Владислав Маевский - Афон и его судьба
Рассуждая так и стремясь к неотлучному пребыванию на местах своего уединения, сторонники таких стремлений в прежние годы находили и соответствующий выход из положения. Часто они располагали свои каливки недалеко одна от другой, в виде разбросанного селения по диким горным уступам. А посередине последнего устраивали особую площадку, на которой общими усилиями воздвигали свою собственную соборную церковь. Тотчас же находился в среде пустынников священнослужитель, которому и поручалось совершение всех служб. Тогда опять получалось нечто похожее на монастырь с разбросанными самостоятельными каливками и со всеми особенностями иноческой жизни, без которых пустынникам трудно было бы придерживаться порядка при пользовании своей церковью. И нельзя уже было обходиться без особого старшего (дикея), являвшегося лицом выборным из своей же среды, на обязанности которого лежала бы забота о чистоте и благолепии соборного храма и благочиния церковных служб. А впоследствии такой дикей начинал также ведать и общими хозяйственными делами всех братьев-пустынников своей общины, заботился об их скромном продовольствии и т. д.
Таким образом, отдельные пустынники постепенно образовывали уже особый скит из разбросанных калив, впоследствии уже окончательно приобретавший все права такового. Так и образовались в прежние времена греческие скиты. Но все они далеки по своему характеру и устройству от типа скита русского, во всем походящего на большой общежительный монастырь.
Есть на Святой Горе Афонской и еще один вид отшельников, не подходящих ни к первому, ни ко второму из типов, выше представленных. Это тип отшельника-странника, вообще не имеющего никакого постоянного убежища и всю жизнь паломничающего из монастыря в монастырь, из келлии в келлию. Афонский полуостров велик для такого пешехода. Но, несмотря на это, он пересекал его пространства неисчислимое количество раз за время своего подвижничества. Он вечно двигался по этим пространствам с котомкой за плечами, никуда определенно не стремясь и ничего определенного не желая. Если встретится на пути гостеприимный монастырь или такая же келлия – переночует, отведает трапезы и бредет себе дальше по лесам и стремнинам Святой Горы. Я пытался сфотографировать таких «сиромахов», но они решительно не допускали этого.
Что же касается общего отношения монастырей к такого рода странствующим, то в большинстве случаев оно являлось милостивым и снисходительным. Подойдя обыкновенно к монастырским воротам, такой странник получал от привратника (портара) положенную милостыню, а иногда снабжался и поношенной ряской или обувью. Снабжали сиромахов монастыри, скиты и келлии также хлебом и сухарями. А в дореволюционные времена, когда по Святой Горе паломничали толпы благочестивых русских паломников, эти странники-сиромахи всегда обретали запас пропитания в особо чтимых местах полуострова, и главным образом у источника Святого Афанасия. Там на особых камнях всегда лежали целые горы хлеба, сухарей и других скромных продуктов монашеского питания, оставляемых более имущими паломниками для прохожей святогорской бедноты.
Что же касается вообще афонских сиромахов, то об их жизни можно было написать целые книги: настолько она разнообразна и полна всевозможными эпизодами, от умилительно-поэтических и до полных сурового трагизма.
Афонская живопись
До XVI века расписаны были только два соборных храма: в сербском Хиландаре, вскоре после 1198 года, и Ватопедский, в 1312 году; да еще один из параклисов в монастыре Св. Павла в 1393 году. Но первой стенописи и следов нет, т. к. Введенский собор в Хиландаре разобран был в конце XIII века и на месте его тогда же построен новый храм. А ватопедская и павловская стенописи хотя и уцелели поныне, но после появления их ни один святогорский монастырь не расписывал своих святилищ вплоть до 1526 года. И объясняется это тем, что в это время вокруг Афона города и деревни пылали, а христиане своими слезами и кровью орошали землю.
То время было грозное, ужасное, роковое: тогда Сербия пала, Болгария была сокрушена, Валахия порабощена, Молдавия пленена; Фракия, Македония и Епироалбания – заняты чадами Измаила и Агари; Грецию предал султану Баязиду тройной изменник веры, отечества и христианок в лице княгини Труделуды епископ Фокидский. Тогда в монашеских обителях на Олимпе, у города Бруссы, поселились дервиши, город Солунь пал под ударами султана Мурата II в 1430 году, и воины его попарно связывали местных и афонских монахов с монахинями. Тогда Царьград – это око вселенной – потемнело, это средоточие веры, ведения и изящных искусств – было потоптано варварами. Тогда святогорцы, грабимые каталонцами и турками, только плакали и молились.
Итак, до живописи ли им было тогда?
С XVI века, когда турки оставались еще сильны, христиане, сколько можно, успокоились и сосредоточили свои народности у алтарей Господних. С той поры афонские монахи искали и находили всякую помощь у деспотов и деспотии Сербии, у господарей Молдавии и Валахии, у царей грузинских и российских. Оттого благосостояние их улучшилось, и святилища их начали украшаться стенописью.
На Афонской Горе не существовала издревле своя школа церковной живописи до XVIII века, а все тамошние замечательные иконы принесены из разных стран и мест: Дионисиатская Богоматерь, которую Цареградский Патриарх Сергий погружал в море в 626 году, принесена из Трапезунда, Иверская Богоматерь – из Никеи, две зографские иконы святого Георгия – из Палестины и Аравии, костамонитская святого архидиакона Стефана – из Иерусалима, две ксенофские мозаичные святого Георгия и Димитрия – из Константинополя, Хиландарская Богоматерь Троеручица – из Сербии.
Что касается живописи, то и она была произведена художниками не афонскими: в Лавре Св. Афанасия – Феофаном Критянином, в Протате, Хиландаре и Старом Руссике – Фралгом Виотийцем, в Ватопеде – Панселином Солунцем, в Ивере – иеромонахом Марком из Грузии. В прочих монастырях, как видно из летописи монастыря Зографа, работали пришлые живописцы из Фессалии и Эпира, из Болгарии, Сербии, Валахии и России, из города Смирны и с острова Хиоса. И только с XVIII века афонские обители обзавелись своими художниками и мастерскими.
Православная иконопись на Афоне выражает христианские догматы, предания, обряды. Но так, что догматическая непреложность иконописания сочетается с свободой вдохновения, веры и эстетического вкуса. А в то же время эта свобода ограничивается просопографической[15] достоверностью и надобностью возбуждать и поддерживать в христианах высокие помыслы и святые чувствования.
На Афоне достойна внимания иносказательная знаменность (символика) многих предметов на иконах и стенных изображениях. Там нет таких эмблем, какие можно видеть в церквах римско-католических. Нет ни воспрещенных Седьмым Вселенским Собором агнцев, означающих Спасителя и апостолов, ни голубей, напоминающих апостолов же; нет ни бочонков с обручами, ни поблекших листьев, ни голубей с веточками в клювах, из коих первые означают крепкий союз христиан, вторые – скоротечность жизни, третьи – полет чистых душ на небо; нет венцов Христу в руках мучеников. Зато в афонской живописи есть другие знаменности и отличия. Во всех афонских храмах расположение стенной живописи не условлено общим правилом или обычаем и потому не везде одинаково. Но по большей части в небе купола видится или Господь Вседержитель (в Лавре, Ивере, Ватопеде, Пандократоре), или Богоматерь с распростертыми руками (в Зографе и Костамоните). В Лавре – ветхозаветные праотцы в кружках и под ними пророки в рост. Богоматерь над горним местом с двумя ангелами подле Нее – в церквах Протатской и Лаврской, а в Никольском приделе Лавры – Богоматерь с Младенцем у персей Ее. Она же в Ивере над средним окном алтаря в рост, но без ангелов и без младенца.
Ниже Богоматери в Протате, на правой стороне алтаря, Господь стоя преподает тело Свое благоговейно подходящим к Нему апостолам, а на левой – Он причащает их из чаши Своею Кровию. Под этими изображениями помещены святители, составлявшие и служившие литургию. В Ивере видятся эти же изображения с добавлением ангелов, совершающих великий выход с дарами. В Лавре – эти же изображения с добавлением таковых же ангелов, то же и в Никольском приделе этой обители.
В церквах афонских, в алтарном углублении их, за святым престолом на стенах пишутся составители литургии: Иаков, брат Господень, Василий Великий, Иоанн Златоустый и Григорий Двоеслов – каждый с развернутым свитком в руках, на котором начертаны начальные слова литургических молитв. Тут же, если алтарь обширен, пишутся и другие святители: Афанасий и Кирилл Александрийские, Григорий Богослов, Николай Чудотворец, Спиридон Тримифунтский и др. Мученики написаны на нижних частях стен храмов, и при этом весьма живо. Нужно думать, что работавшие на Афоне иконописцы имели у себя под руками рукописные жития святых с изображениями их.
