Джеймс Кугел - Как быть евреем
Ю.Л. Почему же?
Д.Д. Потому что все происходит совсем наоборот. Поскольку антисемитизм все еще существует в мире, то его основные негативные устремления связаны именно с Государством Израиль. В этом смысле, мне кажется, шансы на физическое выживание у еврея, живущего за пределами Израиля, выше, чем у израильтянина (которому приходится всю жизнь служить в армии). А еще выше опасность, которой подвергаются израильские граждане из-за индивидуальных террористических актов или еще чего-то похуже (Б-же сохрани!).
Ю.Л. А как с вопросом о религии и сионизме?
Д.Д. Ну, как ты знаешь, Герцль был секуляристом, довольно невежественным в иудаизме. Он желал построить государство светское, плюралистическое. Подобную мечту питали и те, кто приезжал, чтобы поселиться в Палестине. Хотя надо сказать, что, несмотря на рассеяние, в Иерусалиме и его окрестностях всегда жило довольно много евреев. Так что в известном смысле — очень ограниченном, разумеется, — Иерусалим не переставал быть нашей землей. И про «Палестину» я говорю только потому, что с началом нашего рассеяния именно это название было известно миру — не мы его выбрали, а римляне. Они надеялись, что, изменив название, уничтожат вековую связь нашего народа с его землей.
Ю.Л. Я не знал этого.
Д.Д. Да-да. Но, несмотря на происхождение этого названия, в то время — в конце XIX — начале XX века — евреи произносили его с гордостью. Они говорили о «возрождении Палестины» и даже именовали себя «палестинцами». Во всяком случае, эти поселенцы, особенно в более поздний период, руководствовались секулярным мировоззрением (даже если они не были так уж пропитаны секулярным духом, как им казалось). Их политической философией был социализм; они полагали, что, обретя родину для еврейского народа, им удастся построить государство на социалистических принципах, общественной собственности и так далее. И в большинстве своем они были далеки от еврейской практики — настолько, что возникали довольно серьезные конфликты между ними и традиционными религиозными еврейскими общинами Иерусалима и других городов. И здесь история сыграла еще одну коварную шутку, спутав карты Герцля и его последователей. Вопреки их мировоззрению и преимущественно светскому характеру государства, основанного в 1948 году, религиозные вопросы стали играть все большую роль в Израиле. И внутренняя политика страны в значительной мере превратилась в борьбу между светскими и религиозными партиями, причем последние наращивают мощь. В категориях иммиграции не только антисемитизм поддерживает точку кипения в сионистской кастрюле, но и иудаизм — многие новые иммигранты приехали в Израиль по религиозным причинам.
Ю.Л. Так как же, в конце концов, Израиль соотносится с традиционной еврейской верой?
Д.Д. Я уже говорил: есть религиозные евреи, утверждающие, что без ясного небесного знамения, прихода Машиаха с его традиционными атрибутами, сионизм нужно рассматривать как чисто человеческое изобретение, проявление высокомерия, за которое следует наказывать всех, кто эту идеологию разделяет. Поверишь ли, но таких взглядов придерживаются даже некоторые евреи, живущие в Иерусалиме. Они ненавидят государство, хотя оно защищает их.
Ю.Л. Я слышал об этом.
Д.Д. С другой стороны, позиция большинства религиозных евреев (как, собственно говоря, и секуляристов) состоит в том, что существование Государства Израиль — факт исключительно позитивный, поэтому можно провозгласить, как осторожно сформулировал раввинат, «начало расцвета нашего искупления». И конечно же, Израиль обусловил небывалое еврейское возрождение. Иврит никогда не был мертвым языком — его всегда понимали многие простые евреи; на протяжении веков он был языком религиозной и даже светской письменности, языком высокой учености для образованных евреев. Но взгляни, что происходит сегодня: иврит превратился из книжного языка в язык общения кипучей цивилизации. Совершить такое за одно-два поколения — подвиг! И за этим последовало возрождение всего еврейского — еврейской литературы, философии, университетской иудаики во всем ее многообразии, уж не говоря о бурном развитии еврейских организаций, школ и ешив. Смотри, что происходит, — не только в Израиле, но и в России: думается, что многие российские евреи и еврейские организации своей активностью обязаны существованию еврейского государства. Полагаю, в этом смысле создание Израиля евреям следует рассматривать как факт исключительно позитивный, несмотря на все трагедии и жертвы, сотни и тысячи жизней, отданных за осуществление этой мечты.
Ю.Л. Но ведь есть и другая сторона вопроса: жертвы понесли не только евреи. Я обратил внимание на то, что вы почти не упоминаете палестинских арабов. Разве не правда, что мечта еврейского национализма реализована за счет подавления столь же правомерного национального движения, с равно обоснованными притязаниями на ту же территорию?
Д.Д. Я вполне разделяю твою симпатию к палестинским арабам, но не твое объяснение причин их страданий. Только очень жестокие люди испытывают удовлетворение от того, что с ними произошло. И все же твоя концепция — весьма распространенная среди левых либералов — не убеждает меня. Вряд ли здесь можно говорить о двух соперничающих национальных движениях и равно обоснованных притязаниях.
Ю.Л. Нет?
Д.Д. Не знаю, что дает основания людям заявлять о своих притязаниях и правах на какую-то территорию, но, по-моему, все тут упирается скорее в мир идей, чем в биологию. То есть вряд ли существует физиологическая основа, позволяющая утверждать принадлежность к той или иной территории. Столь же нелепо заявлять, что территория принадлежит тебе. Как обосновывается право на землю? Ты здесь родился или вырос; земля принадлежит тебе, потому что ты ее законным образом купил. Она принадлежит тебе, и это чаще всего приходит на ум, поскольку ты — часть такого-то народа, а это его родина (я уже приводил тебе этот аргумент, просто сейчас он относится к народу в целом, а не к отдельному человеку). И так далее. Я не могу с уверенностью сказать, какой именно аргумент нужно выбрать и как их сравнивать. Но прежде всего хочу заметить, что в конечном счете все они поражают меня как очень несерьезные. Мы, евреи, верим, что наши притязания на землю восходят к Б-жественному выбору, и все же в Торе даже такая связь — которая, как ты понимаешь, мне больше импонирует — обусловлена нашей приверженностью мицвот. И ее хрупкость неоднократно подчеркивается: в самом деле, по язвительному замечанию Торы, земля принадлежит исключительно Б-гу, а мы — не более чем «пришельцы и поселенцы у Меня».
Но вернемся к нашей теме: что бы ни лежало в основе притязаний людей на землю, думаю, сравнивать арабов и евреев в этом смысле никак нельзя. И дело не в том, что в этом случае политическая проблема стала бы менее острой. Все равно надо отметить: невозможно сравнивать цель палестинцев, состоящую прежде всего в освобождении народа от состояния безвластия и безгосударственности (которые отчасти навязали им братья-арабы), то есть политическую цель, какой бы сильной она ни была, со страстной двухтысячелетней тягой к земле и жертвами, принесенными ради нее. В течение двадцати веков непрерывно пульсировала еврейская надежда; евреи повторяли слова: «Иерусалим, Иерусалим», и не прекращалась борьба за осуществление этой надежды — не на поле боя и не под бомбами террористов, а на малярийных болотах, в безводных пустынях, которые сейчас стали житницей народа, на коллективных фермах и поселениях, вполне конкретно свидетельствующих о привязанности людей к определенной территории. Я не хочу сказать, что палестинские арабы не испытывали подобной привязанности к земле за две тысячи лет изгнания и не посвящали жизнь столь же преданно своей мечте. Но в том, что касается евреев, — это исторический факт; с арабами это лишь гипотеза. Как же тут можно сравнивать?
Ю.Л. Но в настоящий-то момент все это уже не имеет значения.
Д.Д. Может быть, но если это не имеет значения, то что же имеет? В конце концов, у человека нет на теле знака, который удостоверил бы его принадлежность данной территории. И если это не аргумент, что тогда? Если владельцем называется тот, кто сделал приобретение, то евреи начали покупать землю в XIX веке и продолжали почти до образования самого государства. Если звание владельца должно быть засвидетельствовано кровью, то евреи пролили немало крови за эту идею, довольно сомнительную. Если аргументом является военная мощь и Realpolitik, то факты говорят сами за себя. Если это вопрос рождения или воспитания, они не кто иные, как дети Realpolitik. И факт в том, что большинство населения Израиля сейчас — местные уроженцы, тогда как многие «палестинцы» никогда не видели Палестины. Я говорю об этом без всякого удовольствия, но факт есть факт.
