Георгий Тертышников - Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении
Получив значительное число печатных экземпляров этих писем, епископ Феофан рассылал их своим знакомым, особенно духовным лицам, и просил всех в свою очередь усердно бороться с сектантством. В письме к протоиерею Н. Флоринскому от 24 августа 1881 года он писал: «Посылаю Вам десяток писем. Раздайте их старым знакомым… а то и по городу — не духовным, для которых, по вашему суду, небесполезно прочитать их. Это против Пашкова, который есть злейший молоканин и хлыст, у которого — ни Церкви, ни таинств, ни священства, ни молитвословий — ничего нет. Кайся, веруй в Господа и живи добре — и все тут. Прочее все побоку. С этой проповедью он разъезжает всюду и многих уже сбил с толку. Вот–вот объявит секту. Другая, побочная с ним есть секта — «апостольская община» [133, с. 22].
Письма эти впоследствии были использованы в борьбе против других сект, в частности, против штундистов.
В те годы, во время пребывания преосвященного Феофана на Выше, появилось и стало распространяться лжеучение Jl. Н. Толстого. Святитель один из первых заметил вредность идей Толстого и в своих письмах ревностно обличал его, предостерегая от его лжеучения православных и побуждая к борьбе С НИМ [133, с. 42; 133, 136].
Святитель Феофан не оставлял без обличений и прочно утвердившихся на Руси сектантов: молокан, хлыстов и скопцов. Не имея возможности лично вести с ними беседы и обращать их на путь православия, он давал письменные советы и руководства с этой целью другим, объяснял сущность их учения, указывал и даже посылал книги, нужные для борьбы с сектантами. Святитель кропотливо собирал сведения и о протестантах в России и внимательно изучал их особенности.
Когда во второй половине прошлого столетия на юге России среди сельского населения широко распространился штундизм, а образованные классы увлеклись пашковщиной, толстовством и другими ложными учениями, святитель–затворник горько оплакивал судьбу этих людей. «Не перестаю плакать, — писал он в 1891 году в Киев, — видя, что гибнут христианские души, пораженные лжеучением» [239, с. 176].
Преосвященный Феофан знал, что церковной властью принимались меры борьбы, составлялись даже специальные общества с этой целью, но считал их малоэффективными, так как дело велось в большинстве случаев формально. В письме к протоиерею Н. Флоринскому святитель писал, что ревнители Православия должны гореть ревностью «и в устной беседе зажигать сердца» [133, с. 19–20].
Святитель Феофан прежде всего призывал к борьбе столичное духовенство, как самое образованное, из которого можно было составить истинное духовное воинство. «Ничего не слышу, какие у вас в Петербурге распоряжения о противодействии пашковцам, арвингийцам, толстовцам?! Эти язвы губят многих и в Петербурге, и везде. И следовало бы противопоставить им духовное воинствование. В Санкт–Петербурге много среди духовенства отличных иереев и по образованию и по нраву… Сделать бы из них трубачей, и иерихонские стены, конечно, пали бы, в утешение верных сынов Израиля и во славу Божию» [138, с. 56).
Интересовался преосвященный Феофан и раскольниками и в своих письмах давал много различных советов и наставлений, направленных к искоренению раскола. В июне 1871 года он писал Н. В. Елагину: «О раскольниках, — или льготах им! Может быть, к лучшему. Будет через кого действовать на них. Надо позволить им — свою семинарию и академию завесть; пойдут из этих капли, и все перевернут кверху дном… раскольническое разумею. Раскол держится крайним невежеством. Когда уяснятся условия спасения, — уяснится и то, что все раскольнические догматы — не догматы, а пустошь! И конец расколу» [144, с. 92].
Вышенский подвижник видел серьезную опасность для православия в римо–католицизме, но не находил в духовной литературе сочинений с авторитетным и вместе популярным изложением и разбором главных пунктов учения католицизма, которое могло бы служить хорошим подспорьем для всякого православного, пытающегося противодействовать папизму. 15 декабря 1891 года он пишет редактору «Церковных ведомостей», прося его «подготовить кого‑либо, чтобы извлек из всего написанного о католичестве самое рельефное, легко читаемое и победоносное» [144, с. 255].
Открытую бесовщину видел святитель в спиритизме. В письме к протоиерею В. П. Нечаеву святитель писал, что «тут не шарлатанство, а настоящая бесовщина, как древние прорицалища» (164, с. 207).
Святитель Феофан о переводе на русский язык Библии и богослужебных книг
Кроме деятельной борьбы с сектантством, еретичеством и антихристианскими учениями, епископ Феофан посвящал немало времени и труда обсуждению и изъяснению многих других явлений современной ему церковной жизни. Когда в 70–х годах прошлого столетия началась работа по переводу Библии на русский язык, святитель живо заинтересовался этим вопросом.
«Относительно перевода Библии, — писал он протоиерею Н. Флоринскому в Киев, — я совершенно такого же мнения, как дорогой мой наставник, Высокопреосвященный Димитрий [56]. И хорошо бы приступить к делу. Начинайте переводить. Для издания составьте общество. Редактором пусть будет преосвященный Димитрий, издатели — общество, а хлопотуном по сему С. А. Первухин. Начинайте с Псалтири. Уже начата. Она напечатана в трудах преосвященного Порфирия. Издавать каждую книгу отдельно и — как можно дешевле» [133, с. 20–21].
Святитель Феофан не разделял господствующего тогда в богословской науке мнения о предпочтении еврейского подлинника тексту Семидесяти толковников (Септуагинте) и необходимости исключительно с него делать канонический русский перевод, так как, по его убеждению, затруднительно доказать целостность и неповрежденность древнейших еврейских списков, с которыми приходилось иметь дело.
Он считал, что лучше положить в основу текст Семидесяти толковников как испытанный многовековым ротреблением, а к еврейскому подлиннику прибегать только в сомнительных случаях.
Преосвященному Феофану возражали профессора духовных академий, специалисты текстологии (Якимович и Горский), защищавшие преимущество еврейского подлинника, и между ними возникла оживленная полемика, которая продолжительное время велась на страницах тогдашних духовных журналов.
В 1875 году вышли из печати священные книги Ветхого и Нового Завета в русском переводе, изданные Святейшим Синодом. Синодальный перевод Ветхого Завета имел в основании своем еврейский текст.
Приветствуя появление этого перевода Библии и считая его пригодным только для научного и домашнего употребления, святитель Феофан в нескольких, специально написанных для этой цели статьях стал защищать церковное ротребление славянской Библии в переводе с Септуагинты, указывая на неповрежденность и историческую давность последней.
«Мы, сыны Церкви Православной, — пишет он, — чтим то, что она почитала, и чуждаемся того, чего она чуждалась и чуждается. А она не знала и не знает еврейской Библии. С самого начала от апостолов, чрез все соборы и доселе держалась и держится она Библии по переводу Семидесяти. И нам эту читать и за эту держаться должно всеми силами. Если преклонимся на сторону дающих большую цену еврейской Библии, как сделали протестанты, то дадим место мысли, что Святая Церковь не умела указать нам подлиннейшего откровения. Отсюда не может не родиться подозрение, истинны ли и все догматы Церкви, не следует ли и их пересмотреть, чтобы определить подлиннейшее исповедание веры. А кто станет на эту дорогу, тот в душе стал уже протестант» [69] [57].
О значении же еврейской, масоретской Библии преосвященный Феофан пишет, что «писания и в этом тексте не потеряли своего, вспомогательного к уразумению слова Божия, значения. Они представляют ближайшее к тому пособие» [69].
Святитель высказывал мысль, что для укрепления православной веры среди народа необходимо сделать новый перевод богослужебных книг, и по этому поводу предлагал в 1882 году в своих письмах следующее: «Книги богослужебные по своему назначению должны быть изменяемы. Следует об этом позаботиться и уяснить богослужебные книги… оставляя, однако, язык славянский, — и чтения из Ветхого Завета на вечернях перевода 70 толковников. Богослужебные книги надо вновь перевесть, чтобы все было понятно» [144, с. 158].
В 1888 году Россия торжественно праздновала девятисотлетие своего христианского рождения при равноапостольном Владимире. Духовной властью определено было ознаменовать праздник составлением жития и акафиста святому князю–просветителю.
Преосвященный Феофан находил, что этого мало для такого великого события, и, со своей стороны, предлагал отметить его новым переводом всех богослужебных книг с греческого подлинника. Он слышал много жалоб, особенно от неподготовленных клириков, на темноту и малодоступность церковно–богослужебного текста, вполне разделял их и единственным средством к улучшению дела считал новый перевод.
