Андрей Муравьев - Путешествие ко святым местам в 1830 году
Таинственный мрак царствует под обширными сводами вертепа, кое-где прерываемый тусклым мерцанием одиноких лампад, теплящихся над гробами святых или над престолами церкви. Широкий луч света, падающий во глубину пещеры из наружных дверей, разбиваясь по всем ступеням длинного крыльца, не проникает во внутренность храма Успения, по крутому его изгибу, и только кратковременный блеск огней торжественной литургии во дни, посвященные памяти Св. Девы, озаряет богатые разноцветные парчи, которыми украшены все стены святилища. Латины, исключительно владевшие оным, сперва уступили права свои грекам, а потом и армянам, когда сии последние, усилившись богатствами в Царьграде, совершенно лишили первых обладателей участия в сей святыне.
Сим великим святилищем и в самый день Воплощения начал я поклонение Святым местам; но горькое впечатление оставила в сердце первая обедня в Гефсимании. Слух и взоры, привыкшие в православной родине к глубочайшему благоговению в храмах, странно были поражены нестройностью служения и бесчинием толпы. Теснота алтаря, где мог помещаться один только архиерей, и низменные двери утеса, в которых он должен был беспрестанно сгибаться в полном облачении, расстраивали величие ходов, но не производили неприятного влияния, как пронзительные хоры певчих. Хотя я уже несколько привык к сему недостатку церквей Востока, но не знаю, отчего ожидал я более гармонии в Иерусалиме, между святыней самых мест и святостью обрядов, напоминающих великие события. Оскорбительнее всего было видеть стража арабского, всегда идущего с жезлом в руках перед Евангелием и Святыми дарами, и с криком поражающего теснящийся в чалмах народ. Впоследствии, однако же, я сам увидел необходимость иметь стражей, по буйству и взаимной вражде поклонников, которой разительный пример представила за несколько лет тому назад сия пещера. Гефсимания принадлежала тогда еще латинам, и они с неудовольствием впускали в нее поклонников греческих. Однажды толпа сих последних, предводительствуемая полудиким священником, племени арабского, тщетно просила входа в пещеру. Ей говорили, что еще не кончена литургия над гробом Богоматери и нарочно медлили совершать службу. Тогда вождь поклонников, возбудив общее негодование, бросился в святилище, разогнал стражей и, видя стоящего перед Святыми дарами священника латинского, схватил с престола потир и, святотатно испив его, воскликнул: «Вот конец литургии!». Я слышал это от самих греков. Сей случай может дать ясное понятие о бесчисленных распрях, отравляющих в Иерусалиме благочестивые мысли, возбуждаемые зрелищем столь великих мест.
Каменное преддверие вертепа и существующие над ним остатки здания показывают, что во времена христианства была здесь не одна только пещера, но что она сама заключалась внутри большого монастыря, равно как и малый, молитвенный грот Спасителя, открытым переходом примыкающий к ней с правой стороны. Греки, завидуя латинам в его владении, не признают оный местом молитвы Христовой, хотя положение его отчасти соответствует словам Евангелия, ибо грот сей находится на вершиние камня от тех утесов, где спали апостолы, и по своему уединению и близости родственных могил, мог быть избран Спасителем для молитвы; место же, указываемое греками, совершенно открыто. Трудно сличить и поверить предания на расстоянии стольких веков, но кажется, греки напрасно называют грот Спасителя тем местом, где скрывались апостолы в ночь предательства. И может ли быть, чтобы христиане, украсив церквами все малейшие следы подвигов Христовых, оставили без святилища то место, где в кровавом поте Он умолял за нас Отца небесного.
Тихое, сладкое благоговение проникает душу во мраке сего грота. Тусклая лампада, теплясь в углублении, слабо освещает две фигуры: ангела и повергшегося на землю Спасителя. Здесь дивное существо Его ближе, понятнее сердцу; все божественное от Него скрылось. Он страждет подобно нам и страждет за нас. Но слезы Его, но пот лица – кровь! и это уже первые капли крови завета, хотя не рукой смертных они исторгнуты и не так страшны для взоров. Нет, сильным борением духа вытеснены они из Его сердца, борением нашей в нем природы с безмерной тяжестью всех наших грехов и наказания, низвергшегося на Него единого. В каждом вздохе Его все человечество. «Отче, да мимо идет чаша сия!»… и при сих только словах тайный ужас заменяет первое сладкое чувство. Сей безгрешный, кающийся о злобах человеческих, напоминает нам род свой; род же Его кто исповесть?.. и в трепете, повергаясь ниц на тот самый прах, где повергался Спаситель, где душа его была прискорбна даже до смерти, пораженные дивным таинством Его страданий, мы вмести с ним восклицаем: «Да будет воля Твоя!».
Малая дверь, ныне заделанная, вела прежде из сего грота к тем камням, где в ночь предательства спали три апостола, и близ них показывают самое место адского поцелуя. Оно обнесено низкой оградой, позади коей стоят восемь ветхих олив, остатки масличного сада Гефсимании. Недавно выкупили его латиняне из рук неверных. Корни дуплистых деревьев почти истлели, но ветви роскошно цветут и приносят обильный плод. Я взял один камень на память события, сорвал одну масличную ветвь и обратился к Иерусалиму.
За иссохшим потоком, на крутизне, ведущей к Святому Граду, указывается место, где побили камнями первомученика Стефана. Здесь стояла некогда большая церковь, воздвигнутая в честь его императрицей Евдокией, супругой младшего Феодосия; но теперь нет и следов ее. Немного повыше есть безводный колодец, близ которого еврейский юноша стерег одежды побивавших Стефана, будучи ревностным гонителем церкви Христовой. Тот же юноша, смирив впоследствии мирскую гордость, буйством проповеди возвестил вселенной Христа распятого: «Иудеям соблазн, эллинам безумие, самим же верующим Христа Божию силу и премудрость; ибо безумное Божие мудрее человеков и бессильное Божие крепче человеков!». Кто бы угадал в жестоком свидетеле казни Стефановой божественного Павла?
Ворота, ведущие из Гефсимании в Иерусалим, носят имя Марии. При самом входе, налево от них, видна знаменитая Овчая купель, смежная Соломонову храму, где Господь исцелил расслабленного, многие годы тщетно чаявшего ввержения в возмущенные ангелом воды. Из пяти ее великолепных притворов ни один не остался; видна только обширная яма, поросшая травой и окруженная развалинами.
Напротив оной фонтан принадлежал, как говорят, к дому Иоакима и Анны, обращенному в обширный монастырь, еще отчасти уцелевший. Колокольня и высокие своды его пространной церкви свидетельствуют о прежнем величии святилища, основанного во времена рыцарских королей. По правую сторону алтаря обрушенными ступенями с трудом можно спуститься в мрачное подземелье. Это, по преданиям, нижняя часть жилища праведных родителей, и на каменной плите, утвержденной в самом углу, указывают место рождения Св. Девы.
В столь убогом приюте родилась она, в свою череду родившая в вертепе Бога. Какое уничижение в началах евангельских, которых конец одесную Отца! Почти все великие таинства произошли в вертепах, и когда восторжествовавшие христиане с мирской гордостью созидали великолепнейшие храмы над Святыми местами, они принуждены были глубоко сходить в недра земли, чтобы поклоняться там памяти дивных событий, и земля сия сохранила в скалах своих вверенную ей святыню, которой не могли бы защитить храмы, разрушаемые временем и людьми. Немного шагов отделяют колыбель Марии у ворот Иерусалимских от ее могилы в Гефсимании, и какое поприще суждено ей было протечь между ними! – на земле быть девственной матерью Бога, на небесах воссесть на ангельском престоле, и сии две отчизны примирить своим младенцем!
Крестный путь
Следуя по той же улице и пройдя под сводами обрушенной башни, воздвигнутой Иродом в честь Марка Антония, видишь с левой стороны, во внешней стене мусселимова дома, нижнюю широкую ступень полукруглого крыльца; остальные ступени перенесены были в Рим вместе с помостом Пилатова судилища. На обширном дворе есть еще обломки здания сего и остатки церкви, основанной над преторием, где возложили терновый венец на главу Царя Иудейского, где биения и поругания ознаменовали начало страсти. Городская темница, в которую не раз ввергаемы были апостолы, и теперь стоит против сего крыльца, из темницы обращенная в церковь, из церкви в конюшню градоначальника. Случай странный! – серай мусселима на месте дворца Пилатова! как будто бы место сие навсегда было определено чуждым наместникам для совершения неправедных судов их, там, где кровью Святого навеки запечатлелась неправда и где игемон равнодушно спросил: «Что есть истина?». Все изгладилось, все изменилось в Иерусалиме, кроме самого назначения мест.
От сей широкой ступени, по которой тяжело сходила нога обремененного судьбами мира, начинается крестная стезя, орошенная потоками крови Спасителя и его болезненным потом. Искупленные им не должны бы дерзать преступной стопой беспечно попирать священные следы его страсти. На коленах, с разбитым сердцем, с поникшей главой должны бы они протекать сие страдальческое поприще, где под бременем мучений изнемог сидевший одесную Бога: должны бы священным прахом посыпать преступную главу свою, трепещущими устами к нему прикасаться и в сокрушенном духе просить пощады на той стезе, где шедший на заклание влачил на раменах все их протекшие, все их грядущие грехи.
