Франсин Риверс - Любовь искупительная
Ангелочка бросило в жар, через секунду ее забил озноб. Она должна это сделать.
«Давай. Сделай это, Ангелочек».
Это необходимо сделать. У нее вспотели ладони. Михаил достал платок из заднего кармана джинсов и вытер пот со лба. Когда он взглянул на нее, сердце ее замерло.
«Я не могу это сделать».
«Ты можешь».
«Я не хочу».
«Дура! Неужели ты хочешь закончить свою жизнь так же, как твоя мать?»
Михаил внимательно смотрел на нее. Она была бледна, на лбу выступили едва заметные капельки пота.
— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
«Скажи ему, Ангелочек, и покончи с этим раз и навсегда! Ты ведь этого на самом деле хочешь — чтобы он отпустил тебе сейчас, пока ты еще в состоянии это перенести. Если будешь тянуть, будет только больнее. Он разорвет твое сердце на части».
— Я никогда не говорила тебе самого плохого, что я сделала.
В его взгляде появилось легкое беспокойство.
— Тебе не обязательно исповедоваться во всем. Не передо мной.
— Ты должен знать. Ты же все–таки мой муж и вообще…
— Твое прошлое — это твое личное дело.
— Разве тебе не нужно знать, что за женщина живет с тобой?
— Зачем ты на меня нападаешь, Амэнда?
— Я не нападаю. Я просто стараюсь быть честной.
— Ты хочешь сделать мне больно?
— Ты должен знать, что…
— Я не хочу ничего слышать!
— …Я переспала со своим отцом.
Михаил рывком втянул воздух, как будто только что получил сильный удар. Долго смотрел на нее, на щеке подрагивал мускул.
— Я считал, что он ушел из твоей жизни, когда тебе было около трех лет, — как ты мне говорила.
— Да, это правда. Но он вернулся, когда мне было шестнадцать.
Михаил почувствовал тошноту. «Боже. Боже! Есть ли такой грех у который она не совершила?» «НЕТ».
«И Ты просишь, чтобы я любил ее?» «ТАК ЖЕ, КАК Я ВОЗЛЮБИЛ ТЕБЯ».
Зачем она это делает? Почему бы ей не оставить хоть какое–то бремя себе? — Тебе стало легче оттого, что ты на меня это выплеснула?
— Не намного, — отвечала она уныло. Она развернулась и пошла к дому, ненавидя сама себя. Что ж, она сделала это. Все кончилось. Ей хотелось куда–нибудь спрятаться. Она ускорила шаг. Нужно собрать вещи и быть готовой уйти.
Михаила трясло от злости. Идиллия закончилась. Начиналась буря.
«ТАК ЖЕ, КАК Я ВОЗЛЮБИЛ ТЕБЯ. ДО СЕМИЖДЫ СЕМИДЕСЯТИ РАЗ».
С воплем, выплескивая ярость, Михаил вогнал топор глубоко в чурбан. Потом довольно долго стоял, тяжело дыша; наконец, схватил рубашку и, надев ее, зашагал к дому. Пинком открыл дверь и увидел, что она вытаскивает вещи из комода, который он сделал для нее после отъезда Элтманов.
— Не останавливайся на этом, Амэнда. Давай, рассказывай мне, что ты еще сделала. Сбрось весь груз со своих плеч. Повесь его на меня. Не упускай подробностей о твоих славных приключениях.
«МИХАИЛ, ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ!».
«Нет! Я не могу слушать Тебя сейчас! Я хочу все выяснить с ней раз и навсегда!»
Она продолжала собирать вещи, и он схватил ее за руку, развернув к себе.
— Тебе ведь есть, что рассказать мне, правда, Ангелочек?
Это имя прозвучало как пощечина.
— Тебе разве этого было не достаточно? — ответила она дрожащим голосом. — Или ты и правда хочешь еще?
Он увидел ее чувства, которые она отчаянно пыталась скрыть, но даже это его не остановило.
— Ну что ж ты, давай, выворачивай все грязное белье. Она выдернула свою руку и приняла вызов.
— Ну, хорошо. Если ты так хочешь! Какое–то время, очень недолго, мне казалось, что я люблю Хозяина. Удивительно, не правда ли? Вся моя жизнь зависела только от него. Я выросла у него в доме, все ему рассказывала. Все, что меня беспокоило. Все, что было для меня важно. Я думала, он поможет мне разобраться в моих проблемах.
— А он использовал все это против тебя.
— Ты угадал. Я никогда ничего не знала о жизни Хозяина за пределами его дома, о его друзьях. Даже в мыслях не было. Пока он однажды не привел своего друга: он хотел, чтобы я с ним познакомилась. «Будь ласкова с ним, Ангелочек. Это один из моих лучших друзей». Тут вошел Алекс Стаффорд. Я посмотрела на Хозяина — он потешался над нами обоими. Здорово, правда? Хозяин знал, как сильно я ненавижу Стаффорда — за то, что он сделал с мамой. Ему хотелось посмотреть, как я буду на него реагировать.
— Твой отец знал, кто ты? Ангелочек невесело усмехнулась.
— Мой отец просто стоял и таращился на меня, словно я привидение. И знаешь, что он сказал? Что я ему напоминаю кого–то из его далекого прошлого.
— И что дальше?
— Он остался. На всю ночь.
— Ты когда–нибудь…
— Я знала, что делаю, и все равно делала! Неужели ты еще не понял? Я делала это с удовольствием и дождаться не могла той минуты, когда скажу ему, кто я такая. — Она не смогла выдержать его взгляд. Она дрожала и не могла справиться с дрожью. — Потом я сказала, кто я, и добавила, что случилось с мамой.
От злости Михаила не осталось и следа. Она долго молчала, и он прикоснулся к ней. — А он что сказал?
Она отстранилась. В ее широко открытых глазах отразилось мучение.
— Ничего. Он ничего не сказал. Он просто долго смотрел на меня. Потом сел на кровать и заплакал. Он плакал.
Он был похож на несчастного, разбитого старика. Он меня спросил: «Почему? Почему?». — Ее глаза слезились и горели, как будто кто–то бросил в них песок. — Я сказала, что этот вопрос часто задавала мне мама. Он просил у меня прощения, а я сказала, что пусть он горит в аду. — Она перестала дрожать, но вместо этого ее наполнил леденящий холод. Взглянув на Михаила,, она увидела, что он просто тихо стоит рядом, глядя на нее и ожидая продолжения.
— Знаешь, что было потом? — продолжала она безжизненно. — Через три дня он застрелился. Хозяин сказал, что он был должен всем своим знакомым, включая самого дьявола, но я знала истинную причину. — От стыда она закрыла глаза. — Я знала.
— Мне так жаль, — сказал Михаил. Сколько еще всяких ужасов затаилось в ее душе?
Она посмотрела на него.
— Ты уже второй раз извиняешься за то, что к тебе никакого отношения не имеет. Как ты после этого можешь вообще смотреть на меня?
— Так же, как на себя.
Она тряхнула головой и затянула шаль. — Да, еще кое–что, — добавила она. — Это уж точно изменит твое отношение ко мне. — Михаил стоял рядом, словно солдат перед битвой. — Я не могу иметь детей. Я дважды была беременной. Оба раза Хозяин приглашал врача, чтобы убить ребенка. На второй раз он приказал доктору сделать так, чтобы я никогда больше не смогла забеременеть. Никогда, Михаил. Понимаешь? — Судя по его виду, он понял.
Он стоял, оглушенный. Его бросало то в жар, то в холод. Только что услышанные слова пронзили кольчугу.
Она закрыла лицо руками, не в силах больше выдержать его взгляд.
— Что–нибудь еще? — спросил он тихо.
— Нет, — ответила она. Ее губы дернулись. — Но я думаю, этого достаточно.
Михаил долго стоял без движения. Потом взял блузку, которую она выложила на кровать. Бросил обратно в комод, захлопнул крышку и быстро вышел за дверь.
Его не было очень долго, поэтому она решила найти его и спросить, что ей следует делать. Его не оказалось ни в поле, ни в сарае, ни у ручья. Она подумала, что он, наверное, пошел к Элтманам. Может быть, поехал к Павлу… признать, что тот был прав во всем. Более, чем прав.
Но лошади спокойно стояли в стойле.
Она вспомнила о своем отце, и ей стало страшно.
Поразмыслив, она решила, что есть еще одно место, где он может быть. Она надела куртку, взяла одеяло с кровати и пошла на холм, где они когда–то встречали рассвет. Михаил был там. Он сидел, положив голову на руки. Когда она подошла, он даже не посмотрел на нее. Она укрыла его одеялом.
— Ты хочешь, чтобы я уехала? Я знаю теперь, где дорога. — Сейчас по этой дороге даже проезжают повозки. — Я найду дорогу обратно.
— Нет, — ответил он хрипло. Она встала, глядя на закат.
— Ты никогда не думал, что Бог сыграл с тобой жестокую шутку?
— Нет.
— Раз ты так сильно Его любишь, почему Он сделал с тобой такое?
— Я Его об этом спрашивал.
— И что Он сказал?
— То, что я уже знаю. — Он взял ее за руку и посадил рядом с собой. — Чтобы укрепить меня.
— Ты и так достаточно сильный, Михаил. Тебе это точно не нужно. И я тебе не нужна.
— Я не достаточно сильный для того, что ждет меня впереди.
Она побоялась спросить, что он имеет в виду. Она вздрогнула, и он обнял ее.
— Господь дал нам духа не боязни, а силы,[10] — добавил он. — Когда придет время, Он покажет мне путь.
— Почему ты в этом так уверен?
— Потому что Он раньше всегда так делал.
— Хотела бы я верить этому. — Вокруг сверчки и жабы создавали целую какофонию. Почему она раньше думала, что здесь совсем тихо? — Я все еще иногда слышу, как плачет мама, — сказала она. — По ночам, когда ветки стучат в окно, я будто слышу звон стакана, задевающего бутылку, и мне кажется, что я вижу ее: как она сидит на смятой кровати и смотрит в пустоту. Я всегда любила дождливые дни.
