Алексей Сидоров - Творения древних отцов–подвижников
178
Св. Аммон цитирует свободно, изменяя полностью вторую часть цитаты. Вообще, все данное изречение, как и некоторые другие, выдержано в русле мыслей богодухновенного автора «Притчей», который постоянно подчеркивает, что «кто идет правильным путем, тот благословляет Бога, а кто идет кривым путем, тот порочит Его. За то благоволение и любовь Божия всегда почиет на праведности, где бы она ни проявлялась, в деле, в мысли, в молитве; напротив, неблаговоление Божие и гнев Его на всем, что ни делает нечестивый, даже на самой жертве его» (Олес–нм^кмм А Книга Притчей Соломона (Мишле) и ее новейшие критики. Киев, 1884. С. 4).
179
Здесь св. Аммон указывает на практику молчания, характерную вообще для православного монашества и особенно для исихастской традиции, являющейся стержнем этого монашества. Данная практика теснейшим образом связана со своего рода «богословием молчания», основывающимся на тайнозрительном опыте. Данное богословие ясно запечатлено у преп. Максима Исповедника, сравнивающего человека с Церковью: «…ибо телом своим, словно храмом, он добродетельно украшает деятельную способность души, осуществляя заповеди в соответствии с нравственной философией: душой, как алтарем, он приносит Богу, при посредничестве разума и в соответствии с естественным созерцанием, логосы чувственных вещей, тщательно очищенные в духе от материи; умом же, словно жертвенником, он призывает при помощи возвышающегося над многословием и многозвучанием молчания многовоспеваемое в Святая святых Молчание незримой и неведомой велеречивости Божества» (см. наш перевод: Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. I. М., 1993. С. 160–161). Уже на исходе земной истории Византии это «богословие молчания» обрело законченные формы у Каллиста Катафигиота, некоторые главы сочинения которого весьма показательны. Так, он говорит: «Когда взор ума (Букв.; лицо ума — τό τοΰ νοός πρόσωπον), склоняясь внутрь сердца, видит осияние Духа, текущее из сердца не иссякая, тогда именно — время молчания (χαίρός τοΰ σιγάν). Когда весь умственный взор (τό νοερόν πρόσωπον) увидит Бога, скорее же когда весь ум будет в Боге или, так сказать, когда Бог будет во всем уме, тогда в особенности и более естественно бывает время молчания. Когда ум, освещаемый каждым из светоизлияний Духа, приходит в смущение и недоумение и замечает, что он сам простирается к бесконечному и безграничному и изменяется, тогда — время молчания» (Аскетические творения святых отцев. Хяллмст Хяжяфм2мот. О божественном единении и созерцательной жизни. Иоянн Хяр–няфммскмм. Слово подвижническое. С. 56–57. Греческий текст: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Ε'. ΑΘΗΝΑΙ, 1977. Σ. 34–35).
180
Эта фраза (κνο<γε τό στόμα σοΰ λόγω Θεοΰ) предполагает, что истинный подвижник (духовник, старец) должен говорить не сам от себя, но, наподобие древних пророков, служить своего рода «проводником» слова Божиего.
181
Ср. поучение аввы Феодора, которое передает преп. Иоанн Кассиан Римлянин: «Монах, жаждущий достичь познания Писания (зсп^мгят ной–fmm), должен заниматься не столько чтением книг толкователей (сотте^я^тт №гоз), сколько все усилие [своего] ума и все усердие [своего] сердца обращать на очищение [себя] от плотских пороков. Если они будут извержены, то после снятия покрывала страстей очи сердца смогут естественным образом созерцать таинства (зясгяте^я) Писаний. Ведь благодатью Святого Духа они были открыты нам совсем не для того, чтобы быть непознанными и темными; они являются таковыми через наш порок, поскольку очи сердца затмеваются завесой [наших] прегрешений. А если им будет возвращено их естественное здравие (ня^мтА remits зян^яй), то и одного чтения Священных Писаний будет достаточно для созерцания истинного ведения (я^ сон–femp/afioHern оегяе sdeHfmm). Тогда не будет нужды в научениях толкователей, подобно тому, как телесные очи не нуждаются ни в какой науке для того, чтобы видеть, если только болезнь не делает их слепыми» (/еян Сажен. Institutions cenobitiques / Ed. par J. — C. Guy // Sources chretiennes. № 109. Paris, 1965. P. 244). В этом высказывании отчетливо формулируется и монашеский, и вообще святоотеческий подход к чтению и пониманию Священного Писания, суть которого также ясно обозначает св. Аммон. Для него оно противоположно «суетному исследованию» (это «исследование» св. Аммон определяет глаголом περιεργάζω), «развлекающему» ум, обращающему его внимание на случайные детали и уводящему от духовного смысла Писания. Такое «суемудрие» заставляет человека искать «подобие окрест Бога» (ομοίωμα περ< Θεοΰ) впадать в гордыню от осознания собственного глубокомыслия. А между тем это подобие совсем не нужно искать, ибо оно уже дано человеку Богом при творении и лишь покрыто густым слоем греховной скверны. Эту скверну, по мысли св. Аммона, и следует прежде всего очистить покаянием, которое одно только и способно приводить к постижению сути Писания, поскольку через него человек опять «стяжает самого себя» в качестве образа Божиего (поэтому св. Аммон и говорит: πρ<ν εαυτόν πρότερον χτ^σεται). Данное покаяние (как изменение и преображение ума и сердца человека) заставляет также с благоговением относиться к слову Божиему и не вторгаться суетным умом в заповедные глубины Писания. О таком благоговейном отношении к слову Божиему говорит и св. Исидор Пелусиот: «Божественное Писание ты должен толковать со знанием дела и разумно исследовать силу его, а не отваживаться, как ни есть, касаться неприкосновенных и непостижимых тайн, дозволяя сие рукам недостойным» (Творения святого Исидора Пелуси–ота. Ч. 1. М., 1859. С. 17). Примерно в том же духе высказывается и преп. Анастасий Синаит: «Не следует нам суетно исследовать то, о чем умолчало Божественное Писание» (ου γάρ δεΓ ήμ^ς περιεργάζεσ^αι τά σεσωπημενα τή &ε<α γραφή) (Anastasii Sinaitae Viae Dux / Ed. K. — H. Uthemann // Corpus Christianorum. Series Graeca. Vol. 8. Turnhout; Leuven, 1981. P. 83). Естественно, что данное благоговейное отношение к Священному Писанию не тождественно умственной лености, а является полной противоположностью ей, поскольку есть бла202оеемное дерзноеенме.
182
Речь идет, естественно, о «печали–грехе» (см. выше примеч. 46 к «Посланиям»); «носителем» и «внушите–лем» такой печали является у св. Аммона особый «дух», то есть бес. Яркое описание действия этого «духа» дается в трактате Евагрия Понтийского «О восьми духах злобы», где говорится, что повергнутый в печаль монах не ведает ни духовного наслаждения (πνευματίχ^ν ήδον^ν), ни духовной радости (χαράν πνευματίχ^ν); он не может подвигнуть ум свой к созерцанию и возносить чистую молитву Богу, ибо печаль есть червь, гложущий сердце (σχώληξ εστ< χαρδ/ας λύπη), и препятствие для всякого блага. См.: PG. T. 79. Col. 1156.
183
См. у преп. Макария: «Богатые Духом Святым (ο< πλούσίοί τω πνεύματί τω άγ<ω), имея в себе подлинное небесное богатство и общение Духа, если возглаго–лят кому‑нибудь слово истины или захотят сделать кого‑нибудь общниками духовных словес и возвеселить души [их], то из своего богатства и из своего сокровища, которое они стяжали, глаголят и веселят души внимающих духовному слову; и не боятся они оскудения, потому что стяжали в самих себе небесное сокровище доброты (άγα^ωσύνης), от которого и угощают духовным образом (τούς πνευματίχως εστίωμενους), радуя их» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 179).
184
Это предостережение св. Аммона, вероятно, следует понимать в духе евангельского запрета «метать бмсер перед семньяжм» (Мф. 7, 6). Св. Аммон подразумевает, что «упражнять свои рассуждения» (так буквально звучит его совет: γυμνάσαί τούς λογίσμούς), особенно новоначальному иноку, необходимо лишь пред лицом духовно умудренных отцов (старцев), обладающих «различением духов» и могущих направить эти размышления в нужное и правильное русло. А «рассуждения» с людьми духовно незрелыми могут привести к «прелести», которая, в свою очередь, может ввести в заблуждение и слушателей, подвигнув вступить их на путь погибели.
185
Ср. у Дидима Слепца, который, толкуя Пс. 38, 2 (со–лрянм нужм жоя, еже не со^ремажм жм языкож жомж; моложм^ усжож жомж ^ранмло), замечает, что слово обычно становится началом почти всякого греха, осуществляемого на деле (πάσης αμαρτίας πραχτιχής). Поэтому тот, кто не согрешает языком своим, правильно (χαλώς) свершает пути свои. К этому Дидим присовокупляет и фразу из Притч. 18, 21 (сжержь м жмеож е ру^е языка), понимая ее следующим образом: «рукой языка» является слово, которое есть как бы «действие языка» (ενέργεια γλώσσης). Поэтому глаголющий о том, что приносит духовную пользу, в «языке» своем имеет жизнь, входя в Царство Небесное; и, наоборот, глаголющий о том, что наносит вред, стяжает себе смерть. См.: ΔΙΔΥΜΟΣ Ο ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΥΣ. ΜΕΡΟΣ А' // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΤΩΝ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Τ. 46. ΑΘΗΝΑΙ, 1973. Σ. 264–265.
