Сборник статей - Ответственность религии и науки в современном мире
4. Принцип сохранения генетической идентичности человека и сохранения различия между человеческой природой и другими живыми организмами. Методами доказательной медицины не подтверждена еще безопасность ни одного из используемых ГМИП. Это означает, что не исключена и возможность нарушения генетического различия между человеком и трансгенными организмами.
Таким образом, использование в настоящее время ГМИП в России должна быть оценена как практика, противоречащая нормам биоэтики, – причем как в либеральном (лаическом), так и в консервативном (религиозном) ее понимании. Даже при отсутствии экспериментальных данных о вреде ГМИП.
С точки зрения православной гносеологии, наука это часть более широкого опыта – опыта богопознания. По словам Афанасия Великого, природа нужна человеку, чтобы напоминать ему о Боге (Рим. 1,20). Не будет ли это напоминание в очередной раз горьким?
ЛИТЕРАТУРА
1. Петухов А.И. Диссертация на соискание ученой степени кандидата медицинских наук. НИИ Питания РАН. М.: 2001.
2. Jorge Lapolla. La Biotecnologia Transgenica en Argentina. www.Ecoportal.net
3. Policy Research Working Paper 3395.
Trade, standards and the Political Economy of Genetically Modified Food. 2004.
4. Risk Hazard Damage (Naturschutz und Biolgishe Vielfalt 1)
Proceeding of the International Symposium of the Ecological Society of Germany, Austria and Switzerland Specialists Group on Gene Ecology in Hannover, 8–9 December 2003.
5. Постановление Главного государственного санитарного врача РФ № 12 от 26.09.99. Официальное издание. М., 1999.
6. Медико-биологическая оценка пищевой продукции, полученной из генетически модифицированных источников. Методические указания МУК 2.3.2 970-00 Официальное издание. М., 2000.
7. Элио Сгречча, Виктор Тамбоне. Биоэтика. М., 2001.
8. Umweltbundesamt (2001).
Stand der Entwicklung des Monitoring von genechnisch veranderten Organismen (GVO) – Materialiensannlung Stand August 2001. Berlin: Umweltbundesamt.
Религия и техника
Виталий Даренский
Феномен современной техники в контексте библейской картины мира: онтологические и этические аспекты
Феномен современной техники приобрел статус одного из ключевых неклассических предметов философской рефлексии в силу того огромного значения, которое он имеет в формировании жизненного мира и души человека современной цивилизации. Различные варианты прогрессистских подходов рассматривают радикальную технизацию человеческого бытия, несмотря на эмпирически очевидные издержки, в качестве позитивной трансформации, формирующей новый тип человека. Основной презумпцией такого подхода, очевидно, является рассмотрение человека как в первую очередь биосоциального существа с фундаментальной гедонистической интенцией, а все остальные онтологические уровни его сущности либо считаются второстепенными, либо вообще отрицаются. В рамках такого типа сознания с неизбежностью формируется особый вид идолопоклонства, который может быть назван технолатрией.
Выходя за рамки названной презумпции, человеческое сознание с неизбежностью вырабатывает критическое отношение к феномену техники. Основные аргументы такого отношения могут быть типологизированы. Так, например, Хельмар Крупп отмечает, что «в общем и целом критики техники утверждают, что техника:
– означает неповиновение богоугодному порядку;
– совершает насилие над природой;
– отчуждает человека от его труда и от него самого;
– ведет к бездушной рациональности;
– отрывает людей от их корней и превращает их в безликую массу»[208].
Нетрудно заметить, что в рамках религиозного мышления четыре последние типа аргументации по сути оказываются частными аспектами первого – исходного и фундаментального. Вместе с тем, утверждение о том, что техника несет в себе «неповиновение богоугодному порядку», не столь очевидно, как кажется на первый взгляд, и требует специальной рефлексии. Для начала рассмотрим примеры формулировок этого аргумента. Так, О. Шпенглер в завершающем параграфе второго тома «Заката Европы» пишет, что люди «фаустовской цивилизации», стремясь насильственно подчинить своей воле мироздание, «создали таким образом идею машины как маленького космоса, подчиняющегося только воле людей. Но тем самым они перешли ту неощутимую границу, за которой для многих верующих уже начинается грех», причем, добавим, грех по сути своей люцеферический, состоящий в попытке стать на место Бога хотя бы в рамках маленького, искусственно созданного, мира. И поэтому, продолжает О. Шпенглер, для аутентичного религиозного сознания «машина была признана порождением дьявола. Именно так ее всегда воспринимала подлинная вера»[209]. Тем самым, принципиально греховным здесь оказывается именно помысл о технике, сама ее идея, являющаяся по существу желанием самоутверждения полностью автономной человеческой воли. Этот грех совершается в самой глубине человеческой экзистенции, поэтому его очень трудно осознать в рамках рациональной рефлексии, наблюдающей только внешний результат технического прогресса. Последняя может поэтому предложить, как минимум, два контраргумента:
1). факт того, что техника, подобно медицине, основана на интенции человеколюбия и стремлении облегчить земную человеческую участь, что само по себе нисколько не противоречит стремлению к спасению души;
2). создание подчиненных человеку технических орудий само по себе не означает уклонения человека от воли Божией или отрицания ее всеобщности. Наконец, названная греховность самой идеи относится только к машинной технике Нового и Новейшего времени, стремящейся к господству над природой и самим человеком, но не имеет никакого отношения к простым техническим орудиям, без которых человек вообще не мог бы существовать на сверхбиологическом уровне и само наличие которых является априорным условием его существования как разумного существа. Как показывает множество случаев, известных науке, человек как биологический организм может адаптироваться к жизни в животном стаде, не пользуясь никакими орудиями, но в этом случае у него будет отсутствовать сознание и речь – атрибуты разумности. Тем самым, в рамках нашей проблемы речь идет только об особом феномене современной машинной техники (с учетом различия стадий ее развития), но не о технике вообще, поскольку само ее наличие имманентно человеческому бытию.
Рассматриваемый аргумент отнюдь не ограничивается самыми глубокими и труднопостижимыми уровнями человеческой экзистенции, доступными лишь развитому религиозному сознанию, но может разворачиваться и на более понятном уровне эмпирического бытия современной техники. Одну из принципиальных формулировок такого рода предложил И. А. Ильин в работе «Основы христианской культуры», где он пишет: «Техника влечет за собою человека: техника, которая разрабатывает вопрос о жизненных средствах и совсем не интересуется высшею целью и смыслом жизни; техника, которая вечно “открывает” и “совершенствует”, но сама работает в полнейшей духовной беспринципности, нисколько не помышляя ни о едином Совершенстве, ни о действительном Откровении»[210]. Техника «влечет» человека в том смысле, что формирует предельные смысловые интенции его деятельности, которые изначально не имеют ничего общего с «высшею целью и смыслом жизни». Более того, техника навязывает человеку особые стереотипы поведения, чувствования и мышления, которые он затем переносит и во все остальные сферы жизни – в том числе и в межличностные отношения.
Последний аспект, связанный с принудительным формированием экзистенции человека современной техникой рассматривает известный современный богослов архимандрит Рафаил (Карелин). Сопоставляя владычествование над живыми тварями и владение современными машинами, он так описывает их экзистенциальные последствия для людей: «Животные-рабы были существами, которые понимали и чаще всего любили своих хозяев. Машина-раб остается мертвой и холодной конструкцией… образовался новый вид контакта между ней и человеком. Машина не может любить, и ее нельзя любить… Человек, выросший в технологическом обществе, как гомункул в колбе, хочет повелевать, а любит только себя. Машина – это инструмент; инструментом пользуются, о нем заботятся, пока он нужен, а затем отправляют на мусорную свалку… Это отношение к инструменту создает определенный тип человека – прагматика и утилитариста, который думает о том, как использовать другого человека для достижения своих целей без всякого чувства благодарности, обязанности и ответной заботы о нем. Этот инструментализм проник во все сферы жизни, сделав из друзей всего лишь сообщников, а из супругов – компаньонов, которые нередко стремятся поработить друг друга в повседневном обиходе и превращаются во врагов. В работе с машиной необходимы числовые показатели, в общении с людьми таким показателем стал расчет. Люди стали разобщены и чужды друг другу»[211].
