Инна Андреева - Пасхальные люди. Рассказы о святых женах
Он не помнил, где провел тот вечер и ту ночь. Образ Мастридии с выколотыми глазами не выходил у него из головы.
Что он наделал?
Что теперь будет с нею?
И отчего он сбежал? Струсил?
Наутро он, пошатываясь, пришел в храм и всю службу простоял не шелохнувшись, не обращая никакого внимания на священнослужителя, кадящего храм, на недоуменные взгляды других прихожан, на ход службы. Он так бы и стоял там, но один из обеспокоенных его видом церковников замолвил о нем слово.
Когда служба закончилась и все разошлись по домам, к нему подошел тот самый старенький иерей. Священник ничего не спрашивал, а просто встал рядом. Некоторое время они молчали.
А затем священник с любовью и участием заговорил о милосердии Божием.
И юноша, как растение, которое тянется к теплу, потянулся на этот сердечный призыв к покаянию.
Он рассказал все. О себе, своих похождениях, О Мастридии, своей влюбленности и ее отказе. Он говорил и говорил, пока не пришло время рассказать о вчерашнем дне. Тут он запнулся и зарыдал.
Священник не торопил его, он накрыл его епитрахилью, и молча внимал, видимо, сопереживая.
Все.
– Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, – промолвил священник. – И еще: Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя.
– Значит, она сделала это ради меня? Лишила себя зрения, чтобы я прозрел? – выдохнул юноша.
Священник ничего не сказал.
– Что же мне делать? – обратился юноша.
– А ты сам не знаешь? – тихо спросил иерей.
– Знаю, – еще тише ответил тот.
Отправившись в скит, юноша облекся в черные одежды и сделался строгим иноком, подражая в молитвенных подвигах и воздержании святым отцам. Мастридия же окончила свое житие, работая Господу, к Которому и предстала.
* * *Рассказ основан на житии святой Мастридии Александрийской. Ее память совершается Православной Церковью 24 ноября/7 декабря.
Неплодная[4]
Повествование о святой праматери Сарре
Ее руки месили тесто. Две тонкие, но сильные руки, почерневшие от времени и солнца, мяли, катали, комкали и снова мяли белое пушистое тесто. Тесто поддавалось теплу рук и, послушное, становилось мягче и нежнее. Когда-то и она была такой же мягкой и нежной. Такой же белой, такой же податливой. Женственной и легкой.
А теперь стала стара, суха и черства. Как засохшая лепешка.
Сарра усмехнулась от этой мысли. Окунула пальцы в муку, стала ловко раскатывать хлеб в круглые лепешки и прикреплять их к стенкам раскаленной печи. От жара лепешки почти сразу подрумянивались и приобретали золотистую корочку.
Когда цвет корочки становился коричневатым, женщина быстрым движением вынимала горячий хлеб из печного чрева. Она не боялась обжечь пальцы. Что ей плоть? Эта старая дряхлая плоть…
Да, она была немолода. Волосы, спрятанные под широкий плат, уже как пепел – серые и тонкие. Морщины избороздили лицо. Ее стан больше не отличался изяществом и гибкостью.
Однако никто не осмелился бы назвать Сарру старухой. В ее прямом взгляде, высоком лбу, немного жестком разрезе рта читались величие и красота, которые даже нельзя было назвать женской привлекательностью. Скорее – человеческой высью. Казалось, эта женщина не подвержена тлению. Словно старость не съедала ее, а облагораживала.
Единственное, что выдавало ее, были глаза – большие, с чуть опущенными вниз уголками, в которых читалась затаенная скорбь.
Сарра была неплодна.
От дымящихся лепешек шатер наполнился запахом поля, пшеницы и очага. Хлеб – человеческая награда за труды. Плод земли, плод труда человека и плод благословения Божия.
Утроба же Сарры не давала детей. Семя погибало на мертвой земле. Бог не благословлял их труды и молитвы.
Она не сразу поняла, что бесплодна. И в начале их супружества Сарра мечтала о детях. О своих детях. Мальчишках, похожих на Авраама, и девчонках с ее, Сарриными, глазами и забавными ямочками на щеках. Но луна сменяла луну, а чрево молодой жены так и оставалось пустым.
Прошел год. Потом еще один. В душе у Сарры зародилась тревога.
Тревога – это трещина. Трещина мироощущения. Она постепенно и неуклончиво расползается в разные стороны, дробя мир на тысячу осколков.
За тревогой идут страх и стыд. Страх сковывает, словно льдом, все члены. Ты леденеешь изнутри, и даже дыхание становиться вьюгой. Стыд заставляет тебя прятаться от других людей. Если запустить страх и стыд, придет жесткость. Затем – жестокость. Потом – безразличие. Уныние. Снова – тревога, страх. И так волна за волной. Все глубже. Все холоднее. Все безжизненнее.
Никто не осмелился бы назвать Сарру старухой. В ней читались величие и красота, которые даже нельзя было назвать женской привлекательностью. Скорее – человеческой высью
Чего же боялась Сарра? Одиночества? Вряд ли. За годы скитаний Сарра научилась справляться с одиночеством. Она не боялась его.
Тяжелее всего человек переносит осуждение за свою непохожесть. И чувство вины.
Женщины вокруг становились непраздны, рожали, кормили сосцами детей. Это так естественно для жены. Так просто. Женщина, наверное, и создана для продления жизни. Это ее путь, ее призвание, ее служение мужчине. А Сарра… Сарра неплодна. У Сарры нет детей. Иссохли ее сосцы. И женское завершилось. Уже никогда ей не иметь своих детей.
Сарра вытерла руки о полотно. И кликнула слугу.
Мальчишка юркнул в шатер, взял теплые хлеба и убежал.
У мужа снова гости.
Гостеприимство было даром Авраама. И его утешением. Он любил встречать странников, омывать им стопы, сажать за свой стол и угощать, угощать, угощать. Это было проявлением человеческой любви. Той любви, которая обнимает сердца теплотой и развязывает уста для неспешного разговора. О высоком.
Длинные разговоры – это призвание мужчин. Удел Сарры, как всякой жены – ее шатер. Мудрая, она хорошо понимала свою роль и место, но часто, движимая живым интересом, Сарра не могла удержаться, чтобы из-под завесы не взглянуть на нового гостя и не послушать его речей. Это скрашивало и ее монотонные будни.
Сегодня гостей было трое. Судя по одеяниям, это были три странника. Довольно молодые юноши со светлыми лицами. Прекрасны собой! И говорят, конечно, о Боге. Авраам не упустит случая рассказать о Нем.
Авраам любил людей. Почти так же, как любил Бога. Бога же он любил какой-то непонятной, почти одержимой любовью. Любовью сына к своему Отцу. Верного, искреннего и послушного сына. К безжалостному, властному, бессердечному отцу. Так думала Сарра. Нет, она тоже когда-то верила. Она видела отблеск Бога в очах Авраама. Она доверяла мужу. Она молилась. Она надеялась.
Тщетно.
Самое глубокое ее горе Бог не уврачевал. Самый громкий плач не услышал. Самое желаемое чудо – не сотворил.
Где твой Бог, Авраам? Авраам, муж мой…
– Где Сарра, жена твоя? – вопрос странника перебил ее мысли.
– Здесь, в шатре.
Женщина отпрянула от завесы. Зачем она им понадобилась?
Как будто зная, что Сарра слушает за завесой, гость повысил голос:
– Я опять буду у тебя в это же время через год, и будет сын у Сарры, жены твоей.
Что он говорит? Сарра рассмеялась. Мне ли иметь детей? Утроба моя завяла. Иссякла. И Авраам уже стар. Что он говорит? Зачем? И кому? Моему мужу? Обо мне? О Сарре?
Злой смех сотрясал ее худые плечи.
Лучше бы он сказал эти слова Агари!
Агарь молода. Агарь – мать. У Агари – сын.
Сердце Сарры екнуло от боли.
Когда женщина не может подарить мужу сына, она начинает терзаться виной. Авраам, Божий слуга, друг, избранник, а она – Сарра – мертвая лоза, без ягод и сока. Она винила себя, корила, мучила. Иногда ей казалось, что стало бы легче, если бы муж нашел себе другую жену, жену, способную родить ему наследника. Но Авраам любил Сарру. И эта его верность и непоколебимое упование еще больше усугубляли терзания Сарры. И как-то она решила отдать мужу в жены свою служанку – юную Агарь. Это решение, конечно, было порывом, попыткой загладить вину, среди своей мелкоты проявить великодушие. Потом, здесь не было греха, такова была традиция их народа. И Авраам в какой-то момент поддался на уговоры жены. Но когда Агарь понесла и чрево ее стало округляться, Сарра укололась о шип своего великодушия. Было так больно, что по ночам она выла от тоски. И родившийся сын Агари, такой плотный, живой, орущий, настоящий ребенок, вместо долгожданного облегчения принес Сарре чувство зависти и отчуждения. Да, он походил на Авраама, он так же сдвигал брови и держал свою голову. Но в его лице отразились и черты Агари, простой служанки, простолюдинки. А черт Сарры в нем не было. Ни одной.
Сарра снова засмеялась. Нервно и холодно.
– Отчего это рассмеялась Сарра, сказав: «Неужели я действительно могу родить, когда я состарилась?» – спросил один из странников. – Есть ли что трудное для Господа? В назначенный срок буду Я у тебя в следующем году, и у Сарры будет сын.
