Алексей Лебедев - Церковно-исторические повествования
______________________
* Св. Киприан Карфагенский. О зрелищах. С. 344.
______________________
Прежде всего, христианские писатели порицают театральные представления за то, что в них, кроме пустоты и суетности, ничего нельзя встретить. Критика театров св. Киприаном с этой стороны особенно разностороння и строга. Его описания не чужды справедливой иронии. "Вот один из них (комедиантов), - говорит Киприан, - подражает военному шуму трубы; другой, надувая флейту, извлекает из нее печальные звуки; а тот, схватив с усилием в легкие дыхание и состязаясь с хорошим и звучным человеческим голосом, перебирает отверстия флейты и, то сдерживая дыхание, то втягивая его внутрь и потом выпуская воздух через известные щели инструмента, и затем прерывая звук на известном колене, неблагодарный Художнику, который дал ему язык, силится говорить пальцами! А что сказать о комических бесполезных усилиях, о великих неистовствах трагической речи, о напряжении нервов во время крика? Хотя бы все это и не было посвящено идолам, и тогда верные христиане не должны бы ни посещать этих зрелищ, ни смотреть на них; потому что хотя бы во всем этом и не было бы прямого преступления, однако все же здесь есть величайшая и вовсе неприличная верным пустота. Не явное ли безумие тех, которые людям праздным доставляют занятие бить себя, и которых первая победа состоит в том, чтобы выказать несвойственную человеческому желудку алчбу? Несчастное лицо подставляется под удары. К вышесказанному бесстыдству принадлежат и другие, одинаковые по достоинству. Вот человек, у которого переломаны все члены; вот муж, изнеженный и расслабленный более, чем женщина, искусник объясняться жестами; и из-за одного этого, не то мужчины, не то женщины, приходит в движение весь город"*. Тертуллиан, со своей стороны, также находит много мелочного, тщеславного, суетного в обстановке театральных представлений. Зрители, мужчины и женщины, являются "в театр в блестящих и чрезвычайных украшениях; между ними ведутся разговоры, сообразно с местом, не отличающиеся скромностью. Прибавьте к этому, - замечает он, - что первая мысль при входе на зрелище состоит в том, чтобы других посмотреть и себя показать". "Благоговея к религии, - внушительно говорит Тертуллиан, - ты не станешь одобрять безумного бега и бешеных схваток, сопровождающих игру в диск, равно как и других телодвижений, одно сумасбродней другого".
______________________
* Св. Киприан Карфагенский. О зрелищах. С. 344-345.
______________________
Итак, по учению христианских писателей, посещение театров есть занятие пустое, суетное, несообразное с высотой человеческого призвания. Но этим указана лишь малая часть того вреда, который приносит театр христианину. Театр, по воззрению христианских учителей, пагубен потому, что он учит распутству, разжигает сладострастие, приводит к бесстыдству. Эту мысль, главным образом, и развивают христианские пастыри, обличавшие театральные представления.
Начнем с Тертуллиана. Этот древнейший порицатель театра исполнен решительного негодования на сценические представления. Он рисует перед нами театр, каким он был в его время (нач. III в.), не находя в нем ничего другого, кроме безнравственности, и оценивает его влияние на душу зрителя.
"Вероятно ли, чтобы христианин-беглец (он не хотел признать и христианином того, кто посещал театр) действительно помышлял о Боге в такое время и в таком месте, где ничто не напоминает ему присутствия Его?" - спрашивает он у любителя театра и отвечает отрицательно. "Нам велено отрекаться от всякого рода нечистоты, - пишет Тертуллиан, - стало быть, для нас должен быть заперт и театр, который составляет, так сказать, седалище бесстыдства, где ничему иному нельзя научиться, как только тому, что повсеместно не одобряется. Величайшая прелесть театра состоит обыкновенно в представлении всякого рода позора. Позор этот выводит на сцену тосканец своими нескромными телодвижениями, или комедиант, переодетый в женскую одежду, своими пантомимами, посредством гнусных непристойностей, которым приучил он свое тело с самого детства, дабы подавать другим пример бесчинства"*. "Два богомерзких божества, Венера и Бахус, покровительствуют как действиям театра, так и над театром, наблюдая и за гнусностью жестов, и за другими развратными телодвижениями, чем наиболее отличаются актеры в комедии. Эти последние в жалком своем ремесле вменяют себе как бы во славу жертвовать своей совестью Венере и Бахусу, представляя или ужасное распутство, или самое грубое сладострастие"**. "Что же происходит отсюда? Вот что. Кто на улице посовестился бы приподнять одежду, чтобы справить свою нужду, тот в театре становится столь бесстыден, что без всякого зазрения перед всем светом обнажает такие части тела, которые наиболее должен был бы скрывать. Кто перед дочерью своей не смел бы произнести ни одного неблагопристойного слова, тот сам ведет ее на комедию, чтобы она слышала самые скверные речи и видела всякого рода неприличные коверканья". Вообще, по Тертуллиану, театр представлял так много дурного, что скромность не позволяла и высказывать всего. "Я лучше хочу ни о чем не говорить, нежели приводить иное на память". Не делает исключения Тертуллиан и для трагедии, когда говорит о вреде театральных представлений. "Комедия есть, так сказать, - пишет он, - школа нечистоты, а трагедия учит только жестокости, злочестию и варварству. Будьте уверены, что рассказ о постыдном деле столько же опасен, как и само дело". "Сверх того, - говорит Тертуллиан, описывая на этот раз театральную публику и нравы, - известные бесстыдницы, позорящие тело свое перед обществом, не бывают ли в театре тем несноснее, что показывая в других местах свою гнусность одним мужчинам, тут обнаруживают ее перед другими женщинами, от коих всегда стараются скрываться? Они тут являются перед всем светом, перед людьми всяких лет, звания и достоинства. Публичный глашатай провозглашает этих блудниц во всеуслышание тем, которые слишком хорошо их знают. Вот, говорит он, ложа такой-то: чтобы видеть ее, надобно всем пожертвовать, она имеет такие-то и такие-то качества... Но прейдем в молчании все подобные гнусности, которые должны бы быть погребены под непроницаемым мраком, дабы не осквернять и дневного света. Зачем смотреть на то, что запрещено нам делать? Почему вещи, оскверняющие человека языком, не могут осквернять его очами и ушами, тогда как очи и уши суть, можно сказать, преддверие души нашей? Таким образом, театр непременно должен быть возбранен"***.
______________________
* Тертуллиан. Гл. XVII. ** Тертуллиан. Гл. IX. *** Там же. Гл. XVII.
______________________
Будучи беспристрастным наблюдателем и описателем театра, Тертуллиан не умалчивает, что были и такие пьесы, которые отличались скромностью и не имели безнравственного характера; но и против подобных пьес он не мог не предостерегать простодушных. Вот его внушения: "Положим, что на зрелищах происходят иногда вещи в самом деле приятные, простые, скромные, не бесчестные; но вспомни, что обыкновенно яд смешивается не с желчью, а со сладкими и вкусными жидкостями. Так всегда поступает дьявол; он укрывает смертельный свой яд в яствах наиболее приятных и лакомых. Обращай внимание не столько на удовольствие, сколько на опасность, неминуемо сопряженную с этим удовольствием"*.
______________________
* Там же. Гл. XXVII.
______________________
"Нужны ли еще доказательства, - заканчивает свою речь против театра Тертуллиан, - для убеждения истинных служителей Божьих, возгнушаться всем тем, что принадлежит к зрелищам, так как все это противно божественному их Учителю".
Другой писатель середины III в. св. Киприан, еп. Карфагенский, восстает против театра с неменьшей силой. Он оценивал по их нравственному влиянию не одни комедии и трагедии, но и все другие представления, какие давались на театральных подмостках. Все они, по Киприану, ведут к одному и тому же - нравственному растлению. Предостерегая христианина от удовольствий, доставляемых театром, Киприан пишет: "Когда я коснусь бесстыдных шуток сцены, то мне стыдно и передавать о том, что там говориться, стыдно и осуждать то, что там делается, осуждать строфы из басен, хитрости прелюбодеев, бесстыдство женщин, шутовские игры гнусных скоморохов, даже самих почтенных отцов семейств, то приходящих в оцепенение, то высказывающих любострастие, во всем оглупевших, во всем бесстыдных. И несмотря на то, что негодяи (комедианты), не обращая внимания ни на происхождение, ни на должность, никому не дают в своих словах пощады, - несмотря на это, все спешат на зрелище. Находят удовольствие в том, чтобы видеть общее безобразие. Сходятся в этот дом публичного бесстыдства, в это училище непотребства для того, чтобы и тайно совершать то, что изучается публично; среди самих законов учатся тому, что воспрещается законами. Какая срамота в самих состязаниях! Мужчина лежит под мужчиной, бесстыдно обнявшись и сцепившись друг с другом. Высматривают, кто победит, но, прежде всего, побежден уже стыд. Вот, один, нагой, скачет перед тобой; другой с напряженным усилием бросает вверх медный шар; не слава это, а безумие". "Даже те из женщин, которых несчастье довело до рабства непотребству, в публичном месте скрывают свое распутство и предаются наслаждению похотью только тайно; стыдятся показать себя открыто даже те, которые продали свой стыд! А между тем, такое же публичное позорище совершается перед очами всех, и совершающие это опережают непотребство бесчестных женщин. Допытались даже, как бы совершать любодеяние на глазах других!" "Потому-то верующие христиане, - внушает св. отец, - должны убегать от этих столь пустых, пагубных и нечестивых зрелищ: надо блюсти от них и зрение наше, и слух. Мы скоро привыкаем к тому, что слышим и видим. Ум человеческий сам по себе склонен к порокам. Что же он сделает сам с собой, если будет иметь скользкие образцы чувственной природы, которая охотно предается пороку? Да, нужно удалять душу от всего этого". "Что делает на этих зрелищах христианин, верующий, которому непозволительно и помышлять о пороках? Какое удовольствие находит в изображениях похоти, способных довести его до того, что и сам потеряв здесь стыд, сделается более отважным на преступления? Приучаясь смотреть, он приучается и делать"*.
