Алексей Сидоров - Творения древних отцов–подвижников
214
Так нам представляется лучшим переводить фразу μη δ^σης σεαυτον ау πολίτίί'α. Св. Аммон жил в обществе, во многом еще остававшемся языческим; социальная и общественная жизнь его времени была пронизана еще языческими началами, и христианские элементы едва начинали только проникать в эту жизнь. Впрочем, активный процесс воцерковления общественной жизни Римской империи уже пришел в действие, и монашество играло в нем значительную роль. Примечательно, что современник св. Аммона — свт. Иоанн Златоуст — уделял большое внимание социальному служению иночества как церковного института, поручая монахам уход за больными в столичной церковной лечебнице, воспитание и обучение юношества и т. д. См.: Еегом^/. — Ж Saint Jean Chrysostome et le monachisme // Jean Chrysostome et Augustin. Actes du colloque de Chantilly 22–24 sep‑tembre 1954 / Ed. par Ch. Kannengiesser. Paris, 1975. P. 139–144.
215
Ср. Мф. 5, 28. Св. Григорий Палама в своем «Деся–тословии» («Декалоге»), ссылаясь на это место Писания, замечает, что всякий, с вожделением взирающий на женщину, творит прелюбодеяние, ибо он «нечист перед Христом, взирающим на сердце» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Δ. Σ. 121).
216
Физический труд («рукоделие» — το εργοχείρον) в раннем египетском монашестве всегда рассматривался как необходимое и существенное условие иноческого жития. Это касалось не только Верхнего Египта, где пахомиевские монастыри представляли собой как бы четко организованные «мануфактуры», но и Нижнего Египта (Нитрии, Скита, Келлий), где отшельническое и полуотшельническое монашество органично сочетало рукоделие с исихией. Блж. Иероним в предисловии к своему переводу «Правил» св. Пахомия описывает трудовой процесс в пахомиевских монастырях следующим образом: «Братия, занимающиеся одним и тем же ремеслом, живут в одном доме и под ведением одного настоятеля; например, ткущие полотно живут вместе; приготовляющие рогожи составляют особую семью; швецы, мастера, делающие повязки, валяльщики сукон, башмачники, каждые порознь управляются своими настоятелями. По прошествии каждой недели все вообще представляют отцу монастыря отчеты в своих работах». А о преп. Иларионе, ученике Антония Великого, ушедшем подвизаться в дикие места в полном одиночестве, он свидетельствует: «Занимаясь плетением корзин из камыша, он следовал уставу египетских монахов» (подразумеваются монахи–отшельники или полуотшельники) (см.: Творения блаженного Иеронима Стридонского. Ч. 4. Киев, 1903. С. 56, 15). В монашеской литературе этого периода (IV‑V вв.) выдвигались три основные причины необходимости подобного рукоделия: во–первых, оно давало возможность инокам самим содержать себя и не зависеть ни от какой «милостыни»; во–вторых, оно позволяло уделять от плодов трудов своих часть в помощь бедным и немощным (именно этот момент акцентирует св. Аммон); наконец, в–третьих, оно наряду с молитвой служило главным средством излечения греха уныния (см.: См/ямжои^ A Aux origines du monachisme chretien. Abbaye de Bellefon‑taine, 1979. P. 117–126). Появление ереси мессалиан, которые считали себя слишком «духовными», а поэтому пренебрегали таким «низменным» занятием, как рукоделие, охотясь за милостыней, заставило православных писателей IV‑V вв. постоянно подчеркивать значение рукоделия в духовной жизни. В частности, св. Епифаний Кипрский, полемизируя против мессалиан и опираясь на Священное Писание (в том числе на известную фразу 2 Фес. 3, 10: кто не ло^ет трудмться, тот м не ешь), противопоставляет им «подлинных рабов Божиих» (т. е. настоящих монахов). Истинные монахи, по словам св. Епифания, «действительно утверждаются на прочном камне истины», добывая хлеб своими руками, соответственно ремеслу каждого (χατά τ^ν εχάστου τέχνην). В то же время они не оставляют в пренебрежении бдений, молитв и псалмопений, то есть сочетают рукоделие с духовным трудом (μετά χα< τ^ς πνευματιχ^ς εργασίας) (см.: ДрфАятмз. Werke. Bd. III. Panarion haer. 65–80. De fide. Hrsg. von K. Holl und J. Dummer. Berlin, 1985. S. 488–489).
217
Не совсем ясно, какой смысл вкладывает св. Аммон в слово «забвение» (λφ^η), но это может быть и забвение благодеяний Божиих, и забывчивость относительно собственных грехов и т. д.
218
Букв.; там (εχεΓ). Основная мысль, высказанная св. Аммоном в данной главе, ясно намечается уже в Ветхом Завете, где «вера в Божие правосудие и религиозное тесное общение с Богом приводила к вере в зависимость состояния человека по смерти от нравственного достоинства его земной жизни» (Юн2ерое П. Учение Ветхого Завета о бессмертии души и загробной жизни. Казань, 1882. С. 14).
219
В этой главе, как и в двух предшествующих, св. Аммон затрагивает тему «памяти смертной», постоянно звучащую в аскетических творениях отцов Церкви. Ср., например, у преп. Феодора Студита, который в «Великом оглашении» обращается к инокам так: «Чада мои, не отлагайте со дня на день того дела, чтобы представить себя угодными Богу, не отсрочивайте на завтрашний день и не откладывайте благоприятного для исправления времени. Ведь мы, как написано, не знаем, что родмт нтгодям день (Притч. 27, 1). Будем же всегда готовы к смерти, к часу исхода, потому что нам предстоит не много жить; не станем относиться беспечно к самому переходу нашему [из здешней жизни], какого бы рода он ни был, под предлогом, что он неясно нам представляется, — хотя и разъясняется многими отцами» (Прем. Феодор Студмт. Великое оглашение III, 4 // Преподобным Феодор Студмт. Творения: В 3 т. Т. 1. М.: Сибирская Благозвонница, 2010 (Полное собрание творений святых отцов Церкви и церковных писателей в русском переводе; т. 5, 6, 7). С. 712–713 (долее — Преп. Феодор Студмт. Творения)).
220
Это предложение (βίαζομεθα γάρ πάντες έπο τ*% εχθρας) предполагает, что вражда к людям недопустима и чужда природе человека. Правда, следует отметить, что в святоотеческой письменности в понятие «вражды» иногда вкладывается и положительный смысл. См., например, у св. Кирилла Иерусалимского: «Ибо есть и добрая вражда, как написано, например: м еражду моложу между тобою, м между семенем тоя (Быт. 3, 15). Ибо любовь к змию производит вражду против Бога и смерти» (Амрмлл, аржмеммском Иерусалммскмм, сеятмтель. Поучения огласительные и тайноводственные. М., 1991. С. 253).
221
Выражение τάς λίίτουργ/ας σοΰ ποίίίν, скорее всего, указывает не на обычные монашеские служения, но именно на богослужения. Примечательно, что литургии здесь сочетаются с φωτισμός («озарением, просвещением»: αύταί γάρ φέρουσί τόν φωτισμόν τ^ς ψυχής; Букв.; они доставляют просвещение душе) — понятием, которое в святоотеческой лексике часто обозначало боговедение («гносис»). В православном литургическом богословии такое боговедение неразрывно соединялось с Воплощением Бога Слова. Поэтому «церковные песнопевцы говорят, что воплотившийся Сын Божий насаждает в Своих церквах сладкую светлость, дает ее в личное достояние верующим, просвещает омраченные души лучами Божества или таинственно осеняющим сиянием Духа. Христос светит плотию и крестом Своим пребывающим во тьме, всюду разливает свет жизни, разрушающий дряхлую тьму. Вочело–вечившись, Он как бы сошел с высокого престола и светолитием возвышает людей к неуклонному богоразумию и радости, испускает неиссякаемо животворные воды Церкви и показывает верующих сынами дня. Господь Спаситель поставил в закон жизни благодать очищения и просвещения, Сам возжигает в их помышлениях и сердцах огонь любви к Богу и умиление и рассеивает тьму их греховности светом жизни. Христово божество боголепно источает силу мысленного осияния разным немощным и падшим из среды верующих, животворит их и избавляет от мучения». Вследствие чего «литургической терминологии обычно свойственно именовать человеческие добродетели светом. Например, церковные песнопевцы нередко говорят о «свете умиления», «свете праведности», «свете покаяния», «свете Божественной жизни» и «спасении Христовым осиянием»» (Денмажмн (Ммлое), епмскоп. Чтения по литургическому богословию. Брюссель, 1977. С. 31–32).
222
Подразумевается, вероятно, зловоние испорченной и разлагающейся пищи; оно напоминает о тленности всего земного.
223
Здесь речь идет о презрении (εξουδενωσις) как пороке; но в аскетической письменности это понятие использовалось и для обозначения добродетели, будучи тождественно смирению (в качестве презрения к себе). Так, авва Алоний на вопрос брата, что есть «презрение [к себе]», отвечал: «Полагать себя ниже неразумных тварей (των άλογων) и знать, что они суть несудимы (άχατάχριτα ε<σ<ν)» (ΤΟ ΓΕΡΟΝΤΙΚΟΝ. Σ. 89). Что же касается «презрения порока», то авва Дорофей проводит различие между осуждением (τοχαταχρΓναι) и презрением (το εξουδενωσαι или ή εξουδενωσις): последнее означает, что человек, впавший в него, не только осуждает ближнего, но еще и гнушается им, питая к нему отвращение. Такое презрение, по мнению аввы Дорофея, хуже и губительнее осуждения. См.: Doro-^Ме ^е Gaza. Oeuvres spirituelles. P. 278.
