Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Иоанна
2. Видишь ли, как она мало-помалу восходит на высоту догматов? Сначала она почитала Христа за иудея, преступающего свой закон; потом, когда Он опроверг это обвинение (потому что лицу, имевшему сообщить ей такое учение, не следовало оставаться в подозрении), она, услышав о воде живой, подумала, что Он говорит о чувственной воде. Далее, узнав, что слова Его имеют духовный смысл, она верит, что эта водаможет уничтожить чувство жажды, а только не знала, что это за вода, и еще недоумевала, считая ее, конечно, выше воды чувственной, но не имея о ней ясного понятия. Наконец, прозрев точнее в этот предмет, однако еще не все выразумев, Господи, говорит, даждь ми сию воду, да ни жажду, ни прихожду семо почерпати, – она уже предпочитает Христа Иакову. Не буду, говорит, иметь нужды в этом источнике, если получу от Тебя ту воду. Видишь, как она отдает Ему преимущество пред праотцем? Вот душа благомыслящая. Она показала, какое высокое мнение имеет о Иакове; но увидела высшего – и уже не удерживается прежним мнением. Итак, это была жена не легкомысленная (потому что не просто принимает слова, да и как это можно сказать, когда она с таким тщанием испытывала их?), неупорная и неспорливая: это она показала самою своею просьбою. Некогда и иудеям говорил Христос: Аз есмь хлеб животный; Грядый ко Мне не имать взалкатися, и веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже (6, 35); но они не только не верили, но и соблазнялись. Жена, напротив, не впадает в этот недуг, а настоит и просит. Иудеям Он говорил: веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже, жене же говорит более чувственным образом: иже пиет от воды сея, не вжаждется во веки. Обетование относилось к духовным предметам, а не к видимым, поэтому, возвышая ее ум обетованиями, останавливается еще на чувственных изображениях, потому что она не могла еще в точности постигать духовных предметов. Если бы Он сказал: уверуй в Меня – и ты не вжаждешь, то она не поняла бы сказанного, еще не зная, Кто беседует с нею и о какой жажде говорит Он. Почему же Он не поступал так с иудеями? Потому, что они уже видели много чудес; а жена еще не видела ни одного знамения и только в первый раз слышала такие слова. Поэтому-то Он открывает ей силу чрез свое прозрение; впрочем, не тотчас и обличает ее, а что говорит? Иди, пригласи мужа твоего и прииди семо. Отвеща жена и рече Ему: не имам мужа. Глагола ей Иисус: добре рекла еси, яко мужа не имам, пять бо мужей имела еси, и ныне егоже имаши, несть ти муж; се воистинну рекла еси. Глагола Ему жена: Господи, вижу, яко Пророк еси Ты (ст. 16–18). Какое, однако, любомудрие в этой жене! С какою кротостию она принимает обличение! Почему же ей и не принять, – скажешь ты? Но скажи мне: не часто ли и еще сильнее обличал Он и иудеев? Не одно ведь и то же – открывать сокровенные мысли и обнаруживать тайные дела. Первое свойственно одному Богу: мыслей никто не знает, кроме того, кто их имеет; а дела бывают известны всем соучастникам в них. Но иудеи не переносили с кротостию обличений, а когда Христос сказал: что Мене ищете убити? (7, 19), – они не только не удивлялись, подобно жене, но еще хулят Его и злословят; они имели доказательства и в других знамениях, а жена только это одно услышала; но они не только не дивились, а и поносили Его, говоря: беса ли имаши? Кто Тебе ищет убити? (7, 20). Она же не только не укоряет Его, но удивляется, приходит в изумление и заключает, что Он Пророк, хотя обличение жены было сильнее обличения их. Обличенный в ней грех был грех ее одной, а в них обличаемы были общие грехи; но мы не так терзаемся обличением грехов общих, как наших частных. Притом иудеи думали, что сделают великое дело, если убьют Христа; а дело жены все признавали худым. Несмотря на все это, она не досадует, а изумляется и удивляется. Точно также Христос сделал с Нафанаилом; не вдруг показал свое прозрение, не тотчас сказал: суща под смоковницею видех Тя, но тогда уже, когда тот спросил: како мя знаеши? (1, 48). Христос желал, чтобы и проречения Его, и чудеса получали свое начало от тех, которые приходят к Нему, и для того, чтобы таким образом более их сблизить с Собою, и для того, чтобы Самому избежать подозрения в тщеславии. Так Он делает и здесь. Предупреждать жену обличением, что она не имеет мужа, – это могло показаться тягостным и неуместным; но сделать обличение, получив от нее самой к тому повод, это и весьма уместно было, и побуждало ее саму с большею кротостию выслушать обличение. Но какая, скажешь ты, последовательность в словах: иди, пригласи мужа твоего? Речь была о даре благодати, превышающей человеческое естество, жена настоятельно желала получить этот дар; вот Он и говорит: иди, пригласи мужа твоего, как бы показывая этим, что и муж должен иметь участие в даре. Жена, спеша получить и скрывая постыдные свои дела, притом же думая, что беседует с простым человеком, говорит: не имам мужа. Услышав это, Христос уже благовременно теперь вводит в Свою беседу обличение, с точностию высказывая то и другое: Он и всех прежних мужей перечисляет, и обнаруживает того, которого она в то время скрывала. Что же жена? Не досадует, не бежит от Него и не считает этого обстоятельства причиною к негодованию на Него, но еще более удивляется Ему, еще более оказывает твердости. Вижу, говорит, яко Пророк еси Ты. Заметь ее благоразумие. И после того она не тотчас покоряется Ему, но еще размышляет и удивляется. Слово ее вижу значит: мне кажется, что Ты Пророк. Но как только возымела о Нем такое понятие, уже ни о чем житейском не спрашивает Его: ни о телесном здравии, ни об имении или богатстве, но тотчас – о догматах. Что она говорит? Отцы наши в горе сей поклонишася, разумея Авраама и его детей; здесь, как сказывают, он приносил в жертву сына своего; и вы глаголете, яко во Иерусалимех есть место, идеже кланятися подобает (4, 20).
3. Видишь ли, как она стала возвышеннее в своих мыслях? Та, которая заботилась только об утолении жажды, уже вопрошает о догматах. Что же Христос? Не разрешает вопроса (не о том Он и заботился, чтобы только отвечать на ее вопросы, – это завлекло бы слишком далеко), но снова возводит жену еще на большую высоту, и, однако, не прежде ей об этом говорит, как уже исповедала она, что Он Пророк, чтобы она с большим убеждением выслушивала слова Его. Убедившись в том, что Он Пророк, она уже не могла сомневаться в том, что Он после мог ей сказать. Итак, устыдимся же мы и будем краснеть. Жена, имевшая пять мужей и притом самарянка, показывает такое тщание относительно догматов, и ни время дня, ни то, что она пришла за другим делом, и ничто иное не отвлекает ее от желания познать их: мы же не только не спрашиваем о догматах, но во всем поступаем без внимания и как случится. Поэтому и все у нас в пренебрежении. Кто из вас, скажите мне, находясь дома, берет в руки христианскую книгу, вникает в ее содержание и испытует Писание? Никто не может этого сказать о себе. Шашки и игральные кости можно найти у весьма многих, а книги – ни у кого или у немногих, да и те занимаются ими не более таких, которые вовсе их не имеют, связывая и навсегда отлагая их в шкафы; вся забота у них только о тонкости кожи (на которой писаны книги), о красоте письма, а не о чтении. Да и приобретают книги не для пользы, а для того, чтобы выказать этим свое богатство и похвастать. До такой крайности доходит тщеславие! Я не слышу, чтобы кто-нибудь похвалился тем, что знает содержащееся в книгах, а слышу, как хвалятся тем, что книги их написаны золотыми буквами. Скажи мне, какая от этого польза? Не для того дано Писание, чтобы мы имели его в книгах, но чтобы начертывали его в сердцах наших. Заключать заповеди только в письменах, – такого рода стяжание их свойственно только иудейскому тщеславию; а нам и вначале дан закон не так, но – на плотяных скрижалях сердца (см.: 2 Кор. 3, 3). Говоря это, я не препятствую приобретать книги, напротив, хвалю это и даже прошу об этом; желаю только, чтобы из книг слова и мысли переходили в нашу душу и она, усвояя разум письмен, таким образом очищалась. Если диавол не дерзает проникнуть в тот дом, где есть Евангелие, тем более души, усвоившей себе мысли Писания, не коснется, и не нападет ни бес, ни грех. Итак, освяти твою душу, освяти и тело, имея всегда Священное Писание и на устах, и в сердце. Если срамословие оскверняет нас и вызывает бесов, то очевидно, что духовное чтение освящает и привлекает благодать Духа. Писания суть Божественные песнопения. Станем же воспевать их в себе и из них приготовим врачевство против недугов душевных. Если бы мы знали важность читаемого, то и слушали бы с большею ревностию. Это я всегда говорю и не перестану говорить. Не странно ли, что бывающие на зрелищах пересказывают друг другу о именах возниц и плясунов, их происхождении, отчизне, роде занятий, тщательно также рассказывают о достоинстве и недостатках коней; а собирающиеся здесь не знают ничего, что здесь происходит, даже не знают и числа книг священных? Если ты гоняешься за тем для удовольствия, то я покажу тебе, что здесь удовольствия гораздо больше. Что приятнее, скажи мне, что удивительнее: видеть ли, как человек борется с человеком, или – как человек сражается с диаволом, как плотское существо состязается с бесплотною силою и одолевает ее? Вот на эти-то борьбы надобно смотреть; им и подражать похвально и полезно, и, подражая, можно быть увенчанным, а не на те борьбы смотреть, в которых соревнование наносит стыд подражателю. На ту борьбу ты смотришь вместе с бесами, а на эту – с Ангелами и с Самим Господом Ангелов. Скажи мне, если бы тебе дозволено было сидеть с владыками и царями, смотреть и вместе с ними наслаждаться зрелищем, не почел ли бы ты этого величайшею для себя честию? А здесь, вместе с Царем Ангелов созерцая и видя, как диавол, схваченный за хребет, все усилия употребляет, чтобы одолеть, но нисколько не осиливает, ты не спешишь на такое зрелище? Да как это сделать, – скажешь ты? Имей в руках книгу (Священное Писание). В ней ты увидишь и место борьбы, и длинноту бега, и нападение диавола, и искусство праведника. Смотря на эту брань, и сам научишься бороться и освободишь себя от бесов. А то, что совершается на мирских представлениях, есть торжество бесов, а не зрелище подвигов человеческих. Если не позволительно входить в капище идольское, тем более – ходить на праздник сатанинский. Говорить и наскучать вам об этом я не перестану, пока не увижу исправления, – говорить это мне неленостно, вам же твердо (Флп. 3, 1). Не оскорбляйтесь моим увещанием; если кому надобно оскорбляться, то мне, часто говорящему и не видящему послушания, а не вам, всегда об этом слышащим и никогда не слушающимся. Но да не будет, чтобы вы постоянно были обвиняемы в этом; да избавитесь от этого стыда, и, удостоившись духовного зрелища, да сподобитесь будущей славы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава во веки веков. Аминь.
