Фридрих Цюндель - Иисус. Картины жизни
Поражает смирение, то детское простодушие, с которым Спаситель взирает на трудность своего положения. «Почему же я один?» Кажется, еще немного – и Он перестанет понимать Отца, хорошо в то же время осознавая, что противостоит Его воле. Перед Ним – готовое к жатве поле, простирающееся во все концы земли, а его владелец посылает всего одного работника! Слыханное ли дело! «Молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою». Здесь Он единственный раз призывает учеников помочь Ему в просьбе к Отцу. Словно на Свою прежнюю просьбу Он услышал в ответ: «Хорошо, что Ты это просишь, но пока те, для которых ты просишь, того же не возжелают, об этом не может быть и речи». Действительно, просьба была немалая, и свидетельствует она не только о великом смирении Иисуса, но и о Его безмерной вере в людей или в то, что они не безразличны Богу. А просит Он не чего-нибудь, а чтобы Бог данное Ему для людей дал и другим во благо тех же людей. «Выслать делателей» не в смысле «вызвать в ком-то намерение», Спаситель и Сам мог сказать им: «Помогите мне в жатве!» Но такие жнецы только погубили бы Его дело. «Выслать» – значит «сделать орудиями Бога, наделить Его силой и властью». Отсюда и просьба – «выслать делателей», то есть дать апостолов, в которых бы действовала сила и власть живущего рядом с ними Иисуса. Событие великое и небывалое, высоко поднимающее человеческое достоинство, ощущение которого мы полностью утратили. Мы, «плывущие по воле волн» и не задумывающиеся над происходящим, считаем вполне естественным, что Иисусу в нужный момент были приданы апостолы, будто вычитали это в некоем допотопном биографическом справочнике, содержащем Его жизнеописание.
Спаситель приучал Своих учеников к тому же, что делал и Он Сам. Лука повествует о том, как Он провел всю ночь на горе в молитве к Богу (Лк 6:12). Это была вторая ночь, о которой нам рассказывает его Евангелие. Иисусу было о чем просить Отца. Вопросы и ответы, кого же «выслать» на проповедь, следовали один за другим. Вопрошая о каждом, Спаситель слышал с Небес множество «если» и «но». Однако речь шла не только о них. Посылая их в мир, Иисус тем самым выстраивал Свое дело, и оно из ограниченного местом и временем явления возрастало в нечто всеобъемлющее, охватывающее своим духовным оком все страны и эпохи, завладевающее умами живущих в них людей. Его дело обретало прочную историческую основу и ясные перспективы в будущем, со всеми его надеждами и опасностями. Так что молиться надо было о многом.
Каково было на следующее утро множеству учеников, собравшихся вокруг Иисуса, когда Он, подобно главнокомандующему, выкликал их одного за другим, пока не назвал двенадцать. «Симон», – начал Он. С каким нетерпением ожидали каждое новое имя, с каким волнением слышали свое собственное!
Впрочем, я упрощаю, исторически все происходило сложнее. О призвании апостолов и наделении их всей полнотой власти Матфей рассказывает однажды (10:1 и далее), Лука – дважды. В его изложении это выглядело так: вначале Иисус их избрал (Лк 6:13 и далее), чтобы они стали Его учениками в особом смысле и смогли, когда придет время, воспринять силу и власть, которых пока еще не имели. Он даст им это позже (Лк 9:1 и далее). Так, скорее всего, и было. Матфей же объединяет два действия Иисуса в одно, что полностью отвечает его величественной манере повествования, для которой лишь назидательные и поучительные факты имели значение, а отнюдь не исторические подробности.
А поскольку я намеревался описывать жизнь Иисуса не в строгой временной последовательности, а в ее величественном развитии, то я и позволил себе, подобно Матфею, объединить два события в одно.
Все Двенадцать и прежде были в числе Его учеников, Его последователей. Но именно этих Он послал проповедовать Царство Божие, избрав Своими Посланниками и дав «им силу и власть над всеми бесами и врачевать от болезней» (Мф 10:1). Именно силу и власть, все остальное – следствие этого (согласно греческому оригиналу). На Его просьбу «выслать делателей на жатву» Бог ответил Спасителю: «Можешь дать им от власти Своей и выслать их Сам». Итак, в них появилось нечто от Иисуса, и с Его именем они стали Его послушными инструментами.
Теперь у Спасителя был отряд помощников в Его деле исцеления человеческой души и тела, и отныне Он, этот удивительный источник безмерной благодати Божьей, изливался в двенадцать раз сильнее. Поначалу Спаситель им не поручал собственно духовного делания и полномочий на это не давал, что следует из главы 10 стиха 7 у Матфея, где под словом «проповедуйте» подразумевается «возглашайте». Всеми своими делами Двенадцать должны свидетельствовать, что приблизилось Царство Небесное и помощь Божья, которую им надлежит донести до людей, пробудит в них твердую уверенность в его близости. И каждую встретившуюся на их пути беду, от которой они избавят страдальцев, осенит свет Царства Божьего. С одной стороны, все Его дела исключительно духовного свойства были, по существу, свободным, непроизвольным служением, и Он не хотел, чтобы ученики считали, что Он «в служебном порядке» обязывает их воздействовать на души людей. С другой стороны, Спаситель пока еще не мог уравнять их в этом с Собой, не мог дать им самое главное в Его деле: «власть прощать на Земле грехи», полученную Им от Отца. Он даст ее лишь после Своего Воскресения. Власть ту Иисус принял не как обычный пастырь, а как судья или царь, которым Он станет лишь после Своей окончательной победы, которая возвратит людей к Богу.
Еще Он поручил избранным ученикам исцелять и чисто телесные немощи, наделив их даром избавлять от болезней и очищать прокаженных.
Что такое – дары Божии? Это не слепые силы природы, как думают суеверные люди. Что Иисус говорил о Себе, то же теперь относилось и к ним: «Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также» (Ин 5:19,20). Они не хозяева тех даров, а лишь слуги Божьи.
Среди этих Двенадцати Господь явно выделял из тех, кто был с Ним раньше, братьев Симона и Андрея и братьев Зеведеевых – Иакова, Иоанна. Один из них – Андрей, исключен из ближайшего круга, и это еще сильнее подчеркнуло избранность оставшихся трех. Он не поощрял в них желания быть равными перед Ним и даже противился ему. Между собой они должны быть «братьями», но Бог устроил мир так, что даже в одном доме братья не равны, и кто из них главнее, определяется возрастом. Спаситель считал, что каждый должен оставаться самим собой, не стремясь быть как все. Он не возражал, если кто-либо из них хотел стать выше других, лишь наставлял его, как достичь цели.
Из тех троих поначалу выделяется «один из Его учеников, которого Он любил» – это Иоанн, «друг» Иисуса. Мы лучше узнаем его в том, как он повествует об Иисусе, и в передаваемых им речах Спасителя. С какой восхитительной ясностью, с каким по-детски священным трепетом он постигает глубочайшую суть Иисуса! Никто не увидел столь отчетливо Божественное в Иисусе, но одновременно и (в этом мы уже убедились) человеческое, осененное Божественной святостью. Он предпочитает молчать, даже во время Тайной вечери, не участвуя в общей беседе. Лишь однажды у него и Иакова с уст так некстати срывается негодование по поводу непризнания Его, пожелание, чтобы «сошел огонь с неба и истребил» то селение самарянское, отказавшее Ему в ночлеге, когда Он шел в Иерусалим. В его Посланиях, таких чутких и исполненных благоухания Божьей славы, немало резких высказываний против фразерства, знания ради знания, пустословия, – всего того, в чем нет и капли деятельной братской любви, наполняющей его сердце. «Ложь, лжец, лживый», – снова и снова звучат у него эти слова. Страх охватывает его при одной мысли о том, что все может выродиться в голую риторику. Иисус нарекает его и Иакова неожиданным именем – «сыны грома». Странное само по себе, оно тем непривычнее звучит в устах Спасителя. Нам было бы понятней, если бы Иисус, называя Своих учеников, обратился к Библии, а Он заимствует для них имя у природы, и это еще одно живое, свободное проявление Его самобытности и человечности. Гром – глас величественный, неизвестно откуда приходящий и прокатывающийся высоко над землей, вызывающий трепет у всех обитателей земли. Так Он подчеркивает открытость молчаливых братьев, их благоговение пред всем небесным. Возможно, Иаков был молчаливей Иоанна.
В те дни, когда дело Иисуса вызывало у людей сомнение и шло на убыль, братья Зеведеевы через свою мать обратились к Иисусу, чтобы Он позволил им воссесть подле Него в Его Царстве (Мф 20:21 и далее; Мк 10, 15 и далее). На что только не толкает людей пустое, холодное тщеславие. Иоанн опасался, что, когда победа будет одержана, Тот, «Который его любил», вознесется над ним на недосягаемую высоту и он лишится высочайшего наслаждения – не нахожу более подходящего слова! – которое испытывает сейчас, будучи тем, «который возлежал у груди Иисуса». Иисус не стал их укорять, а лишь удостоил их предельно серьезным встречным вопросом: «Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь? Они говорили Ему: можем». Нам стыдно за их геройский ответ.
