на мученическую смерть как на торжество церкви формулировал в III веке епископ помещик Киприан, сам ставший впоследствии «мучеником». Узнав о жертвах гонений при Декии, он пишет: «Какое счастье для церкви, которую бог снисходительно освящает своей милостью и которую в наши дни кровь мучеников украшает столь великой славою. Уже раньше она достигла ослепительной белизны, благодаря делам добродетели наших братьев: ныне она сверкает ярким пурпуром крови мучеников». Эти чисто церковные идеи полностью проводятся и в житиях, претендующих на историчность.
Ученый — католический, епископ Делегэ вынужден признать, что большинство житий — поучительные романы. Агиографы выдавали себя за очевидцев, учеников и последователей своего героя: так, Еврип — «ученик» Иоанна Крестителя, Пазикрат — «слуга» святого Георгия, Авгар — «секретарь» святого Федора, Афанасий — «стенографист» Екатерины, Нил — «товарищ» Федота. Евагрий — «ученик» Иннокентия и т. д. В сущности, вполне достоверным или почти достоверном можно, по мнению Делегэ, считать мученичество Юстина, Поликарпа, лионских и сцилитанских мучеников, Перпетуи, Фруктуоза, Киприана, Марьяна и Якова, Максимилиана, Маркелла и Касьяна.
Источниками для наиболее добросовестных агиографов служили устные предания и фантастические иконы и реликвии. Письменных источников не было. В IV веке Августин писал: «В то время как для других мучеников мы едва находим тексты их деяний, чтобы читать их в день, посвященный их имени, его мученичество (речь идет о «первомученике» Стефане) находится в канонической книге «Деяния апостолов». Такому отсутствию источников дается свое довольно оригинальное объяснение, которое должно служить возвеличению святого. Автор жития святого Винцентия говорит: «Для славы мученика Винцентия показательно уже то, что враг (то есть диавол) ненавидит (и уничтожил) писания о его мученичестве». Но в тех случаях, когда агиограф ссылается на официальные документы, не следует ему доверяться. «Нет ничего легче, чем подделать указ, особенно когда автор обращается к публике не очень требовательной к подробностям протокола».
Культ святых на службе церкви
Но если житийная литература — сплошь фикция, то культ святых — факт, который нуждается в объяснении. Сказочные жития разукрасили этот культ «во славу божию», но они его, конечно, не создали. Исследование литературного и исторического материала показывает, что та историческая основа, которую подводит под культ святых и мучеников богословие, ложна, что гонений христиан до конца II века не было, что гонения ни разу не принимали поголовного характера во всей империи, а преследования христиан не носили характера чисто религиозного преследования. Значит, вся религиозная литература о мучениках — благочестивый обман, сознательный или непреднамеренный, а форма и содержание житий заимствованы из древних литературных образцов и дополнены более или менее богатым воображением авторов. Происхождение культа мучеников и святых следует искать, следовательно, не там, где его находит богословие, а в реальной обстановке, в которой он сложился: его источники — в пережитках языческих культов, усвоенных новообращенными христианами, а его основание — в социальных условиях жизни христианских общин.
Христианский культ не возник, как это представляют богословы, сразу в виде откровения. Христиане долгое время оставались незначительной по своей численности сектой внутри иудейства, с которым их объединяли мессианские чаяния и эсхатология. Отсюда христиане позаимствовали и форму богослужения, и культ ангелов и архангелов, и демонологию, и праздники пасхи и пятидесятницы. В недрах уже христианской церкви заимствованные из иудейской религии элементы заполнились новым содержанием. Бог Саваоф ушел куда-то на задворки, а первое место фактически занял мессия — Иисус. Пасха превратилась в праздник воскресения, пятидесятница — в праздник троицы; ангелы обращены на службу Христу и его матери, а «священные» еврейские книги получили новое толкование, в мессианском духе.
Когда христианские кадры стали вербоваться из язычников, приверженцев разного рода мистериальных культов, обряды этих последних были усвоены и христианами. Египетский праздник богоявления, мнтраистский праздник рождества спасителя, церемонии оплакивания, погребения и воскресения бога, целый ряд мелочей культа — все это вошло в обиход христианской церкви, как ее «исконное» достояние. Почитатели девственных богинь и богородиц — Кибелы, Астарты, Афродиты, Деметры и др. — прибавили к христианской троице четвертую богиню — Марию, вскоре занявшую едва ли не первое место в культе. Было бы совершенно невероятно, чтобы новообращенные христиане, вступая в новую общину, отказывались от своих культовых навыков и традиций.
Во всех древних религиях прочно сохранился как пережиток первобытного анимизма культ мертвых, от которого не отказались и христиане. Маны, души умерших предков, продолжали получать то же поклонение в принявшей христианство семье, что и раньше, до ее обращения. Надпись «богам манам» продолжает встречаться на христианских гробницах еще тогда, когда христианская церковь стала господствующей. Да это нисколько и не противоречило ни политике, ни догме христианской церкви. Церковь боролась с языческими богами только потому, что они были ее конкурентами, но не потому, что она не разделяла тех же воззрений, что и язычники. По сообщению Сульпиция Севера, святой Мартин «больше всего считал враждебным Меркурия, Юпитера он называл грубым и косноязычным». Блаженный Августин з проповеди говорит: «Геркулес победил Кака, победил Льва, победил собаку Цербера; святой Фруктуоз победил весь мир; сравни этих двух мужей». Очевидно, для Августина Геркулес такой же бог, как и Фруктуоз, но пониже чином. Эллинско-римский бог Меркурий вошел даже в православные святцы, и память его чествуется 25 ноября, причем этот бог сохранил те же функции, что и на греческом Олимпе, — функции вестника богов. Византийский историк Малала рассказывает, что в ночь, когда был убит в бою император Юлиан Отступник, святой Василий видел во сне, как отверзлись небеса; Христос, сидя на своем троне, громко воззвал: «Меркурий, иди убей императора Юлиана, врага христиан». Святой Меркурий стоял перед богом со сверкающим мечом в руке. Получив приказание, он немедленно исчез и через некоторое время вернулся с докладом: «Император Юлиан, согласно твоему распоряжению, убит».
