Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
Далее описаны службы этого и другого дней в обители, праздничная трапеза в честь гостей, а затем по их желанию состоялась панихида на могилах старцев. На третий день паломники отправились в Шамордино и оттуда поехали в Саровскую пустынь.
Шла война… Дмитрий Константинович Романов (брат К. Р.) был кавалерийским генералом, и это паломничество было для него кратким отпуском. Княгиня Татьяна Константиновна, дочь К Р., только что овдовела. У нее на руках остался маленький сын – Теймураз Константинович. Дядя взял ее с собой в эту поездку, чтобы подкрепить духовно в постигшем ее горе. Великий Князь разделит после революции участь многих представителей Дома Романовых, начиная с Государя Николая Александровича: он будет расстрелян в 1919 году Татьяна Константиновна окажется в эмиграции, примет там монашеский постриг и в 1920-х годах станет настоятельницей православного Гефсиманского монастыря в Иерусалиме на Елеонской горе. Романовы перед самой революцией (можно считать ее началом февраль 1917 года) навещали Оптину Пустынь, святую русскую обитель, как бы принимая от Бога через нее благословение на мученичество за Христа.
Иеродиакон Кирилл участвовал в службах во время пребывания в Оптиной этих высоких гостей. Он же, как библиотекарь, показывал им рукописи и книги, давая объяснения. Игумен Феодосии благословил их копией с чудотворной скитской иконы Св. Иоанна Предтечи, мученика. Когда-то, в 1887 году, старец Амвросий беседовал в своей келлии с Великим Князем Константином Константиновичем (К. Р.) и потом послал в Петербург благословение для его новорожденного сына князя Иоанна, – копию этой же скитской иконы Св. Предтечи. Это тоже было благословение князю Иоанну на мученичество.
Вот запись другого рода, в которой сказалась унаследованная о. Кириллом от его духовного отца, старца Варсонофия, любовь к природе, духовное внимание к ней. 31 мая он пишет: «Прошел лучший месяц года и оставил по себе самое грустное воспоминание. Всюду, куда ни кинешь взоры – безотрадная картина: холода и морозы задержали, остановили, а потом и почти погубили растительность, деревья стоят словно обожженные с почернелою и свернувшеюся листвою; цветов почти нет никаких; плодовые завязи уничтожены; овощи побиты. Всё, что дал апрель, отнял и уничтожил май. Явная кара Божия! Последние числа апреля радовали и веселили сердце; природа ласкала взоры: милость Божия была так велика и близка. Но, видимо, мы недостойны ее. Мы уже сказали, что апрель, особенно конец его – по погоде был особенный, выдающийся: тепло возрастало с каждым днем, и природа быстро стала одеваться богатейшею растительностью. Всё обещало наилучший урожай всяких плодов и злаков, теперь особенно и наиболее потребный, чем когда-либо, – конечно, разумея тяжкое и беспримерное бедствие, переживаемое нашим дорогим отечеством. Но уже с первых чисел мая начались холода, которые чем далее, тем всё более и более усиливались. В средине месяца сделалось теплее, хотя ночами холода еще поддерживались, но уже слабее; явилась надежда на улучшение, и стоящие на хозяйственных послушаниях облегченно вздохнули, – 18 мая было так тепло в течение всего дня, что открылась возможность высаживать баклажаны, что и было сделано. День стоял великолепный, было жарко. Братия пошла в монастырь по случаю кануна праздника Вознесения Господня ко всенощному бдению в лёгкой одежде. Казалось, ничто не предвещало бедствия. Но в руце Божией – всё: Господь мертвит и живит… И вдруг наперекор южному подул резкий северный ветер, напором сломил первый и всё обдал леденящим холодом. Всё в природе замерло, застыло, и на несколько часов установилась леденящая стужа. Когда, по окончании всенощной, братия вышли из собора, то ни глазам, ни чувствам не верилось в печальную картину, но пронизывающий насквозь холод не оставлял никакого сомнения в случившемся. Утром снова было тепло и опять дул южный ветер, но грустная картина стояла налицо: почти 4-градусный мороз сделал свое разрушительное дело, через несколько ночей мороз повторился с еще большею силою, и воля Божия совершилась: «Господь даде, Господь отъят. Аще благая прияхом от руки Господни, – скажем с праведным Иовом, – злых ли не стерпим. Яко Господу изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно во веки (Иов. 1,21; 2, 10)».
Взгляд бывшего крестьянина, обогащенный монашеским, духовным пониманием происходящего в природе… Далее в этом году о. Кирилл подвел итог июлю, который был слишком влажен (но зато леса не горели). «К прискорбию, – пишет он, – сенокос и уборка происходили с большим затруднением, и сено очень много пострадало от сырости. В отличие от прежних лет, в нынешнем особенно ощущался недостаток братии на летней уборке, так что работы исполнялись по преимуществу трудом наемным и, главным образом, женщинами, беженками и из местного населения. Всё, что было крепкого, молодого, здорового, физически сильного – взято на войну; остались старые, увечные, больные, убогие, слабые и немощные. Да будет во всём воля Божия!»
7 августа, на другой день после Преображения Господня, в Оптину прибыла чудотворная Калуженская икона Божией Матери. Крестный ход в обители и Скиту о. Кирилл описал очень подробно, с вниманием ко всем моментам, – получилась весьма яркая, запоминающаяся картина. 31 августа – итог этого месяца в отношении погоды и урожая, который оказался скудным. «Слава Богу, – пишет о. Кирилл, – и за то, что хлеб и овощи в некотором количестве окажутся в руках, дороговизна на всё возрастает, запасы куда-то исчезают, и великая милость Божия тому, кому Он пошлет хоть часть необходимого».
Небезынтересна запись от 1 сентября: «Новолетие благости Божией – церковное, чудное дело! Переменилось счисление церковное на гражданское, изменила и жизнь облик свой церковный на мирской: как далеко ушли мы, именуемые русские православные люди, от старинного уклада жизни, проникнутого благодатным, животворным духом церковности! Слишком очевидным стало, какая обнаруживается разница между прежнею жизнью и современною, и какая пропасть образовалась между прошлым и настоящим за эти последние 200 лет послепетровской эпохи. Вне дома – храм, молитва, св. Таинства, пение, церковные чтения, негласные благотворения… внутри – пост, воздержание, опять молитва, в переднем углу – «милосердие Божие» (св. иконы по народному выражению), на столе Св. Евангелие, Псалтирь и Четьи-Минеи, соблюдение Уставов, послушание, милостыня и трудолюбие, – одним словом, внимание к своему спасению и послушание Св. Церкви или, что то же, – «единое на потребу», – вот идеалы прежние. А ныне то ли? Нужно ли еще доказывать? Довольно заглянуть в русскую литературу и сличить произведения прежние с нынешними только за полвека расстояния в появлении, чтобы тотчас же прийти к крайне невыгодному для нашего времени заключению! Уходишь ты, матушка-родная старина, от нас всё далее и далее: более, чем смелая, но вкрадчивая и неискушенная новизна теснит и вытесняет тебя, и ты кротко и молчаливо уступаешь ей – крикливой и шумливой – свое веками насиженное гнездышко! И пусть иные говорят, что теперь лучше и что жизнь стала полней; но для нас твое место пусто, и ничто не может заменить тебя! Тебя нет; и, вот, оно пред нами – "чудище о бло, озо рно, стозевно и ла яй[7]!.." – «Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя». И «да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». «На Тя, Господи, уповахом: да не постыдимся во веки»».
В день тезоименитства скитоначальника игумена Феодосия о. Кирилл служил и возглашал ему многолетие. В Летописи запись об этом он закончил тёплой молитвой, сочиненной им: «Пробави Господи, милость Твою всечестному отцу нашему священноигумену Феодосию; благослови его дела; продли дни жизни его в мире, который он так возлюбил и возрастил в своем сердце, и здравым душевно и телесно, умудри его на устроение душ, прибегающих к нему, пользы ради духовной и спасения, и сохрани его на многие лета!» (9 сентября).
Оптина Пустынь в это время, в 1916–1917 годах, как и отмечал о. Кирилл, жила в материальном отношении трудно. Нехватало даже хлеба. После февраля 1917 года комиссары Временного правительства шарили по всем уездам, отбирая зерно «на нужды фронта», хотя войну это правительство вело в тупик и при этом сознательно разлагало армию. Солдаты покидали позиции. Офицеры не имели никакой власти. Всюду бродили банды, в основном из дезертиров. Множились грабежи и убийства. В 1917 году Оптина была закрыта новыми властями как монастырь, но разрушена не была, так как вошла в небольшой перечень исторически и культурно значимых мест. Здесь был создан сначала музей, потом сельхозартель. Отцы Никон и Кирилл вели канцелярию этой артели. Это было лучшее в уезде хозяйство, которым власти отчитывались перед Москвой (как своими успехами), но монашество было им ненавистно, и они исподволь уничтожали как монастырь, так и артель, часто обходя и указания из Москвы. Власти наносили удар за ударом, – забирали послушников и рясофорных иноков в свою Красную армию, иных арестовывали и ссылали. В 1920 году скончался игумен Феодосии. В 1922 году отошел ко Господу старец Анатолий. Старца Нектария в 1923 году арестовали, приговорили к расстрелу, но – Господь спас – выслали лишь за пределы Калужской области. До 1928 года (это год его кончины) он жил и принимал богомольцев и своих духовных чад в Брянском селе Холмищи.
