Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Духовное возрождение. Сочинения на Бенгали
Если бы мы захотели распространить универсальную арийскую дхарму, отвечающую потребностям всех людей, то должны были бы основываться на подлинном арийском знании. Философия в своих попытках объяснить мир всегда страдала ограниченностью и неполнотой. Любые попытки втиснуть весь мир при помощи логических аргументов в узкие рамки отдельной точки зрения могут, в лучшем случае, привести к адекватному обоснованию лишь одной из сторон Истины в ущерб всем остальным ее граням. Доктрина Майи, как мировой иллюзии, выдвинутая монистами, представляет собой пример как раз такого подхода. Основной принцип учения иллюзионизма заключается в том, что Брахман реален, а мир есть иллюзия. Народ, принимающий такое утверждение в качестве основы своей жизни, стремится к знанию, культивирует в себе дух отрешенности и любовь к самоотречению. При этом, однако, сила раджаса сводится к нулю, а саттва и тамас[142] становятся преобладающими, и в результате хотя, с одной стороны, возрастает число просветленных саньясинов, устремленных к знанию, приверженцев вайрагьи[143], влюбленных в покой и умиротворение, и преданных бхактов, поглощенных любовью к Богу и презирающих все мирское, но, с другой стороны, в среде обыкновенных людей воцаряется тамас и невежество и они вынуждены влачить жалкое бесцельное существование. Именно это произошло в Индии в результате широкого распространения учения о Майе. Если этот мир действительно является иллюзией, то все, за исключением жажды знания, должно быть признано тщетным и пагубным. Но помимо жажды знания жизнь человека изобилует множеством других могучих и благотворных устремлений, отбросив которые ни один народ не сможет выжить. Для того чтобы избежать возможности подобных катастрофических последствий, Шанкарачарья ввел разделение знания на духовное и прагматическое и предписывал людям придерживаться либо пути знания, либо пути действия в зависимости от их природных склонностей. Но результат оказался совершенно противоположным ожидаемому, ибо Шанкарачарья слишком усердно и горячо принялся обличать Путь Действия, который в те времена носил скорее ритуальный характер. Под влиянием Шанкары Путь Действия был почти предан забвению, а ведические ритуалы исчезли из практики. В то же время в сознании людей прочно утвердились такие стереотипы, как «мир создан силой Иллюзии», «всякая деятельность проистекает из неведения и препятствует освобождению», «судьба управляет человеком, предопределяя все его радости и горести» и прочие подобные представления, ведущие к увеличению тамаса. Все это настолько способствовало распространению в народе тамасических настроений, что сила раджаса уже не могла проявиться снова. Для спасения народа ариев Божественное создало противодействие учению о Майе в виде учения Пуран и Тантр. Различные аспекты арийской культуры, провозглашенные в Упанишадах, были до определенной степени сохранены и в Пуранах, в то время как Тантры побуждали человека к действию ради обладания двуедиными плодами мукти и бхукти, освобождения и наслаждения, обретаемыми через поклонение Шакти. Почти все, кто боролся за сохранение целостности нации, – Пратап Сингх[144], Шиваджи, Пратападитья[145], Чанд Раи[146] и другие – либо поклонялись Шакти, либо практиковали тантрическую йогу. Для того чтобы изжить в людях тамас, Шри Кришна предостерегал в Гите против отречения от действий.
Доктрина Майи действительно имеет в своей основе истину. В Упанишадах сказано, что Господь (Ишвара) – великий Чародей (Парама Майяви), явивший этот осязаемый мир с помощью своей Силы Майи. Шри Кришна также говорит в Гите, что Майя, проявляя свои три гуны, или качества, пронизывает всю вселенную. Единый и единственносущий неизреченный Брахман есть изначальная Истина Универсума. Весь феноменальный мир – это лишь Его самопроявление, которое само по себе является изменчивым и преходящим. Но если Брахман есть единственная реальность, то неизбежно возникает вопрос, откуда и каким образом возникли разделение и множественность. На этот вопрос Упанишады отвечают, что если Брахман – единственная Реальность, то разделение и множественность могут исходить только от Брахмана, должны иметь основание в самом Брахмане и порождаться Его непостижимой силой. Эту силу Брахмана называют по-разному: Майя Чародея или Пракрити, управляемая Пурушей, или Сила Воли Ишвары – одновременно Сила Знания и Неведения. Но логический ум не может довольствоваться подобными аргументами, не находя в них объяснения тому, как Единый превращается в Множество или каким образом в Неделимом возникает двойственность и разделение. И вот, наконец, он находит простое решение: Единый не может стать Множеством, разделение не может возникнуть из вечного Единства, поэтому разделение и многообразие есть ложь и не что иное, как майя, иллюзия, греза, витающая в беспредельности вечного и неделимого Духа. Но на этом дело не кончилось, ибо возник следующий вопрос: «Что же такое, в конце концов, Майя? Как и откуда она берется и в чем опора ее существования?» На эти вопросы Шанкара дал следующий ответ: «Нельзя сказать, что Майя существует, поскольку это неизъяснимая категория. Майя вечна и ниоткуда не берется, она одновременно есть и ее нет». При этом проблема не получила удовлетворительного решения, и в результате дебатов лишь обозначился второй вечный и неизъяснимый принцип единого и неделимого Брахмана; единство следовало искать в другом направлении.
Объяснение, предложенное Упанишадами, значительно превосходило аргументы Шанкары. Мир созидается Природой самого Божественного. Эта Природа есть Шакти, Чит-Шакти или блаженная Сознание-Сила Сатчитананды (триединого принципа абсолютного Существования, абсолютного Сознания и абсолютного Блаженства). Божественное есть Сверх-«Я» по отношению к индивидуальному «я»; в таком же отношении к миру находится и Парамешвара[147]. Воля Парамешвары исполнена созидательной силы. Именно посредством этой Воли из лона Единого появляется Множество и в Неделимом возникает разделение. Если принять точку зрения Всевышнего, то Брахман реален, а мир – это видимость, порождаемая божественной Майей (Парамайя)[148], ибо он проявляется из Брахмана и растворяется в Брахмане. Феноменальная вселенная существует во Времени и Пространстве, но не на уровне трансцендентного состояния Брахмана. Брахман есть содержание феноменального Времени и Пространства, Он не может обусловливаться ни Пространством, ни Временем. Мир возник из Брахмана и существует в Нем; космос, имеющий начало и конец, зиждется в вечном непостижимом Брахмане, будучи созданным Его Силой видьи и авидьи, знания и неведения Единства. Подобно тому как человек помимо способности постигать действительную истину обладает способностью к умозрению нереальных объектов с помощью силы воображения, так же и в Брахмане существуют силы знания и неведения (видья и авидья) и, вместе с тем, реальность и нереальная видимость (рита и анрита). Но всякая видимость есть порождение Времени и Пространства. И как человеческие фантазии однажды обретают реальность в движении времени и пространства, так же и то, что мы называем нереальным, не есть нечто абсолютно нереальное, ибо является выражением определенного еще не реализованного аспекта Истины. По существу, все без исключения – реально. Мир предстает нереальным на уровне трансцендентного бытия, но мы, не перешагнувшие пределов Времени и Пространства, не имеем никакого права называть этот мир иллюзией. В лоне Времени и Пространства не может быть и речи о нереальности проявленного мира; он совершенно реален. Когда настанет час и мы обретем необходимую силу, позволяющую выйти за пределы Времени и Пространства и соединиться с Брахманом, тогда и только тогда мы будем иметь право назвать этот мир иллюзией. Но если подобные заявления о призрачности проявленного мира звучат из уст тех, кто не снискал права на произнесение таких слов, это есть не что иное, как ложь и извращение дхармы. Вместо того, чтобы объявлять Брахмана единственной реальностью, а мир – иллюзией, для нас было бы лучше сказать, что Брахман – это Реальность, а мир тоже есть Брахман. Именно в этом состоит учение Упанишад. Арийская дхарма имеет в своей основе великую истину: сарвам кхалвидам брахма, «все воистину есть Брахман».
Нивритти[149], или отрешенность
Умудренные люди в нашей стране никогда не принимали узкого толкования термина «дхарма», праведного закона Жизни, Божественного Закона, противопоставляющего его обширной и многообразной деятельности жизни. В основе мудрости индуизма лежит великая и глубокая аксиома, которая гласит, что вся жизнь есть поле дхармы. Под губительным влиянием Запада наше знание и образование выродились и приобрели аномальную, искаженную форму. Мы часто склонны идти на поводу у ложного утверждения, согласно которому дхарма сводится к позиции отвержения всего мирского, к Богопочитанию и к саттвическому отношению к жизни. Запад изучает религию именно под таким ограничивающим углом зрения. Индуизм обычно подразделял все проявления человеческой жизни на две категории: дхарму и адхарму («то, что не есть дхарма»). На Западе существует тройственное подразделение на религиозность, антирелигиозность, или атеизм, и культивирование большинства импульсов и проявлений человеческой жизни вне рамок и религии, и атеизма. Религиозное отношение сводится к прославлению Божественного, чтению молитв и пению священных гимнов, к посещению церковных богослужений, выслушиванию проповедей священников и тому подобным действиям. Моральные и нравственные нормы поведения не являются частью религии и представляют собой отдельную категорию, однако многие считают, что нравственность и религиозность – неотъемлемые атрибуты благочестия. Непосещение церкви, приверженность атеизму или агностицизму, пренебрежительное или даже просто безразличное отношение к религии считаются антирелигиозными и аморальными действиями. Согласно вышеприведенной точке зрения, они также являются неблагочестивыми. Тем не менее большинство проявлений человеческой жизни не укладывается в рамки религиозных или антирелигиозных мерок. Религия и жизнь, дхарма и карма, являются разными категориями – именно таким, искаженным образом многие из нас трактуют дхарму. При этом к дхарме относят все, что присуще святым и саньясинам, все, что связано с Богом или с богами и богинями, с отречением от мира. Если же вы попытаетесь завести речь о чем-то еще, то вам скажут, что это относится к мирской жизни, а не к религии. В умах таких людей прочно обосновалось западное представление о религии, и когда они слышат слово «дхарма», то сразу же думают о религии, при этом невольно подменяя одно слово другим. Только отбросив иноземные искаженные толкования наших исконных понятий, мы сможем возвратиться к изначальному, вечному смыслу арийского учения. Вся жизнь есть поле дхармы, в том числе жизнь в миру. Действие тоже относится к дхарме, а не одна лишь культура духовного знания и пыл Богопреданности. Это великое учение с древних веков пронизывает всю нашу литературу – eṣa dharmaḥ sanātanaḥ.
