Наталия Соколова - Под кровом Всевышнего
И не раз сердце мое материнское подсказывало мне, что над кем-то из дорогих моих детей нависла грозная опасность. Я оставляла вдруг все дела, уединялась, обращалась с горячей молитвой к милосердному Богу. Пресвятая Дева как Мать становилась близка мне. Она ведь тоже в жизни Своей постоянно опасалась за Сына Своего. Она понимает тревогу матери. К Богородице, святителю Николаю, к отцу Серафиму Саровскому поочередно обращалась я. А то и к батюшке Иоанну Кронштадскому, близкому к нам по крови и времени. Сколько же у нас заступников пред Богом! Господь никогда не отвергнет их просьбы. Да так оно и бывало.
Однажды Серафим со своей частью перелетал из одного города в другой на иностранном самолете, который был неисправен. Вернувшись домой, сын рассказывал: «Мы падали то вправо, то влево. Летели вниз… Казалось, что гибель наша неизбежна. Я все время молился святителю Николаю. И вдруг будто неведомая сила подхватывала нас, выравнивала полет самолета, и мы продолжали лететь. Так случалось несколько раз, но минут через двадцать мы все же благополучно приземлились там, где и должны были сесть. Смотрю — бегут к нам со всех сторон, шумят, кричат что-то по-своему, окружают нашего переводчика, осматривают самолет, качают головами. Потом переводчик объяснил нам, что все весьма удивлены нашему благополучному приземлению. Поломка самолета была так серьезна, что он неминуемо должен был разбиться. И, однако, он чудом долетел! Народ видел, как самолет летел и падал, поэтому на нас, солдат, смотрели как на спасшихся от верной смерти. Я-то знал, кому мы обязаны спасением — Николаю Чудотворцу».
Это поведал нам сынок, вернувшись с гастролей. Слава Богу, детки наши выросли и научились искать помощи у Всевышнего. «Призови Меня в день скорби, и Я услышу тебя, и ты прославишь Меня», — говорится в Священном Писании.
А сын наш Федор служил в десантных войсках, много раз прыгал с парашютом. Он часто писал нам письма, потому что мы долгое время с ним не виделись и он скучал по дому. Часто поздно вечером мне не спалось, и я, лежа в постели, начинала писать Феде письмо. Я чувствовала его близко, рядом. Получая ответные письма, я замечала, что и Федюша в те же вечерние часы того же дня писал нам. Сбывалась пословица: «Сердце сердцу весть подает».
Были у нас с батюшкой и заботы, и скорбные переживания — всего не опишешь. Да и не имею я на то право, так как дети наши, слава Богу, живы и сами могут (при желании) поведать о дивных путях Божиих, ведущих их ко спасению. Но до чего же мы с батюшкой одинаково переживали за детей! Я, бывало, тихо, шепотом, спрошу среди ночи мужа (а мы всегда спали с ним на разных кроватях): «Ты спишь?». А он в ответ: «Где там…». Я шепчу: «То-то».
Но Бог миловал. Под конец жизни своей отец Владимир видел всех детей счастливыми, любящими, служащими Богу. Николай и Федя стали священниками, имеют многодетные семьи. Серафим стал монахом, теперь он епископ Сергий. Обе дочки руководят церковными хорами, живут рядом, растят детей. Люба — матушка, милый муж ее — настоятель монастыря.
Так хранит и благословляет Господь всех надеющихся на Его милосердие.
Суета земная
«Избави нас от суетных мыслей, оскверняющих нас…»
(Из молитвы на сон грядущим)
Да не подумает читатель, что, вырастив детей, нам с батюшкой можно было «почивать на лаврах». Житейское море вокруг нас продолжало волноваться, волна за волной набегала на слабый челнок наших душ. Враг рода человеческого всячески старался чрез внешние обстоятельства жизни выбить нас из колеи мирного, тихого существования. И Господь попускал эти искушения, чтобы мы, благодаря им, беспрестанно взывали к Богу, возлагали на Него свои надежды. «Нет, видно, спокойно не поживешь», — не раз слышала я от своего отца Владимира.
В первой части моих воспоминаний я писала о том, что дом наш, в котором протекало мое счастливое детство, еще в 1930 году постановили снести. Но снесли его лишь наполовину, а конец дома из двух стен, подпертых кирпичной кладкой, продолжал стоять до 1975 года, то есть еще сорок лет. Безобразные рельсы врезались все глубже в кирпич, стены из года в год продолжали расходиться вправо и влево. Трещины в стенах становились все глубже и глубже. От перекоса полка с посудой у наших соседей сорвалась и с грохотом свалилась. Крыша текла, полы сгнили, водопроводные трубы тоже требовали замены. Когда жильцы дома ходили хлопотать в конторы, то людям отвечали: «Шестой корпус дома двадцать? Да он еще в тридцатые годы разрушен, в списке корпусов его давно не существует». Но так как жильцам на головы текла вода, то (за год до сноса дома) сменили железную кровлю на дорогую цинковую. Потом предложили жильцам потесниться, чтобы поднять в кухне и туалете полы и сменить ржавые трубы на новые. Я говорила родителям моим: «Не соглашайтесь на такой ремонт. Пусть сначала вас переселят в другую квартиру. Как вы будете без пола прыгать? Гнилые доски не смогут уложить обратно, они все рассыплются».
Наконец пришла комиссия, которая вынесла решение: ремонт обойдется дорого, надо дом снести, а жильцам дать другие квартиры. Пока эти вопросы решались, время шло. Наш сын Николай с женой Светланой уже ждали ребенка. Они сделали родственный обмен с сестричкой Любочкой и снова прописались в аварийную квартиру. Благодаря этому, когда стали выдавать ордера на новые квартиры, в нашей квартире оказалось уже две семьи: я с двумя дочками и Федей, а другая семья — Коля, Света и их сынок Алешенька. Рождение этого ребенка, нашего первого внука, мы приняли с непередаваемой радостью. Среди недоумений и скорбей того года вдруг пришла радостная весть: «Света родила сына!». Мы, как на Пасху, кинулись в объятия друг к другу, целовались и обнимались.. Как будто луч света озарил наши души.
Вскоре я поехала и без всякой волынки и очереди получила два ордера на две одинаковые квартиры.
В те годы я по временам тяжело болела: песок двигался из почек. Я лежала почти каждые два-три месяца, очень ослабевала, началась гипертония (давление подскакивало). Я была даже не в состоянии ехать и посмотреть квартиры. Отец Владимир был занят, Коля — тоже, у Светы — ребенок. Батюшка послал Федюшу на разведку. Какова же была наша радость, когда наш пятнадцатилетний сынишка рассказал нам следующее: «Обе квартиры на восьмом этаже девятиэтажного дома. У этих квартир общая стена и общий балкон, с перегородкой. Через нее мы сможем ходить друг к другу в гости, не выходя на лестницу. Если чей-то лифт не будет работать, мы сможем воспользоваться лифтом родных. И Алешеньку родители передадут нам через балкон, если им надо будет куда-нибудь отлучиться».
Через это обстоятельство мы увидели заботу о нашей семье милосердного Господа Бога!
Нас часто спрашивали, кому и какую взятку мы дали, что получили взамен старой трехкомнатной квартиры две новые двухкомнатные, да, главное, рядом. И кто поверит, что это Царица Небесная так о нас позаботилась! Не напрасно же воспевает в своем храме отец Владимир за акафистом: «Радуйся, нечаянную радость верным дарующая».
Эта квартира в Отрадном оказалась намного ближе к храму в Лосиноостровской, где служил наш батюшка. Он сильно утомлялся от езды на службы с Планерной, где мы жили. Поэтому мы стали сразу же думать о переезде. Ведь машину мы уже восемь лет как продали, так как ставить ее было в Москве негде, да и шофера не было.
Итак, началось опять переселение: бабушка уже лежала в Гребневе на кладбище, а дедушку мы решили поселить на Планерной с Любочкой, Катей и Федей, который там заканчивал десятилетку. Сборы вещей, перевозка мебели… О, как трудно бывает в подобной суете сохранять душевный мир! Сердце просило покоя с Богом.
Предчувствие
В 1974 году к нашему дому в Гребневе подвели, наконец, сетевой газ. Воду подвели еще в 1960 году, так что появились там все удобства, как в Москве. Батюшка мой ликовал: отпала забота об угле и дровах. Мы поставили газовую печку и решили, что теперь дом наш всю зиму будет теплый, а не замороженный, как в прошлые годы, когда в нем никто уже не жил до самого лета.
Наступила осень. Молодежь уехала в Москву учиться. Светлана, жена Коли, работала, играла на скрипке в театре. Коля собирался на год в армию, так как он только что окончил консерваторию. Сентябрь был теплый, и мы с Алешенькой вдвоем оставались пока в Гребневе. Мальчику доходил первый год, я его пока носила на руках. Батюшка и Светлана часто навещали нас, рассказывали мне о новых квартирах, куда пришло время переезжать. Голова моя была забита проблемами переезда. А батюшка мой говорил:
— Я теперь здесь буду зимовать, тут тепло, уютно.
— Нет, — возражала я, — у меня на руках внучонок, а дел с переездом много. Ты хоть за малышом поглядишь, пока я хлопочу по хозяйству. Да и ездить в Лосинку из Гребнева тебе скоро станет не под силу: машину мы продали, а впереди осенняя тьма и морозы. Нам с тобой надо свою комнату освобождать, снять все иконы, так как у дедушки много своих икон, которые он захочет иметь в новой квартире на Планерной.
