Роберт Вашольц - Библия Ветхозаветной Церкви
Располагал ли Моисей письменным свидетельством истории патриархов, однозначно установить невозможно. П. Д. Вайзман (P. J. Wiseman) показывает, что безглагольная фраза «вот родословие» свидетельствует о наличии письменного источника. Когда она употребляется во второй раз, в Быт. 5, 1, вместе со словосочетанием «вот родословие Адама» используется слово «sepher». Вайзман также отмечает, что в Быт. 2, 4 в Септуагинте использовано слово «sepher».[56] Это слово означает письменное свидетельство, и если оно подразумевается во всех одиннадцати случаях употребления фразы «вот родословие», это значит, что у Моисея были в распоряжении какие–то письменные документы.
Следует сказать, что Вайзман опирается в своих рассуждениях не только на значение слова «sepher». Он также указывает на то, что стилистические особенности древневосточных табличек — связующие фразы, колофоны, формат написания дат — присутствуют и в Книге Бытия.[57] Эти одиннадцать фраз — колофоны, добавления к письменным свидетельствам, содержащие информацию об авторстве, времени их написания и т. п. Далее Вайзман, основываясь на аналогии с древними табличками, выдвигает предположение, что Моисей был лишь составителем Книги Бытия. В исторические хроники Быт. 1–36 он включил «родословия», которые не могли быть частью истории патриархов. Вайзман указывает, что, в отличие от Исхода, Левита и Второзакония, ни в каких других книгах Ветхого и Нового Заветов к цитатам из Бытия не применяется фраза «и сказал Моисей», хотя и там, и тут Книга Бытия цитируется очень часто. Кроме того, на Синае ни слова не говорится о том, что Моисей является автором Бытия, в отличие от книги завета, Моисеево авторство которой неоспоримо. Одним словом, Моисей лишь собрал эти документы, признал их подлинную ценность и после некоторой редакции присоединил их к своим писаниям для создания необходимого исторического фона.[58] Как бы то ни было, необходимо уяснить, что письменные и устные предания вовсе не исключают друг друга. Часто они существуют бок о бок. Моисей был не так уж удален от патриархов или от тех, кто лично их знал, а существование семейных записей и внутрисемейных хроник не только возможно, но и вероятно. По крайней мере, для будущих поколений такие записи представляли бы большую ценность.
Если происхождение истории патриархов вполне ясно, то с доавраамовой историей (Быт. 1–11) не все так просто. События Быт. 1–11 — сотворение, потоп, переселение народов, вавилонское столпотворение — не могли быть записаны в летописи одной из израильских семей, поскольку они касаются событий вселенского масштаба. С точки зрения Вайзмана, хроники всех этих событий велись с самого начала. Опять же, на основании Быт. 5, 1 («вот письменное свидетельство [sepher]») Вайзман выдвигает предположение, что все эти одиннадцать колофонов указывают на авторов или владельцев летописей. Таким образом, фраза «вот родословие Адама, Ноя, Сима и т. п.» должна читаться «вот родословие, написанное Адамом, Ноем, Симом или им принадлежащее». Этот перевод, разумеется, соответствует синтаксису древнееврейского языка. Свою точку зрения он обосновывает с помощью двух наблюдений. Если мы примем эти фразы за колофоны, как они употребляются в другой подобной литературе, из этого будет следовать, что, во–первых, каждый из упомянутых авторов хорошо знал материал писаний и, во–вторых, что каждое из записанных событий завершилось до смерти указанного в писании автора. Из этого Вайзман делает следующий вывод: «Итак, Моисей ясно указывает на источник, из которого он почерпнул все эти сведения, а также имена тех, кому изначально принадлежали таблички, содержащие соответствующие свидетельства».[59] Другими словами, материал, изложенный до колофона, мог быть написан только при жизни того, кто в колофоне упомянут. Здесь уместно будет привести комментарий Морриса (Morris) на Быт. 4, 19–24: «Перечисление потомков Каина заканчивается Ламехом, седьмым от Адама. Из хронологии, приведенной в Быт. 3, мы узнаём, что Адам умер при жизни Еноха, который тоже принадлежал к седьмому поколению. Из этого следует, что, хотя Каин и отмежевался от своей семьи, Адам поддерживал с ним и его потомками связь на протяжении всей жизни».[60] Хотя доводы Вайзмана весьма убедительны, для его позиции очень важно, чтобы одиннадцать фраз «вот родословие» стояли в конце повествования. Однако многие авторы используют эту фразу в начале повествования, а другие — как в начале, так ив конце. Судя по всему, со временем колофоны в конце таблички стали восприниматься как вступление к новому литературному сочинению. Как бы то ни было, его предположение, что одиннадцать фраз «вот родословие» указывают на письменные источники, заслуживает нашего внимания.
Впрочем, эти рассуждения не объясняют, каким образом эти таблички попали в руки Моисею. Если быть до конца честными, знать об этом наверняка не может никто, однако не исключено, что эти письменные свидетельства были сохранены предками Моисея, ведь генеалогическое древо Моисея уходит корнями к самому Адаму. Вместе с тем характер ряда повествований в Быт. 1 и 2 указывает на то, что эти сведения могли быть получены только от самого Бога, и что сам Бог дал людям откровение о событиях, имевших место в доисторические времена.
Глава 3. Наследие Моисея
Как уже не раз отмечалось на страницах настоящей работы, в Ветхом Завете авторитет библейского автора, записывающего законы и слова Господа, подтверждается публичным удостоверением Божьего благоволения к нему. Служение Моисея — тому наглядный пример. Все, что он делал и в чем принимал участие, было публичным достоянием — он не пытался скрывать своих действий от израильского народа. Именно по этой причине слова библейского автора стали почитаться каноническими. Помимо бесспорных знамений Божественного благоволения, явленных на Синае и в скинии собрания, Моисей сам совершал чудеса, как гласит Писание, и в Исх. 14,31 мы читаем о предназначении этих чудес: «И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа и поверил… Моисею, рабу Его». Почти дословно это выражение повторяется в Исх. 19, 9, где повествуется о богоявлении на Синае. Господь сказал Моисею: «Вот, Я приду к тебе… дабы слышал народ, как Я буду говорить с тобою, и поверил тебе навсегда». Почти сразу же по возвращении в Египет Моисей доказал свое право быть глашатаем воли Божьей, совершив перед израильтянами чудесные знамения. «И сделал Моисей знамения пред глазами народа, и поверил народ».[61] Даже египтяне признали, что Моисей — помазанник Божий. «И дал Господь милость народу Своему в глазах Египтян, да и Моисей был весьма велик в земле Египетской, в глазах рабов фараоновых и в глазах народа» (Исх. 11,3). Все эти чудеса были тесно связаны с властью жезла Моисеева, который назывался «жезлом Божьим» (Исх. 4, 20; 17, 9). Чудеса в Египте и в пустыне Моисей совершал не иначе как силой Божьей, заключенной в жезле. Исх. 4, 17: «И жезл сей возьми в руку твою: им ты будешь творить знамения». Силою этого жезла Моисей превратил свой посох в змея; им же пророк обратил воды Нила в кровь, произвел великое множество жаб, навел на Египет полчища мух, вызвал самую ужасную за всю историю этой страны бурю, навел на дом фараонов проклятие саранчи, разделил воды Чермного моря, высек из камня воду для Израиля во время их странствования по пустыне и поразил нечестивых амаликитян.[62] Если предположить, что чудесных знамений и явлений Божественного величия на самом деле не было, то у Израиля не было никаких причин принимать слово Моисея. Если же чудеса действительно имели место, то у народа Божьего было на то более чем достаточно причин, и, как мы видим, израильтяне приняли Моисея как глашатая воли Божьей сразу же после исхода (Исх. 18, 13–16). Сомнения, которые одолевали их раньше, рассеялись окончательно (Исх. 4, 1–9).
Ни для кого не секрет, что, с точки зрения целого ряда ученых, материал Пятикнижия состоит из нескольких литературных традиций и частично почерпнут из устных преданий древности. Литературные традиции подверглись довольно тщательному редактированию, пока однажды не приняли окончательного, зафиксированного вида. Считается, что именно в этот момент они обрели статус канона. В истории Израиля кристаллизация Божественных откровений произошла сравнительно поздно, как утверждают представители этой школы. Пределы каждой из литературных традиций, или литературного слоя, библейские критики определяют с помощью тщательного анализа текста, исходя из общепризнанных посылок. Литературный слой представляет собой набор легенд, так называемых преданий древнего Израиля, которые со временем стали считаться историческими. Поскольку эти традиции–легенды постоянно пересматривались, мы не можем с точностью сказать, что же произошло на самом деле и произошло ли вообще что–то. Джеймс Флеминг (James Fleming) попытался решить эту задачу в ходе написания краткой биографии Моисея.[63] Однако перед ним встала проблема, с которой сталкиваются все библейские критики: библейская традиция — это «единственный источник конкретных сведений, которым мы располагаем». А поскольку эта традиция считается недостоверной, кто может сказать, что в действительности произошло? Тем не менее, Флеминг в некоторой мере все равно опирается на эту традицию по той лишь причине, что согласно общему мнению библейских критиков, она содержит в себе зерно истины. Но даже если бы это было так, подобное допущение никак не проливает свет на то, почему израильтяне признали ветхозаветные Писания каноническими и почитали их высшим авторитетом.
