Ярослав Лазарев - 100 вопросов к Богу
– А можно ли перейти из одного в другой?
– Это же просто, ты и сам можешь ответить, – сказал я.
– Подождите… А, ну да. Двухмерный житель листа может перепрыгнуть на другой лист, только если станет трехмерным, правильно? Значит, и нам, чтобы оказаться в другом мире, нужно стать хоть ненадолго четырехмерными.За время этого диалога мы успели доесть и загрузиться обратно в машину. Снова встроились в тянущуюся на север колонну, обогнали пару лесовозов, чтобы не плестись за ними, и ехали, наслаждаясь теплым ветерком.
– А вообще знаете, что я подумал? – вдруг сказал Лука.
– Что?
– Что, может быть, люди и не трехмерные существа. Может быть, мы четырехмерные или даже больше, только забыли об этом. Может быть, мы вспомним об этом только после смерти. Иначе откуда это все – разум, тоска по другим мирам и измерениям. То есть, понятно, мы говорили, что все от Бога. Но если уж Бог создал человека по своему образу и подобию… То почему же Он создал нас мыслящими, со свободной волей – и при этом не дал ни капельки от своей многомерности? Мне кажется, что это было бы странно. И вот если это так и человек действительно больше, чем трехмерное существо, тогда, может быть, другие измерения просто спят в человеке. Или человек как бы забыл о них. Смотрите, ведь и думать человек начинает не прямо с того момента, как родился. И принимать свободные решения – тоже не сразу с пеленок. Все это только потом приходит. И как знать, может быть, потом человек может раскрыть в себе что-то еще из того, что дано ему Богом, а? Например, какие-то еще измерения. Может быть, и после смерти? А, что вы думаете?
– Думаю, – честно ответил я, – что это было бы очень здорово. А ты знаешь, – сказал я после паузы, – ты вот говоришь про смерть, и мы с тобой говорили о том, что после смерти человеческое сознание или душа, в общем, что-то от человека, обязательно остается существовать дальше, да?
– Конечно!
– Ну вот, а ученые вообще-то утверждают, что теоретически они не исключают возможности бессмертия в этом мире для человека. Не сейчас, конечно, пока еще наука не дошла до этого. Но что дойдет до этого когда-нибудь – очень может быть.
– Как это?
– Ну, если коротко говорить, то смотри. Уже сейчас тебе могут заменить сердце, почку или легкое на искусственные. Не говоря уж об искусственных руках и ногах. А представь, что можно заменить мозг! Конечно, это очень трудно – ведь в человеческом мозге больше нейтронов, чем в любом суперкомпьютере. Но если когда-нибудь человечество дойдет до таких степеней развития, что сможет создать структуру, подобную по сложности мозгу, то потом можно будет просто переписать информацию с мозга в это устройство. И тогда после смерти человека его сознание будет продолжать жить в этом вот суперкомпьютере. И он, в свою очередь, сможет управлять механизмом, который заменит ему его собственное тело. Причем понятно, что этот механизм может быть куда совершеннее тела – сильнее, быстрее, неуязвимее… Не говоря уже о выносливости. Понял? Как тебе?
– Как-то не очень, – сказал Лука. – Понимаете, в чем дело. Если бессмертие здесь, в этом мире, без Бога – то зачем такое бессмертие? Оно только бесконечно отдаляет тебя от Него. Ведь настоящее-то бессмертие – оно там, в Боге. А его любой может достичь и без суперкомпьютеров. Поэтому смерть – это величайший дар человеку. Не только в том дело, что благодаря ее тайне человек может развиваться, самосовершенствоваться и так далее, но и в том, что благодаря ее неизбежности мы все получаем шанс прийти к Богу как можно скорее. А быть бессмертным роботом, по-моему, не интересно. Я бы, во всяком случае, не согласился.
Мне пришлось согласиться с Лукой, что мало радости человеку быть бессмертным роботом. Между тем Петербург был уже не за горами – до него оставалась какая-то сотня километров. Я рассчитывал въехать в город еще до конца рабочего дня, когда улицы окажутся запружены машинами людей, отдавших еще двадцать четыре часа своей жизни какой-нибудь международной компании с великолепной репутацией. В этот момент я понял, что мы с Лукой успели обсудить за эти дни, наверное, целых сто вопросов. Но что мы обговорили только самую малую часть того, что нам интересно. С другой стороны, подумал я, Лука и так, сам того не зная, сделал для меня очень доброе и очень хорошее дело. Благодаря ему ко мне вернулось ощущение, что в этом мире есть очень много еще до конца не исследованного, захватывающего, важного как для человека, так, наверное, и для Бога, ведь не просто же так создавался этот мир. Думаю, что-то подобное и называется вкусом к жизни.
Когда я сообщил Луке, что до города осталось совсем немного, он тоже немного загрустил. Но все-таки не настолько, чтобы не задать еще один вопрос.
– Вот вы сказали, что время и пространство – это разные измерения и что вопрос о времени – отдельный вопрос. Что вы имели в виду?
– А что это вообще фундаментальный, очень сложный вопрос – и физический, и философский… Знаешь, есть такие стихи:
Время больше пространства.
Пространство – вещь.
Время, в сущности, – мысль о вещи.
Знаешь чьи?
– Нет, – честно сказал Лука.
– Это Бродский. И это ведь очень точно сказано. Пространство появляется, как только появляется хоть одна частица. И сегодня человеческая наука говорит, что после Большого взрыва их появилось очень и очень много. А со временем сложнее. Тот факт, что с предметом что-то произошло, что он изменился и теперь находится совсем не там, где раньше, – вывести из этого идею времени может только живой разум. Потому что только у живого разума есть память. Для того, у кого нет памяти, нет и времени, мир для него – просто набор состояний. В каждый конкретный данный момент вот такое-то состояние. А что было перед этим, какое-то другое состояние – ничего этого нет. Время существует только для того, кто это изменение состояний видит и думает о нем. Поэтому, не будь в мире разума – человеческого, божественного, – не было бы и времени.
– А ведь смотрите, как получается, – продолжил вдруг за меня Лука. – Время появляется для того, кто думает о предмете. Но мы уже говорили о том, что в мире все взаимосвязано, то есть, если что-то происходит с одной вещью, это как-то отзывается во всем, абсолютно во всех других вещах. Значит, тот, кто думает о предмете, пронизывает своей мыслью сразу весь мир, и поэтому время одно и то же во всем мире. А если так, понятно, что эта мысль, которая пронизывает весь мир, – это и есть мысль Бога.
– Даже если это ты, Лука, думаешь?
– Получается, что так. Ну, то есть моя мысль – это и есть мысль Бога. Или маленький-маленький ее кусочек.
– Но с другой стороны, для Бога нет маленького и большого, – улыбнулся я. – Так что ровно с тем же успехом можно сказать и так, что твоя мысль – это очень большой кусок мысли Бога.
Мы вместе рассмеялись.
И еще долго говорили о времени – я спросил Луку, существовал ли Бог всегда.
– Вы же сами сказали, – ответил мне Лука, – что время появляется только тогда, когда появляется вещь, о которой можно думать. Значит, вопрос не имеет смысла. С нашей точки зрения, может быть только одномерно направленное время, текущее от прошлого к будущему. Богу такая картинка, наверное, показалась бы как минимум неинтересной. Для Него время – это какое-то море мыслей, в котором есть очень много течений, направленных в совершенно разные стороны. Для Него все всегда вместе и сразу. Если это когда-то имело начало, то до этого начала не было времени, а значит, там бессмысленным стало бы наше слово «всегда». Там даже слово «когда-то» совершенно ничего не значило бы. Вообще интересно, что человека беспокоит то, с чего и когда все началось. Ведь очень может быть, что время, как и пространство, бесконечно во все стороны. Но нам сложно это представить. Пространственную бесконечность мы неизбежно представляем себе как просто очень большое, но все-таки конечное пространство, а бесконечность во времени – как очень длинный день, который когда-нибудь все-таки закончится. Все-таки, поскольку мы конечны, представить себе бесконечность мы органически не в состоянии…
Мы продолжали и продолжали говорить.
То, что тогда сделал для меня Лука, действительно было очень важно. Мое разочарование, с которым я начал путь, пронизывающее весь этот мир, постепенно сменилось таким же пронизывающим ощущением страстного интереса и тугой, как пружина, свободы. Вопросы и ответы Луки были, как он сам признал, частью вопросов и ответов Бога. И это внушало надежду… даже веру.
Спроси Его зачем
– Зачем Бог создал это мир?
– Судить о Боге мы можем, только глядя на человека и мир вокруг. Стоит снова вспомнить, что в каждом из нас есть искра Божия. Когда мы о ней вспоминаем? Когда человека сравнивают с Богом? Когда он творит. «Божественный дар» – так говорят люди. Может быть, именно в этом и кроется ответ, зачем Бог создал мир. Он хотел творить, и в результате творчества появилось то, что мы называем миром. То же неудержимое желание создавать передано и человеку.
