Александр Макаров - Паутина
Капитолина же не помышляла о смерти — зачем думать о плохом, когда уже точно известно, что даже среди этой окаянной своры изуверов и убийц она не одинока. Девушка напряженно придумывала, как вместе с подругой ускользнуть из огорода, чтобы не заметил старик, не догнал их и не пустил в ход своего оружия, как быстрее поднять колхозников, чтобы никто не скрылся из обители?
— Ох, ну и жалко же, что Прохор с нами! — наконец вздохнула она, ничего не придумав.
— Не жалко, чуешь, а так надо, — сказала Агапита и сильно дернула привскочившую Капитолину за руку. — Поли, поли!!. Это я их просила: мол, надежней будет двоим за одной глядеть, за тобой-то. Они еще похвалили меня; а в нем толку-то меньше, чем в Варёнке. Недаром дочушка грызет его походя: там напутал да тут проспал. Уснет и здесь. Тулуп-от я же ему присоветовала. Старику он что печка, не вытерпит, чтобы не уснуть!.. Пущай он позевает, а мы за рассадником прополем и его по воду пошлем..
— Он уйдет, а мы — деру!..
— Нет, Капа, нет. Если убежим, все они той же минутой поскроются. Пущай он принесет воды, сюда подойдет, тебя увидит, охлынет от тепла, а как воротится к тулупу да запрячется в него, тут ему и сон. Ты тем временем беги к старику Трофиму Юркову и расскажи про секту, про дезертиров, про ребеночка. Обскажи все ходы и выходы — как запираются-отпираются, чуешь?
— Да, да…
— Потом ко мне назад беги. Вместе станем дожидаться, когда все Минодорино гнездо забарабают. Может, чего-нето еще тайное от них вызнаем да милиции поможем. Мы с тобой теперь тут за все ответчики!
Капитолине стало стыдно самой себя за нелепые подозрения против Агапиты, за свои еще более нелепые замыслы побега, чем она могла лишь навредить большому делу, за свою горячность, из-за которой она оказалась неспособной распознавать врагов и друзей. Но побороть своей нетерпеливости девушка не смогла даже сейчас. Едва они продвинулись за рассадник и приблизились к Коровину, она попросила Агапиту поскорей отослать старика за водой. Странница и сама понимала, что летняя ночь коротка; она трижды кашлянула, что было условным сигналом.
Захватив пику, старик подбежал.
— С колодца-с? — выслушав Агапиту, спросил он.
— Все едино, хоть с колодца.
Коровин скрылся за калиткой.
— Найдешь Трофима Юркова, — проговорила Агапита, — напомни ему, мол, это посылает та самая скрытница, которую он по лесу вез да которой говорил про волков и ягушек…
Врасплох застигнутый полольщицами и стариком Коровиным в огороде и затаившийся под капустным рассадником, Арсен прислушался. Из прежнего разговора Агапиты он уловил лишь немногие слова, но смысл их понял: «Ага, изнутра загорела кума Прохоровна! — с ехидцей подумал парень. — Давай, давай, бабы, дави своих паразитов, а мы подмогнем!.. Не выйти ли к ним, покуда Прохора нет?.. Хотя не стоит, как бы не напугать; они меж собой-то откровеннее». Чтобы лучше слышать, Арсен чуть высунул голову из своего убежища.
— Боюсь, найдешь ли ты колхозный амбар, — продолжала Агапита с беспокойством в голосе. — Надо ведь шибко скоро и сбегать, и сказать, и сюда поспеть.
— Тогда хоть кому расскажу, — с жаром подхватила девушка. — Лишь бы колхозник!
— Нет, негоже так, Капа. Ты вот тоже в колхозе была, и я, и Калистрат; а Минодора, вишь, даже кладовщица. Надо, чуешь, найти верного человека. Ты вот что, Капочка… Постучи в чье-либо окошко и спроси: где живут Лизавета и Николай, оба Юрковы…
Пока старик Коровин угощал полольщиц водою, а те ласково и весело благодарили его, Арсен соображал, что делать, если одна из женщин побежит искать Трофима Фомича? Оставалось одно: самому провести ее к колхозному амбару. «Хорошо, что я пошел поглядеть на крокодила сразу, — похвалил себя парень. — До него не дошел, так на других нарвался. Теперь надо глядеть в оба».
Расчеты Агапиты оправдались; успокоенный Прохор Петрович вернулся к соломе и тут же завернулся в тулуп — чего тревожиться, коль Агапита ни о чем плохом не сообщает, а девчонка, видимо, поумнела: не шалит, не насмехается, как прежде, разговаривает степенно и к каждому слову поминает Христа. Как только старик улегся, Агапита велела Капитолине снять платок и тотчас сама набросила его на кустик ботвы перед собою.
— Теперь беги, — приказала она девушке, — да бегом, бегом. Шибко жду тебя!
Капитолина выбежала к речке, лугами обогнула усадьбу Минодоры, перелезла через прясло и очутилась на улице. Арсен крался позади, пока девушка не достигла центра деревни. Видя, что она остановилась и беспокойно озирается по сторонам, парень тихонько окликнул:
— Гражданочка!
Девушка обернулась, увидела перед собою человека, сама не понимая для чего, медленно подняла руки и прошептала:
— В-вы… к-колхозник?..
— Так точно, азинец, а вы — Капа из секты?
— Ой!
— Не стоните глубоко — не отдадим далеко, хоть за курочку да на свою улочку! — желая подбодрить ее, быстро проговорил он. — Вам Трофима Фомича Юркова? Знаем, идемте, доставлю.
Пораженная всезнайством парня Капитолина будто застыла на месте; Арсен легонько взял ее под руку:
— Пошли, тетенька, вам надо бегом, бегом и назад.
— Ой, ну откуда вы узнали?!
— Не всяк спит, кто храпит!
Они близко взглянули друг на друга.
— Выходит, что вы еще не тетенька, — удивленно протянул Арсен.
Капитолина рассмеялась:
— А вы, наверно, кавалер…
— На весь свет: от девчат отбою нет!.. Мельник я колхозный, если без шуток.
— А я дома на колхозной круподерне работала.
— На крупорушке?!. Так вы же клад с несметным золотом, если поглядеть с точки зрения!.. У нас крупорушка на мази, а вот крупорушник воюет… Дело!
Они подошли к колхозному амбару.
— Черт возьми, — выругался Арсен, — Трофим Фомич не один!
Сквозь мрак между амбаром и пожарным сараем проступала одноконная подвода. Приблизившись к ней, Арсен узнал серую колхозную лошадь, запряженную в легкий тарантас. Увлекая Капитолину за руку, парень шагнул под навес, где, освещаясь огоньками цигарок, виднелись Трофим Фомич и его сын.
— Николай Трофимыч! — крикнул Арсен. — С приездом!
— Тсс, побереги голос, — предупредил Николай: только что вернувшись из района, он не доехал до конного двора, решив расспросить отца о новостях. — В чем дело, орел?
— Вечерняя находка, Николай Трофимыч: привел сектанточку из Минодориного огорода. Приказано опросить, записать и той же ногой представить в обратный огород.
— Кто приказал?
— Ее подружка.
Юрков позвал девушку из-под навеса на свет луны и всмотрелся в ее лицо. Подошел и Трофим Фомич.
— Как есть школьница, — сказал он, обдавая Капитолину запахом табака. — Эх вы, ягушки, ягушки!
Разглядев на Николае военную форму, девушка вообразила, что перед нею милиционер, растерялась и выпалила:
— Я дезертирка из фэзэо, товарищ милиционер.
— Страшно, — сказал Николай таким тоном, что ни Трофим Фомич, ни Арсен не поняли: в шутку это сказано или серьезно.
— Украла там комбинезон — один, простыню — одну…
— Жуть, жуть, ну, а про секту расскажете?.. Странника Агафангела знаете?.. Хотя вот что, зайдемте-ка сюда.
Он ввел девушку в сторожку и зажег свечу.
— Вот и мой кабинет за милу душу пригодился! — пошутил Трофим Фомич.
— Дядя Троша, почему Николай Трофимыч так долго в районе был? — спросил Арсен, заглядывая в оконце будки: парню не терпелось и о деле узнать, и получше рассмотреть новую знакомку при свете огонька.
— По отделам, слышь, мытарили, — ответил старик с явным раздражением. — Один не верит, что в нынешние годы скрытники завелись: мол, кулаков давно вывели. Другой сумлевается, что дезертир летом в дому прячется: понапрасну людей обыском опорочишь. Третий в чего-то еще уперся… А все вместе боятся сектантское гнездо потревожить: религия!.. Пуще всего то, что в районе самого главного мету. Ждал, ждал его Кольша да так и уехал!
— Ладно, дядя Троша, теперь порядок, — успокоил Арсен, не отрывая взгляда от оконца. — Глянь, какая деваха с нами… Одни глаза — смерть фашизму; такая любую секту наизнанку вывернет!
Капитолина поражалась, как много знал об обители человек в военном, и с удовольствием чувствовала, что под защитой таких людей ни ей, ни Агапите нечего страшиться. Непонятным и вроде даже обидным казалось одно — почему милиционер не спрашивает ее о ней самой; неужели Гурий, или Калистрат, или Платонида хуже ее, дезертирки и воровки? Однако вскоре поняла, что перед нею не милиционер; а дело, начатое ею и Агапитой, куда важнее, чем школьные бязевая простыня, молескиновая гимнастерка и замасленный комбинезон из парусины. Подбодренная этим, девушка спеша рассказала о людях обители. Совершенно разные во всем и несомненно существующие эти люди приобретали в обрисовке девушки какой-то мистический облик. Не менее мистично выглядели и почерневший от времени дубовый гроб в горнице Коровина, и иконостас из медниц с потайной щеколдой, и похожие на могилы затененные лампадами келий скрытников, и подземная молельня с клубами дыма от курящихся в жаровне кореньев, и тайные входы и выходы.
