Фридрих Цюндель - Иисус. Картины жизни
К великим мыслям Иисуса они относились заведомо отрицательно – ведь у них было «более основательное знание Священного Писания». Возможно, они считали, что Он не понимал пророков, которые, как им известно, толковали лишь о суде над язычниками. Иисус же, к их негодованию, возлагал на язычников большие надежды, можно сказать, делал ставку на них и все определеннее говорил об этом.
От сего отнюдь не «малого стада», а напротив – многочисленного, к Иисусу отнюдь не расположенного, исходило тщательно скрываемое, но упорное противодействие. Правда, фарисеи во всеуслышание заявляли, что они нейтральны и их благородная позиция – «наблюдательная», но как раз этим «благородством» немало препятствовали Ему. Да и делалось это отнюдь не из честных побуждений, о чем говорит хотя бы их подозрение, что Иисус «изгоняет бесов силою князя бесовского».
«Наблюдая», они предрекали Его делу скорый и бесславный конец, при этом тайком делая все от них зависящее, чтобы предвещаемое исполнилось в самом худшем виде.
Последствия всего этого представить себе нетрудно.
И Спаситель видел, как Его, со всем тем сокровенным, истинным, чем жило Его сердце и что было целью Его существования, все сильнее отстраняли от жизни народа, вытесняли из нее, отвергали, исключали из общества людей, создающих атмосферу своего времени, – авторитетных, образованных, живущих в городах. Понимали Спасителя лишь люди, занимавшие в обществе место незначительное, бедные, порой даже и понятия не имевшие о том, что такое благочестие.
Больше всего Спасителя удручало, что Его отвергает именно тот класс людей, который, как правило, творит историю в целом, так называемую мировую историю. «Мое дело, как дело Израиля, да и всего мира на грани краха», – наверное, чисто по-человечески думал Он. Если бы дело Иисуса потерпело крах, это означало бы гибель Израиля, гибель мира. Мир в его самом лучшем образе, сулящем столько надежд, – Израиль, наследовавший библейскую веру, Его и отверг, а вместе с Ним он отвергал и то невиданное искупление, которое было уже совсем близко и могло совершиться во всем своем великолепии. Для мира как такового это означает суд, гибель; но Спаситель не отступится от Своего дела, Он готов погибнуть ради спасения мира. И Ему видятся первые всполохи приближающейся смерти.
Это тем более глубоко тревожит Спасителя, что в том явлении Ему открывается нечто неотвратимое, неумолимо надвигающееся на Него. Он чувствует, что в этой самоуверенной духовной среде, кичащейся своим высоким мышлением, благонравием и даже верой, прикованной в то же время к земному, мирскому, опутанной уже пустыми традициями и скрыто от этого страдающей, в этой среде безраздельно властвует тьма, и ее власть продлится еще долго. Тьма эта – узы смерти, опутавшие их мысли, крепость, пока неприступная, закрывающая путь продвижению Его духа.
«В то время, продолжая речь (в ответ на собственные мысли. – Ф. Ц.), Иисус сказал: славлю Тебя, Отче, Господь неба и земли, что ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам. Ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение (то есть решение. – Ф. Ц.)» (Мф 11:26). «В тот час возрадовался духом Иисус», говорит Лука (10:21), ибо Ему открылась воля Божья, и Он, восхищенный этим, возносит молитву Отцу. Так тому и должно быть, «умные и разумные» Ему все бы испортили, затуманив чисто Божественное, очеловечив и огрубив его. Только чисто Божественное поможет нам, и оно должно прийти через слабых, с тем чтобы в нас, на нас и среди нас являл Себя только Отец и больше никто, заполняя Собой всю нашу жизнь без остатка. «Все предано Мне Отцем Моим» (Мф 11:27). «Не быть на Земле другой силе, которая помогала бы Мне, воплощала вместе со Мной или Я вместе с ней волю Отца. Задуманное Отцом чисто и безгрешно, едино по существу, и придет в этот мир через Меня».
«Никто не знает Сына, кроме Отца», и им, рассудительным, простительно не знать, как быть со Мной. Отец утаил от них, кто Я. «Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть». Выходит, Отец от них еще более скрыт, чем Сын, и Сыну суждено открыть Его им.
«Труждающиеся и обремененные», пьющие одни лишь «дрожжи из чаши опьянения» мира (Ис 51:17–22), телом изнемогающие от нужды и притеснений, душой же – от предписаний фарисейской набожности, желающей служить и Богу, и мамоне, – вас Он зовет к Себе. Они, уставшие от жизни, бегут из этого покинутого и отвергнутого Богом мира, словно с тонущего корабля, плывя ко Мне. «Возьмите иго Мое на себя!», «Мое иго, – мог Он сказать, – Мой Отец». «Отец – в Нем все Мое счастье, все Мои добрые дела, – вот что такое Моя несвобода и Мое предназначение. И это иго возьмите на себя, чтобы беспрекословно, с полной верой и покорностью предать себя Отцу. Помогайте Мне творить, исполнять волю Отца, возжелавшего спасти мир! А для этого «научитесь от Меня»! Не напускайте на себя суровость, называемую обычно твердостью характера, и высокомерие, отличающее тех, от кого Отец скрыл, кто Я! Будьте такими, каков Я всегда и даже сейчас, когда Мое положение не из легких, – кроткими и смиренными сердцем! Всегда отвергнутыми, беспредельно уступчивыми, среди людей самыми приниженными и ничтожными – и тогда нас никто не победит, победим мы».
С этого момента мы все чаще слышим от Спасителя слова о некоем долгом развитии, предстоящем Его делу на Земле, ради которого надлежит погрузиться в глубины духа. Царство Небесное словно бы отступает, пока что дух мирской победил, не приняв первого призыва Иисуса ко всему народу и его вождям. Оставляя передовые рубежи народной жизни, оно уходит вглубь. Оно затаится в «младенцах», которые – «малое стадо», но им благоволил Отец дать Царство, власть (Лк 12:32). Оно, подобное горчичному зерну, кажется поначалу таким незначительным, но в будущем его благодатная власть распространится на весь мир. Они – закваска, распространяющаяся среди прочих людей, их узнают, но не как некую группу, замкнувшуюся в себе, а как тех, кто помогает всем и каждому в любом добром деле. Их действие скрыто, они сами его не познают, но постепенно, незаметно поднимется, «вскиснет» все это вязкое тесто, называемое миром.
Широкий и глубокий взгляд на историю развития дела Спасителя открывает нам притча о прорастающем семени (Мк 4:26–29), в которой впервые звучит мысль о том, что дело это завершится и без Его нынешнего участия. Он (или через Него Отец) землевладелец, засевающий Свою «землю» – нашу планету. Посев тот Он совершает всеми Своими делами. Выполнив его, Он передает начатое Им земле, чтобы она делала с этим то, что захочет. Но Ему не следует беспокоиться, ибо Он верит в силу семени. И сила в нем есть. Так начинается самостоятельная «христианская история», или «история христианства». Восходя по ступеням развития, она постепенно пройдет их все ступени и достигнет совершенства. Когда же урожай созреет, Он «пошлет серп, потому что настала жатва».
Наглядно картину тогдашнего положения и настрой Иисуса дает притча о сеятеле (Мф: 13; Лк: 8). У Луки читаем, как Он, проходя берегом озера в сопровождении Своих ближайших учеников и учениц, собрал вокруг Себя «множество народа» из городов и близлежащих селений. Видя перед Собой такое скопление людей, Иисус, желая придать собранию порядок, «вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу», отделенный от Него водой на подобающее расстояние. И Спаситель говорил им.
Он рассказал им притчу о сеятеле, скорее всего, одну только ее. Собранные в главе 13 Евангелия от Матфея притчи не соотносятся с теми обстоятельствами, при которых каждая из них была произнесена.
Притча о сеятеле передает общее настроение Иисуса, то, как Он воспринимал Свое теперешнее положение. Большие собрания людей Его утомляли; эта суета без внутреннего возвышения духа Его тяготила, грозила опасностью сделать из Него некую достопримечательность, сотворителя чудес.
Слова, которые произносит здесь Спаситель, полны грусти, жертвенности, мудрой любви.
Обычно такой наплыв людей оказывает благотворное магическое воздействие на оратора, да и на самих собравшихся. Многочисленность толпы служит для нее самой некой гарантией величия ее героя и значительности встречи с ним. Нечто похожее испытывает и сам герой. На самом же деле все это недорого стоит, если вообще чего-то стоит, хорошо еще, если люди, вернувшись домой, не возомнили себя способными к тому, к чему они вовсе не пригодны, но к чему их призывал оратор.
Печали полны слова Спасителя, произносимые словно сквозь слезы.
Он сеет слово, но что будет с этим семенем? Где принесет оно плод? Он, конечно же, завершает Свою речь мыслями о победе, но еще больше в ней сострадания к тем многим, слушавшим Его слово без всякой пользы для себя, а то и себе во вред.
Но оно исполнено мудрой любви и жертвенности. И те мысли, которые мы, узнав трактовку, тотчас улавливаем в Его словах, Спаситель изложил настолько завуалированно, что их не заметили даже Его ученики.
