Св. Григорий Палама - СВТ. ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. В защиту священно–безмолвствующих (Триады). Всеблаженного архиепископа Фессалонитского Григория Слово в защиту священно–безмолвствующих.
23
В отклонении всего, что говорит о Боге сочувствующая, но неверующая мирская философия и наука, св. Григорий Палама согласуется с наиболее глубокими христианскими богословами. Например, св. Иоанн Златоуст выражал ту же мысль еще резче: «Безумцем для мира становится тот, кто не ценит внешней мудрости и знает, что она ничего не может дать для приобретения веры» (Беседа на 1 Кор. 10, 1: PG 61, 82).
24
Св. Дионисий Ареопагит. О божественных именах IV 19: PG 3, 717A.
25
Ангелы назывались «вторыми сияниями» или «вторыми светами» у многих христианских писателей начиная с Григория Богослова (Беседы 38, 9; 40, 5; 44, 3: PG 34, 320C, 364B, 609, а также в других местах). В еретическом субординационистском понимании Троицы этот термин еще до Григория Богослова применялся для обозначения второй Ипостаси.
26
Св. Григорий имеет в виду то обстоятельство, что для христиан обетованное время впереди, тогда как почти для всех античных мыслителей подлинный «золотой век», «век Кроноса», счастливая эпоха человечества были только в прошлом.
27
Палама называет этот признак мирского мудрствования главным потому, что опаснее и огорчительнее всего в исихастских спорах было широкое применение противниками исихастов как Священного Писания, так и святоотеческих творений. Установление смысла тех или иных выражений великих богословов — одна из главных забот в Триадах.
28
Это опять неточная и приведенная, возможно, по памяти цитата из диалога Платона «Федр» (245а): «А кто без мусического неистовства приступает к вратам поэзии, надеясь, что станет хорошим поэтом благодаря технике, у того не будет успеха и его благоразумные творения затмятся творениями неистовствующих». В «Апологии Сократа» (22с) тоже сказано о поэтах, что «не благодаря мудрости могут они творить то, что творят, но благодаря некоей природной способности, как бы в исступлении, подобно гадателям и прорицателям; ведь и эти тоже говорят много хорошего, но совсем не знают того, о чем говорят».
29
В начале платоновского диалога «Тимей» (27с) пифагореец Тимей говорит: «Все имеющие хоть немного благоразумия при любом малом и великом деле непременно призывают Бога; и мы, собираясь неким образом описывать вселенную, как она возникла или даже существует невозникшей, если только не совсем заблуждаемся, должны, призвав богов и богинь, молиться о том, чтобы сказать все как можно согласнее с их умом, но и не противореча себе».
30
Принимая смертный приговор, Сократ признался друзьям, что с самого детства «привычный мне вещий голос моего гения (демона) во все предыдущее время был всегда очень настойчив и резко противился мне при малейшей моей попытке сделать что–нибудь неправильное» (а в продолжение всего суда, когда независимыми речами Сократ усугубил ненависть обвинителей, демон–гений не сдерживал его; «Апология Сократа» 31d, 40ab). О демоне Сократа говорится еще в «Теэтете» (151а), «Эвтидеме» (272е), «Алкивиаде первом» (103ab), а также у Ксенофонта в «Воспоминаниях» (I 1, 4). «Мудрейшим из всех» Сократа назвала дельфийская прорицательница («Апология Сократа» 21а).
31
Гомер начинает «Илиаду» словами: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына».
32
В начале «Трудов и дней» Гесиод призывает муз из македонской Пиерии близ Олимпа, родины муз, а в начале «Теогонии» — с Геликона, их священной горы в Беотии. В «Трудах и днях» он рассказывает, что когда он «овец под священным пас Геликоном», олимпийские музы, «вырезав посох чудесный из пышно–зеленого лавра, мне его дали и дар мне божественный песен вдохнули» (перевод Вересаева). Палама, возможно, сознательно пародирует: вместо овец у него выступают свиньи, а устарелая форма прошедшего времени от глагола «давать» εδων, «дали», понимается как εδον, т. е. «едя», вследствие чего Гесиод будто бы ест лавр.
33
Из сочинения «О бессоннице» Синесия, неоплатонического и христианского философа и поэта конца IV – начала V вв. (PG 66, 1289А).
34
«Ты научен всему, о богомудрый Мусей» — так начинается в передаче византийского филолога XII в. Иоанна Цеца (Хилиады 12, 149) одно из обращений легендарного певца Орфея к своему учителю. Палама снова нарочито небрежен.
35
Об этих пожеланиях языческих поэтов Палама, по-видимому, также читал у Иоанна Цеца в «Схолиях» к гесиодовским «Делам и дням» (§§ 23–24).
36
Св. Дионисий Ареопагит. Послание 7: PG 3, 1080В.
37
Св. Дионисий Ареопагит. О божественных именах IV 23: PG 3, 725АВ.
38
Св. Григорий Палама говорит здесь об атеистах, которые объясняют возникновение мира цепью последовательных превращений и при этом не замечают, что в каждом превращении действует искусство Творца.
39
Св. Дионисий Ареопагит. Послание 7: PG 3, 1080В. 29.
40
Палама перечисляет здесь обычные и распространенные античные философемы или теологумены (поскольку в античности рассуждения о Божественном начале также назывались теологией): звезды и планеты — одушевленные живые существа (ср. напр. Платон. Тимей 38е); душа мира или мировая душа, выше и полнее индивидуальных душ (ср. особ. Плотин. Эннеады IV 3, 4; 6); в перипетиях метемпсихоза бывшая человеческая душа может вселиться в животное и даже в растение.
41
Св. Дионисий Ареопагит. О божественных именах VII 2: PG 3, 868С.
42
Св. Дионисий Ареопагит. О божественных именах IV 23: PG 3, 725В: демоны «не совершенно лишены блага, поскольку существуют, живут, мыслят и поскольку в них есть вообще некое движение желания».
43
Быт 4, 7. В переводе 70–ти: «Если праведно принес, но праведно не разделил [т. е. не отделил того, что человечески превратно, от Божьего], то не согрешил ли ты?»
44
Прп. Исаак Сирин. Слово 72: изд. Σπετσιερη (Αθηναι, 1882), с. 314; изд. Θεοτοκις (Leipzig, 1770), с. 463.
45
Св. Григорий Богослов. Слово 41, 14: РG 36, 448с. См. ниже II 1, 12.
46
Св. Григорий Нисский. Об устроении человека 35: PG 44, 2400 (слова «Церкви» в тексте Григория Нисского нет).
47
Св. Григорий Нисский. Письмо II: PG 46, 1041С.
48
Св. Василий Великий. Беседа на 14–й псалом 3: PG 29, 256ВС (а не на 7–й псалом).
49
См. выше I 1, 4. Эти слова находятся во 2–й, а не в 1–й книге «Церковной иерархии».
50
Св. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея 1, 4–5: PG 57, 17–19.
51
Св. Григорий Богослов. Слово 16, 12: PG 35, 936ВС.
52
Св. Кирилл Александрийский. Толкования на псалмы 9, 23: PG 69, 780A.
53
Этот отрывок взят не из св. Григория Нисского, а из Григория Агригентского (Толкование на Екклесиаста 118: PG 98, 796CD).
54
См. выше I 1, 1.
55
Эта критика есть в 4–м и 5–м письмах Варлаама Калабрийского к исихасту Игнатию (Schiro. 315; 323). Варлаам утверждает здесь, что ум, в исихастской молитве привязанный к телу, «смешивается с телесной бессмысленностью и грубостью»; он высмеивает «некие чудодейственные расцепления, а также сцепления ума с душой» в области сердца, «некие совершающиеся вместе с дыханием умные исхождения и вхождения духа через ноздри», о чем якобы учили известные ему исихасты. Он повторяет платоническое определение ума как отражения чистого единства, которое равно только самому себе и в этом смысле не зависит от тела и телесного ощущения, издеваясь над кажущейся непоследовательностью исихастов, которые хотят соединиться умом с Богом и в то же время стараются «заключить ум в теле».
56
О воле и желании см. ниже II 2, 19.
57
Св. Макарий Великий. Беседы 15, 20: PG 24, 589В. 43.
58
Т. е. поистине достойный своего имени (Макарий значит «блаженный»).
59
В действительности сходное выражение идет у Макария Великого не после приведенного выше места, а до него.
60
Об умном чувстве см. ниже I 3, 20.
61
Св. Иоанн Синаит. Лествица 26: PG 88, 1020А; см. также примечание анонимного схоласта к этому месту (1040D): «Умное чувство в нас, поскольку оно связано с умом в каждом человеке; а не в нас оно поскольку, будучи у страстно одержимых скрыто страстями, оно бездеятельно и неузнаваемо».
62
Св. Григорий Палама, конечно, осуждает здесь не экстаз вообще, а только губительную пустоту такого экстаза, когда человек бежит от самого себя.
63
См. выше I 1, 15.
64
Видно, что сердце понимается у св. Григория не биологически. Введение ума в сердце — это глубокий и сосредоточенный телесный жест, «телесный символ», знаменующий нечто еще более глубокое, а именно сосредоточенность ума в самом себе. О том, что молитвенная «форма» понимается как жест и символ, см. ниже I 2, 8, 11.
