Филип Янси - Отголоски иного мира
Профессор Льюис деликатно напомнил студентам, что война лишь проявила ситуацию, которая существовала всегда. Никто из нас не знает дня своей смерти: война лишь усиливает возможность, что это случится вскоре. И вопрос не в том, стоит ли изучать литературу в военное время, а в том, стоит ли изучать литературу вообще. Мудрый человек, гражданин града Божия и града мира сего, постоянно помнит и о времени, и о вечности.
Мой знакомый английский издатель стал получать от некой монахини открытки, исписанные тонким мелким почерком. Монахиня производила впечатление человека, хорошо знающего искусство. Проведя небольшое расследование, издатель выяснил, что Уэнди Бекетт из конгрегации Сестер Божией Матери Намура — очень неглупая женщина с филологическим образованием. Живет она в фанерном вагончике на территории кармелитского монастыря. Почти весь день проводит в молитве, уделяя работе всего два часа. А работа ее — переводить средневековые латинские рукописи, а еще она изучает живопись по репродукциям.
Кому–то на Би–би–си пришло в голову сделать документальный сериал, в котором монахиня водила бы зрителей по музеям и картинным галереям мира и рассказывала об экспонатах. Пожилая, лет за шестьдесят, старомодная монахиня в рясе, в очках с толстыми стеклами и с кроличьими зубами никак не соответствовала представлениям о телезвезде. Тем не менее, сестра Уэнди стала сенсацией, сначала в Великобритании, а затем в Соединенных Штатах. Ее книги об искусстве вошли в список бестселлеров, и она заняла одно из первых мест среди знаменитостей туманного Альбиона.
Но сестра Уэнди как будто и не заметила своей трансатлантической славы: она продолжала жить в маленьком вагончике, посвящая восемь часов в день молитве. Журналисты были потрясены: у нее нет телевизора, она не читает газет. «Они мешали бы мне молиться», — объяснила монахиня. Ей было важно, чтобы ее мысли были заняты Богом, а не внешним миром.
Я смотрел передачи с сестрой Уэнди, и у меня возникло впечатление, что она смотрит на искусство, особенно религиозное, с двух разных ракурсов. С одной стороны, она видит мазки на холсте, художественные приемы, использование цвета и тени. С другой — прозревает глубинный эстетический и духовный смысл, который вложил в свои творения художник. Долгие часы молитвы приучили монахиню видеть то, что таится под поверхностью. Святая Троица, ангелы, библейские персонажи — обо всем этом сестра Уэнди знает по личному опыту, и для нее изображения на полотне — врата в иную реальность, где она чувствует себя как дома.
Мне до сестры Уэнди далеко: я слишком легко впадаю в ложное разграничение между «природой» и «духовностью». Религиозное искусство, о котором рассказывает монахиня, сводит эти миры воедино. Вера Авраама явила себя в том, что он переселился с обжитого места в неведомую землю. Давид стал великим царем. Иисус забивал гвозди в плотницкой мастерской. Апостол Павел шил палатки, планировал путешествия и собирал пожертвования для иерусалимской бедноты. Через такие заурядные, повседневные действия приходило Царство Божие. Важно было не столько то, что делали эти люди, сколько почему и для кого делали.
Более того, как напомнил Льюис оксфордским студентам, заурядных действий не бывает вообще. Когда я пишу эти строки, когда Лью Смидс взбирается по лестнице, чтобы славить Рождество Христово, когда сестра Уэнди склоняется над творениями отцов Церкви, — все эти действия становятся актами поклонения Богу. Как и суп, поданный с улыбкой в церковной трапезной; как и повседневные проявления любви, скрепляющие узы брака; как и каждодневная помощь больному ребенку или родителю; как и добросовестный, компетентный профессиональный труд.
Град мира сего каждый день и час заставляет нас вожделеть, потреблять, эксплуатировать и доминировать. Но любой акт сопротивления ему — победа града Божьего, которая преображает жизнь сразу в обоих мирах. «Делая добро, да не унываем, ибо в свое время пожнем, если не ослабеем» (Гал 6:9), — писал апостол Павел, обращаясь, скорее всего, не только к нам, но и к себе самому.
***
В книге «Долгое лето Божие» — воспоминаниях о борьбе за гражданские права, Чарльз Марш рассказывает о необычной политической встрече Фанни Лу Хеймер и Губерта Хамфри, который в 1964 году стал вице–президентом при Линдоне Джонсоне.
Хеймер, «женщина, умеющая петь», была одной из двадцати детей неграмотного сборщика хлопка. Она отважно согласилась регистрировать голоса негритянских избирателей в графстве Санфлауэр (штат Миссисипи), и ее до бесчувствия избили местные шерифы. Позже Хеймер суждено было скончаться от последствий этого избиения, но сначала на съезде Демократической партии она возглавила делегацию от Миссисипи, альтернативную белой делегации.
Джонсон не желал публичного скандала и послал Хамфри, видного сенатора, договориться с Хеймер. «Каковы ваши требования?» — начал Хамфри избитой политической фразой. «Построения нового Царства здесь, на земле», — ответила глубоко верующая христианка Хеймер. Опешивший Хамфри пустился в объяснения. Он, дескать, и сам всей душой стоит за права человека и будет отстаивать их в Белом Доме, но некрасивая сцена на съезде снизит шансы демократов на выборах. Не могла бы Хеймер отложить свои публичные требования и поработать над партийной программой за кулисами, пока не пройдут выборы?
Фанни Лу Хеймер, еще не оправившаяся от побоев, которым ее подвергли за регистрацию черных избирателей, не испытывала никакого желания вникать в политические интриги. Она ответила: «Сенатор Хамфри! Я знаю многих людей в Миссисипи, которые потеряли работу лишь потому, что пытались зарегистрировать свой голос. Мне самой пришлось уйти с плантации в графстве Санфлауэр. И если вы не получите должность вице–президента из–за того, что поступите правильно — поможете Демократической партии свободы Миссисипи — ничего страшного не случится. Бог о вас позаботится. Но если вы собираетесь взять должность иным путем, то вам не удастся постоять за гражданские права, за бедняков, за мир. Сенатор Хамфри, я буду молиться о вас Христу».
На том и закончились переговоры между администрацией Джонсона и Фанни Лу Хеймер. Эта женщина не пошла на поводу у града мира сего.
Борьба за свободу и гражданские права на американском Юге — классический случай столкновения двух миров. Фанни Лу Хеймер черпала мужество в убеждении, что она выполняет Божью волю: способствовать установлению на земле нового Царства. Она следовала по пути, который проложили ее предки столетием ранее, находя утешение в надежде на будущую жизнь на небесах. Но Хеймер пошла дальше, так как понимала, что справедливость необходима уже и в этой жизни, здесь и сейчас.
По рассказам одного раба из Южной Каролины, рабовладельцы запрещали петь в церкви гимн, в котором были такие слова:
«Однажды я буду свободен,
Христос–Господь освободит меня».
В знак протеста рабы во время работы насвистывали мелодию этого гимна, особенно когда перспектива освобождения стала реальнее. Выдающийся просветитель и борец за просвещение негров Букер Вашингтон вспоминал, что по мере приближения дней свободы, музыка в лагерях рабов становилась все смелее и громче, она звучала до глубокой ночи. «Да, они пели эти стихи и прежде, но тогда им приходилось торопливо объяснять, что имеется в виду лишь свобода в ином мире, а не в этом. Теперь же они не боялись, что другие поймут: слово «свобода» в их песнях означает свободу и в нашем мире».
Когда я был в баптистской церкви Эбенезера (Атланта), родной церкви Мартина Лютера Кинга, я лучше понял веру современной негритянской общины. Ведь я вырос в Атланте 1950–1960–х годов. Тогда негру было практически невозможно пробиться наверх. Антинегритянские дискриминационные законы сознательно унижали людей с черным цветом кожи: они должны были пользоваться отдельными питьевыми фонтанами, отдельными туалетами, а в автобусах — сидеть на задних местах. Однако такие люди, как Мартин Лютер Кинг и Фанни Лу Хеймер, не только не сломались, но и сплотили вокруг себя целые движения. Эти процессы происходили в основном в негритянских церквях. Когда я наведался в церковь Эбенезера в 1990–е годы, она все еще была оплотом веры и мужества.
«Говори с Иисусом, — пел хор, раскачиваясь в такт мелодии, — скажи Ему о наших бедах, да услышит Он наш немощный крик и призрит на наши беды». Потом пастор встал и начал молиться. Он говорил о старушке, которую напугал брошенный в окно кирпич. Потрясенная, она отправилась к соседу, члену их общины, и стала поджидать полицию. «Оба они, — сказал пастор, повернувшись к хору, который уловил намек и запел, — немножко поговорили с Иисусом».
У другой женщины мужа насмерть сбила машина. «Он вознесен в Божью славу», — сказал пастор, причем в словах его чувствовалась искренняя убежденность. Пастор добавил, что необходимо заботиться о вдове: ведь такова наша вера — заботиться о вдовах и сиротах. Женщина нуждается… Пастор снова взглянул на хор, и тот торжественно подхватил: «Говори с Иисусом…»
