Михаил Иржавцев - Планета Йоргов
Позже всего понял смысл спортивных соревнований; оценил наслаждение остротой захватывающих моментов состязаний: красоту силы, ловкости и быстроты. Последнее, однако, не было доступно ему — хилому, как все гардрарцы: считающие мускульную силу ненужной.
Все эти занятия землян одному ему не казались неоправданным баловством, пустой растратой времени. Именно они давали им наилучший отдых, поддерживали работоспособность, свежесть сознания — возбуждали воображение.
Еще одна сторона жизни землян казалась привлекательной ему: то, что связано с воспроизводством — рождение детей в семьях самими генетическими матерями. Собственно, такая полная семья, в которой можно видеть отношения между родителями и их ребенком, пока только одна: Ларлд с Лейрлинд и их сын Маркд, рожденный еще на Земле. Но уже немало семейных женщин с увеличивающимися животами и грудью: вынашивающих своего ребенка.
Помимо необыкновенных отношений родителей к Маркду и его к ним, трогательны и отношения его родителей и всех других семейных партнеров, супругов, друг к другу. Достаточно видеть, как смотрит на свою Лейрлинд её Ларлд, и она на него.
А ведь всё то же существовало на Гардраре до того, когда, стремясь увеличивать интенсивность работы оказавшихся способными к усложняющемуся умственному труду, стали использовать для вынашивания детей малоспособных женщин. И исчезла тогда семья, сексуальная жизнь обрела полную свободу, уже не связанную с взаимными чувствами — лишь с сиюминутным желанием. Тем более что стали использовать и для этого наиболее привлекательных малоспособных, примитив и примитивов.
Так исчезла теплота отношений между теми, кто бывал близок физически. Тем более, что она, физическая близость между мудрыми людхами просто уже не существует: для этого используются исключительно сексуально привлекательные примитивы. Да и их количество невелико: подавляющее большинство мудрых, сдав в молодом возрасте в генофонд свои сперматозоиды и яйцеклетки, предпочитают медикаментозно снизить либидо как рудиментарную потребность.
Поэтому такие примитивы самые красивые из всех: с прекрасным лицом и фигурой, с выдающейся вперед грудью или выпуклыми мускулами. В отличие от мудрых — женщин и мужчин, внешне мало отличимых друг от друга: некрасивые тела и тех и других полностью скрыты одинаковой одеждой.
Но примитивы-женщины не только красивы — они еще и ласковы. Как Цангл, которую он теперь старается почти каждый вечер вызывать и оставлять до утра. Говорить с ней, конечно, можно лишь о какой-нибудь ерунде, и не каждый раз её хочет, но, почему-то, само её присутствие действует всегда успокаивающе. А ночью она, тепленькая, ласковая, лежит в обнимку с ним, и ему хорошо. Уже привыкла к нему: если видит, что сегодня он её не хочет, не старается возбудить его — ведет себя тихо, прижимаясь к нему.
Иногда, всё-таки, хотя и весьма редко, её вызывает кто-то другой. И на следующий день, когда снова появляется у него, видно, как рада, что снова с ним, и можно снова отдать ему себя и потом лежать, крепко к нему прижавшись.
7
В отличие от Лима Конбр не сближался с землянами. Скопился значительный материал по планетам системы, в которой находился Зрыыр, и надо было провести окончательный анализ его: весь предварительный компьютер уже успел подготовить.
А земляне ему не мешали, и поэтому он предпочитал ограничиваться докладами о них Лима. Но Лим оставался Лимом: его доклады по духу были полной противоположностью самого Конбра и других мнению об обычаях землян. Неужели гардрарцам, далеко ушедшим вперед в своем развитии, может что-то нравиться из того, от чего Лим приходил в восторг?
Его самого пока в восторг приводит лишь самый младший из землян, мальчуган Маркд, выказавший недюжинные способности: единственный смог освоить их язык. Что оказалось не под силу никому из взрослых землян — точно так же, как никому из гардрарцев понимать без переводчика язык тех. И стоит подумать о том, чтобы дать ему возможность обучаться наукам Гардрара: проверка его знаний показала весьма неплохой уровень.
Его предложение об этом было сразу встречено с большой радостью родителями Маркда: им самим — с огромным восторгом. Тем более что обучение будет проводиться на гардрарском компьютере: это же супер!
Усердие его поражало: Конбр всё больше проникался к нему уважением и приязнью. Проверяя его время от времени, убедился, что свежий мозг оказался в состоянии воспринять то, что старших могло поставить в тупик.
Но приходилось не так уж редко отвечать на его совершенно неожиданные вопросы — не слишком легкие порой. Как оказалось, однако, наводившие на столь же неожиданные мысли — весьма полезные. Поэтому частое общение с мальчиком становилось уже необходимым для самого.
Кроме того, с ним легче удавалось вести беседы о том, что хотелось самому узнать о землянах.
Маркд оказался сыном сына — внуком по-земному — тех, кто впервые высадился на Зрыыре: Дангкха и Эгхьи. Они должны будут прилететь через десять лет. Дед Маркда, Дангкх, кроме освоения этой планеты сделал и великое открытие: гиперструктуры пространства-времени.
Маркд был и первым рожденным на Земле в семье. А вторым его брат Эригкх, который тоже прилетит через десять лет. Остальные, кто родился в семье, пока еще маленькие.
— Почему ты говоришь: те, кто родился в семье? Что: не все родились в них?
— Ну, да: некоторых родили не их матери, а специальные роженицы — таких больше.
Так, так! И Конбр сразу спросил:
— Это малоспособные женщины, которые не могут заниматься умственной работой?
— Наверно: их поэтому называют «неполноценными».
— Неполноценными?
— Ага. У вас таких, наверно, нет?
— Почему? Есть тоже: у нас дети не рождаются их генетическими матерями. Так выгодней: понимаешь?
— Что в этом хорошего: ни отца, ни мамы? Кто ж тебя любить тогда будет? Нет: уж лучше не надо! — и Конбр решил пока не спорить.
— А что: «неполноценные» бывают только роженицами?
— Не-ет: еще и донорами, вот. А это уже страшно.
— Почему?
— Потому что их убивают, а их органы хирурги пересаживают другим — «полноценным».
«У нас ведь тоже это делали, пока не нашли более выгодным использовать стволовые клетки», подумал Конбр перед тем, как задать следующий вопрос:
— А эти «неполноценные» родились от других «неполноценных», да?
— Не-ет: только некоторые. Остальные, которых было гораздо больше, становились такими после отбраковки. Ну, те, которые плохо учились тогда.
— Тогда?
— Когда она еще была.
— А сейчас нет?
— Нет: отменили — Дед добился. Потому что это было несправедливо: так Деду Лал сказал, который погиб здесь. Его именем Дед и Баба папу моего потом назвали. А меня именем того, кто умер, потому что отказался, чтобы ему пересадили сердце донора.
Конбру хотелось спросить еще многое, но решил, что более точные сведения лучше будет получить не от него.
8
Координатор Конбр мог, оказывается, неожиданно удивить. Настоящий гений, сухой и суровый, отрекшийся от всего, что не входило в круг его научных интересов, показался вдруг иным, когда, связавшись с Лимом, начал разговор в необычном тоне.
— Премногоуважаемый Лим! Это правда, что непосредственное общение доставит большее удовольствие, нежели с помощью связи?
— Почему ты это спрашиваешь, достопочтенный?
— Просто захотел проверить то, чем ты восхищаешься. Предлагаю встретиться у обелиска землян. Через двадцать три минуты. Уж будь добр, не опаздывай, пожалуйста.
И это Конбр — тот, который неизменно относился ко всему, что видел у землян, как к каким-то детским забавам. Но в то же время безразлично, почему-то, в отличие от многих других, к его, Лима, постоянному общению с землянами. Странно всё это!
… Появились у обелиска землян одновременно: минута в минуту. Отстегнули вертолеты, и Конбр молча показал на вход в пещеру. Молчал почему-то, пока они пешком двигались внутрь по извилистым узким коридорам. Остановился, только когда очутились среди белых колонн, и сразу повернулся к Лиму.
— Ты уже всё знаешь о них? — спросил он.
— Что именно?
— Кроме того, что мы видим.
— ?
— Мы видим их женщин, вынашивающих своих детей.
— Да: они не используют для этого примитив. У них, вообще, как сам знаешь, нет примитивов.
— Здесь. А там, на их Земле? Послушай-ка разговор с моим учеником, — он включил запись того разговора.
Лим был ошарашен: он, оказывается, совершенно не знал то, что ему как историку не знать непозволительно. Но, в то же время, откуда мог узнать, когда сами земляне почему-то об этом даже ни разу не обмолвились?
— Но почему? — это был вопрос вслух к самому себе, но Конбр решил, что к нему.
