Роланд Бейнтон - На сем стою
По этой причине курфюрст поинтересовался у Лютера, готов ли тот прибыть в сейм, если приглашение последует непосредственно от императора. Лютер ответил:
"Вы спрашиваете, что я намерен делать, если меня вызовет император. Я поеду, если даже по болезни окажусь неспособным стоять на ногах. Если кесарь зовет меня, значит, меня зовет Бог. Если же, что вполне вероятно, ко мне будет применено насилие, я предаю дело свое в руки Божьи. Жив Тот, Кто спас трех юношей из печи огненной царя вавилонского, и если Он не спасет меня, значит, голова моя ничего не стоит в сравнении с Христом. Не время теперь думать о безопасности. Забота моя должна быть о том, чтобы не нанести бесчестья Евангелию нашим опасением засвидетельствовать и скрепить учение наше своею кровью".
Настроение Лютера в полной мере передают его письма к Штаупицу:
"Настало время не раболепствовать, но кричать во весь голос, когда Господа нашего Иисуса Христа проклинают, поносят и хулят. Если вы призываете меня к смирению, то я взываю к вашей гордости. Вопрос весьма серьезен. Перед нами страдающий Христос. Если доселе нам должно было молчать и смиряться, то, спрашиваю я вас, разве не должно нам встать на защиту благословенного Спасителя, когда Он подвергается осмеянию? Отец мой, опасность более велика, нежели вы можете себе представить. К сему времени применимы слова из Евангелия:
"Итак, всякого, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным". Пишу вам об этом откровенно, поскольку опасаюсь того, что вы будете колебаться между Христом и папою, хотя они и диаметрально противоположны. Будем же молиться за то, чтобы Пюподь Иисус духом уст Своих сокрушил сына погибели. Если не пойдете вы, позвольте идти дальше мне. Я весьма опечален вашей покорностью. Мне представляется, что сейчас вы совсем иной Штаупиц, нежели тот, который некогда проповедовал благодать и крест... Отец, помните ли, как в августе вы мне сказали: "Помни, брат, ты начал это во имя Господа Иисуса". Я об этом никогда не забывал и то же повторяю вам теперь. Вначале я сжигал папские книги со страхом и трепетом, теперь же у меня легко на сердце, как никогда доселе. Книги эти более вредоносны, чем я предполагал".
Император берет ответственность на себя
Не зная о новых подходах к Лютеру, Алеандр счел момент благоприятным для того, чтобы император издал указ, не советуясь с сеймом. Император отвечал ему, что не может действовать в одиночку. Архиепископ Майнцский еще не приехал, а по прибытии выступил против издания указа, хотя всего лишь месяцем ранее именно он дал указание о сожжении книг Лютера. Курфюрст Саксонский также еще не приехал. Его приезд совпал с праздником Трех царей, и он въехал в Вормс подобно одному из мудрецов, несущих дары молодому императору, от которого он добился еще одного резкого изменения в политике. Карл пообещал взять на себя ответственность за дело Лютера. Узнав об этом, Лютер ответил Фридриху: "Я сердечно радуюсь, что Его величество возьмет на себя это дело, которое касается не одного меня, но всего христианства и всего немецкого народа".
Но, давая свое обещание, Карл явно не подразумевал, что у Лютера будет возможность отвечать на публичных слушаниях перед сеймом. Вместо этого назначили комитет для рассмотрения дела, и Алеандру было позволено обратиться к нему. Алеандр с самого начала лишил себя предоставленного ему преимущества, стремясь продемонстрировать, что Лютер является мерзким еретиком, хотя ему следовало бы упорно настаивать на том, что мирской комитет не имеет полномочий на рассмотрение этого дела. Вместо этого он стремился на основании средневековых манускриптов доказать, что институт папства берет свое начало минимум от Карла Великого. Все это было бы вполне уместным на Лейпцигеких дебатах, но время для подобной дискуссии уже миновало. С тех пор уже высказался папа, и сейму предлагалось не утвердить, но лишь исполнить папский вердикт. Члены комитета выслушали Алеандра и сообщили, что им придется подождать.
Задержка должна была способствовать снижению опасности народных волнений в городе. Сообщения противоположных сторон, которыми мы располагаем, указывают на вполне реальную опасность религиозной войны. Алеандр писал, выдавая себя за мученика:
"Мартина изображают с нимбом и голубем над головой. Люди целуют эти изображения. Продано такое их количество, что мне не удалось заполучить ни одного. Появилась карикатура, на которой изображен Лютер с книгою в руке в сопровождении закованного в
броню Гуттена с надписью: "Защитники христианской свободы". Еще на одном листке изображены впереди Лютер, а за ним Гуттен. Они несут сундук, на котором стоят две чаши. Внизу подпись: "Ковчег истинной веры". На переднем плане Эразм, играющий на гуслях, подобно Давиду. На заднем плане виден Ян Гус, которого Лютер недавно провозгласил своим святым. На этой же карикатуре виден папа с кардиналами, которых вяжет вооруженная стража. Стоит мне лишь показаться на улице, как немцы хватаются за мечи, скрежеща зубами. Я уповаю на то, что папа выдаст мне всеобщую индульгенцию и позаботится о моих братьях и сестрах, если со мною что-либо случится".
Описание волнений, сделанное другой стороной, содержится в письме гуманиста из Вормса, адресованном Гуттену:
"Испанец разодрал написанную вами версию буллы и втоптал ногами в грязь. Императорский капеллан и двое испанцев поймали человека, у которого нашли шестьдесят экземпляров "Вавилонского пленения Церкви". На выручку ему бросился народ, и нападавшим пришлось укрыться в замке. Верховой испанец преследовал одного из наших людей, которому едва удалось проскользнуть в двери. Испанец столь резко натянул поводья, что свалился с лошади и не мог подняться, пока ему не помог немец. Ежедневно двое-трое испанцев скачут на своих мулах прямо через рынок, и народ вынужден давать им дорогу. Такова наша свобода".
К насилию открыто призывали и непрестанно распространяемые подстрекательские памфлеты. По утверждению Алеандра, даже повозка не могла бы вместить наводнившие Вормс сочинения непристойного содержания, такие, например, как пародия на апостольский символ веры:
"Верую в папу, который связывает и развязывает на небесах, земле и в аду, и в Симония, его единственного сына, нашего господина, который зачат был каноническим законом и рожден от Римской церкви. Под властью его истина страдала, была распята, умерщвлена и похоронена, и посредством анафемы опустилась в ад, восстала вновь через Евангелие и Павла, и была приведена к Карлу, восседая одесную его, и в будущем ей предстоит властвовать над всем духовным и мирским. Верую в канонический закон, в Римскую церковь, в сокрушение веры и сообщество святых, в индульгенции на отпущение грехов, равно как и наказания в чистилище, в воскрешение плоти в эпикурейской жизни, ибо дана она нам Святейшим отцом, папою. Аминь".
Император был раздражен. Когда 6 февраля ему передали прошение Лютера, Карл разорвал его и топтал ногами. Но душевное равновесие быстро вернулось к нему, и 13 февраля он созвал пленарную сессию сейма. Планировалось представить новый вариант эдикта, который надлежало издать именем императора, но с согласия сейма. Алеандру представилась возможность трехчасовой речью соответственно настроить членов сейма. И вновь он упустил данный ему шанс. Теперь он мог исправить ту оплошность, которую допустил, обращаясь к членам комитета. Двумя днями ранее он получил папскую буллу об отлучении Лютера от Церкви. Стоило лишь предъявить ее, и отпало бы возражение, будто сейм просят поставить вне закона человека, который еще не отлучен Церковью. И здесь Алеандр замешкался, поскольку в булле упоминался не только Лютер, но и Гуттен. Документ не был представлен. Сейм продолжал изучение дела о ереси. Именно благодаря Алеандру, а не Лютеру светская ассамблея превратилась в церковный собор.
Нет сомнений в том, что Алеандр очень умело построил обвинения против Лютера - куда более умело, чем это сделано в булле, которая просто повторяла текст предыдущей Exsurge Domine, отлучавшей Лютера без какого бы то ни было анализа самых мятежных его трактатов, написанных летом 1520 года. Алеандр запоминал наизусть целые параграфы из них для доказательства того, что Лютер - "еретик, вызволяющий Яна Гуса из ада и одобряющий не некоторые, но все его учения. Соответственно он должен также разделять и учение Виклифа, отрицающее реальность присутствия [Лютер не разделял его], равно как и утверждение Виклифа о том, что христианин не может быть связан никаким иным законом. Подобное утверждение Лютер допустил в своем сочинении "О свободе христианина" [чего он не делал]. Он отвергает монашеский обет. Он отвергает обряды. Апеллируя к соборам, он отрицает авторитет соборов. Подобно всем еретикам, он апеллирует к Писанию, в то же время отрицая Писание, когда не может найти в нем подтверждения своим взглядам. Он готов исключить из Писания Послание Иакова, поскольку в нем содержится текст, дающий обоснование соборованию [мотивы Лютера, безусловно, были иными]. Он еретик, причем еретик упорствующий. Он просит слушания своего дела, но можно ли предоставить такое слушание тому, кто не внемлет ангелу небесному? Он еще и бунтовщик. Он утверждает, что немцам надобно омыть руки в крови папистов.
